Отзывы на книги автора «Сергей Кузнецов»

ПОДОБНО ТЫСЯЧЕ ГРОМОВ, он же СЕМЬ ЛЕПЕСТКОВ. Время — 1994, сквозная тема — «вещества», они же наркотики.

Много деталей, которые передают ощущение ранних девяностых.

У Кузнецова, мне кажется, к прочтению обязательно всё.

ПОДОБНО ТЫСЯЧЕ ГРОМОВ, как и вся трилогия ДЕВЯНОСТЫЕ: СКАЗКИ — оправдавшаяся заявка на победу.

Закономерно, что после сильной трилогии ДЕВЯНОСТЫЕ: СКАЗКИ последовали гениальные ХОРОВОД ВОДЫ И КАЛЕЙДОСКОП: РАСХОДНЫЕ МАТЕРИАЛЫ.

Помню своё первое знакомство с калейдоскопом. Учительница рисования принесла его на занятия в дошкольную группу. Мы его передавали из рук в руки, с парты на парту. Всматриваешься в глазок, вертишь трубку, заворожённо смотришь на узоры. Волшебство! Соседка по парте уже требует: "Дай мне!" Не насмотреться вдоволь. Выбежав после занятия в коридор, я тут же заявила маме, что хочу калейдоскоп в подарок на ближайший праздник. Мечта сбылась: спустя какое-то время, бабушка вручила нам с сестрой по волшебному устройству.

Но что же оказалось? Любование узорами быстро приелось. Это сначала все в диковинку, а потом похожие одна на другую комбинации приедаются, и вот уже калейдоскоп отправляется к позабытым игрушкам, а твоё воображение занято чем-нибудь более динамичным.

Сергей Кузнецов подобрал для романа чрезвычайно точную метафору. Эта книга - в самом полном смысле "калейдоскоп". Здесь будет разнообразие сюжетов и действующих лиц, которые так заманчиво сулит аннотация. Но достаточно быстро похожие идеи станут казаться навязчивыми. И вот тут главное: не бросить и продержаться страницы так до 300ой. Потому, во-первых, вы сами наконец-то поймёте задумку и расстанетесь с ожиданиями, которые очень мешают восприятию романа, а во-вторых, во второй половине книги сам автор как будто решил, что читатель вникнет в суть замысла, а потому достаточно с него навязчивого однообразия, и можно наконец-то перейти к более занятным сюжетам.

А замысел таков: нет ничего уникального, история повторяется то в виде трагедии, то в виде фарса. Вот дети сочиняют истории про овцелюдей, не зная, что впереди их ждут лагеря. Вот сказка про овцелюдей оживает на острове, где профессор занимается вивисекцией. Вот на Подмосковной даче совершено зверское убийство, а в то же время в Штатах развернётся та же жуткая история, разве что декорации другие. А потом эту историю вспомнят режиссеры второсортных фильмов. Вот те же киношники обсуждают идею нового фильма: два самолёта врезаются в две башни. Нет, не пойдёт - никто же не поверит! Но частицы в калейдоскопе могут сложиться самым невообразимым образом. И мы смотрели телевизор, не веря, что это - срочный выпуск новостей, а не триллер.

Кузнецов изящно стирает границы "читатель-текст-автор-персонаж": персонажи сами становятся авторами в своих мечтах написать книгу с задумкой как у "Калейдоскопа", разъясняют идеи и замыслы. А потом они же становятся персонажами в устах других персонажей. И хотя тут нет цели свести все линии воедино, точки все равно будут расставлены.

Повествование то и дело прерывается заметками незримого рассказчика. В историях и персонажах узнаются реальные исторические фигуры или уже существующие сюжеты. Так границы растворяются, и вот ты думаешь, а что если ты сам за "Калейдоскопом" всего лишь отгородился от мира посреди чумы?

"Калейдоскоп" - книга не утешительная. Она про то, что нет разницы между победителем и побеждённым, потому что в конечном счёте "судьба всегда судьба". Она про вечные надежды на лучшее в разрезах "если бы" и "как только". И про беспочвенность этих надежд, потому что на самом деле человеку остаётся только вот это самое "сейчас". До тех пор, пока некая сила не повернёт трубу калейдоскопа и частицы ещё минуту назад так ладно лежавшие в стройном узоре не разлетятся, не выстроятся в новый порядок. И так снова и снова, до скончания веков.
 

Я тут недавно из леса вернулась, мне и говорят - у нас вот такой вот бонус. Круто, отвечаю, надо прочесть. А время-то идет, тикает, в общем, в итоге оказалось, что мне почти на весь бонус было отведено полтора дня. И можно было бы бросить, конечно, но книга мне так понравилась, что бросать не захотелось, а захотелось очередной читательский подвиг совершить.
Хотя вообще, по совести, эту книгу надо читать медленно, вдумчиво, выписывая разные мысли в блокнотик, рисуя семейные связи. Это такое гигантское многофигурное полотно, растянутое в пространстве и времени, босховские мучения в самый жестокий век истории. Это лернейская гидра среди книг - уловил одну линию, сбоку выросло еще две.
(перебивает)
Илья Муромец рассказывает, как он сражался с Лернейской Гидрой:
— Отрубаю ей голову — на ее месте четыре вырастает. Четыре отрубаю — три вырастает. Три отрубаю — семь.
— Ну и чо?
— Полчаса рубил — никакой закономерности.

Не могу сказать, что книга прямо офигенная-сил-нет, она просто очень подходит мне. Я люблю переплетения, династии, тайны и загадки, люблю тему белой эмиграции, люблю, когда про чувства и эмоции, когда есть страдания, когда есть сквозные линии, когда есть какие-то комментарии, люблю постмодернизм, в общем, просто то, что доктор прописал.
Много разных, но в чем-то схожих персонажей, многие из которых вызывают симпатию своей неприкаянностью и поисками родственной души. Много душераздирающих историй из прошлого. И все такие понятные, что в 1900, что в 2000 году.
Повторяющиеся темы: эмиграция, любовь, наркотики, анархия, политика, роль России, Азии, Америки и Европы в мировой истории, смерть Бога, религия и вера, судьбы мира, прошлое, настоящее и будущее. Истории соединяются и разъединяются, преломляются друг в друге и разворачиваются необычными сторонами, как в калейдоскопе, но об этом автор нам сказал в самом начале. Раз в несколько глав упоминаются люди, которые сочиняют эти истории, как свою версию "Декамерона", впрочем, с сочинительством тут вообще столько всяких мотивов, что не перескажешь.
Много ярких сцен. Да в каждой главе есть яркая сцена. Они будут вставать у меня перед глазами, когда я буду вспоминать эту книгу.
Наводнение в Париже, плавающие куклы в доме Жанны.
Очкарик Митя и немка Грета гуляют по Варшаве.
Русские девушки учат китаянок танцевать в Шанхае.
Дина, Джек и Пол смотрят на русские танки по ТВ в Америке.
Теплая дачная компания веселится в лесу под Москвой в конце 60х.
Владимир возвращается в Барселону, где он когда-то воевал.
В провинциальной Англии русский проходимец устраивает фарс с участием звезды немого кино.
Он же становится Богом для своей последней любовницы в Италии...

И еще места, и еще люди, и еще беседы. Как ни странно, при всем объеме этой книги не хочется, чтобы она заканчивалась. Хочется еще историй, и еще этих "перебивок" на ту же тему, и еще загадочных лиричных концовок глав, еще свежего воздуха.
Буду перечитывать, только в каком-нибудь другом порядке, наверное, чтобы стекляшки сложились иначе.

Чёт вообще не поняла, что прочитала и к чему. К чему ещё более менее понятно. Знаете ли, люблю на досуге поразмыслить о душевном устройстве маньяков там всяких, да и вообще людей, повернутых на чём-то.
Что ими движет? почему они поступают так и не могут иначе? Тяжелое детство ? Отсутствие любви ? Еще какие-то психологические травмы ? Обязательно ли их наличие или и в благополучной среде/семье может случиться бзик в психике ?А если пересекутся любовь и боль, добро и зло ? Возможно ? Что будет ? Почему, наконец, боль может тоже дарить наслаждение и есть ли край у этого ? И одно дело, когда это взаимно, тогда вообще не наше дело. А если без согласия, да прикрываясь добрым умыслом ?

Как всегда вопросов интересных гораздо больше, чем ответов на оные. Их вообще, пшик, да и того меньше, если исходить из данного произведения.

Да, есть такая Ксения, предпочитающая пожестче, так будет кайфовее. Хлысты там всякие с наконечниками, прищепки на соски, подвешивания, на худой конец, кусок стекла в бедро тоже ничёси.

Все как-то замолчали, будто смутившись, а Саша сказал что-то вроде нам, ванильным людям, этого не понять.

И есть маньяк, боящийся боли, но считающий, что другим это во благо. И там уже не останавливаются, пока жертва не отдаст концы. Если тебя режут, колют, вырывают и отпиливают части тела....Кровь, кишки....Вот уж действительно благими намерениями выстлана дорога в ад, персональный или еще какой.

Аннотация, как всегда, изобилует громкими фразами. На деле-же остается пшик. Вернее, нет, я повторяюсь.

Там, где они встретятся, останется лишь пустота и боль. А боль не знает лжи.

так вот осталась пустота и бессмысленность как происходящего, так и прочитанного. Густой замес из политических реалий 2000-хх, человеческих пороков и никчемности, картонности персонажей и громких тем обернулся зловонной жижей обо всем и ни о чем. Окончание романа становится последней каплей в разочаровании. Предсказуемость равно банальность. Закос под контркультуру и литературу вообще

У меня скачана еще Калейдоскоп. Расходные материалы автора. Теперь вот думаю: оно мне надо или нет ?

Только что закончила читать и написала бы тысячу слов, если б могла. Таких, чтобы захотелось прочитать каждому, послала бы автору какую-нибудь мистическую благодарность, цитировала и перечитывала бы отдельные строчки...
Я редко жалею о том, что не умею писать вразумительно и интересно. Особенно о самых сильных впечатлениях. Вот сейчас тот случай, когда правда жалею.
Из современной литературы по силе произведенного впечатления могу сравнить только с "Благоволительницами". Но только по силе. По сути, форме и содержанию это другое совсем.
Удивительное совпадение, созвучие с собственным моим миропредставлением, мироощущением. Жизнь как таинство, как боль, и страдания - страдания и боль рождений, смертей, любви, прощений, выборов, но самое главное - таинство. Та самая темная вода, из которой все мы пришли и куда неизбежно уйдем с головой в срок.

Сложная замута с авторами, предисловиями и составителями. Если пропускать вступления, можно не понять, кто написал рассказ. И если не обращать на это внимание, как я, так как мне неважно, кто автор, а важен сюжет, то чтение пройдет гладко.

Сборник включает в себя 13 рассказов, я бы сказала, кусков, выдранных с контекста, потому что почти все начинаются с середины и чаще всего непонятно, что происходит, кто все эти люди. Иногда к финалу наступало прозрение, иногда нет. Некоторые наброски носили больше фэнтезийный флер, например про дриад и русалок. Лор самый разнообразный, но общее есть - это Россия, чаще футуристический СССР. Имена колеблются от наших, европейских, авторских. Собственно, была пара интересных и многообещающих фантастических набросков, которая понравилась, но в общем и целом - не зашло.

«Боже, какие мы все маленькие, какие маленькие на фоне того, что уже случилось, чего не вернешь, не исправишь. Из последних сил тащим камень, неведомо, где найденный, неведанно кому предназначенный, тащим и пытаемся смеяться – а история захватывает нас, огромная словно море»

Не перестаю удивляться нашим авторам. Сергей Кузнецов покорил меня своим повествованием еще тогда, когда я читала «Живые и взрослые», это была подростковая книга-фэнтэзи, где события разворачивались между двумя мирами.

«Хоровод воды» - семейная сага о пяти поколениях, о жизни очень разных людей, которые переплетаются в круговорот событий и соединяются воедино. В центре внимания история двух братьев и сестры. Никита владеет аквариумным бизнесом, имеет жену и молодую любовницу, немного запутался в своей жизни. Аня продавщица в обувном, у нее есть маленький сын Гоша, а мужа нет, хотя имеется ухажер, но стоит ли связывать с ним жизнь? Ведь все женщины в роду были одинокими, может это проклятье? Александр неудавшийся художник-алкоголик, на своем уме, ему никто не интересен кроме личной персоны. Каждый из них вертится в своем хороводе и спрашивает себя: «Я поступаю как отец?», «Неужели мама была права? Мой страх зародился от нее?». И все здесь превращается в круг, когда сын приходит к отцу и слышит все те же слова и все снова повторяется.

Кузнецов смог очень ловко показать разницу поколений и объяснить, что не бывает - «Раньше все было проще и понятней». Никто не чистый лист, никто не знает как правильно, жизнь вообще штука сложная, а корень у дерева один и его хрен выкопаешь. Вот так и поколения имеют один корень, а мы ветки, прорастающие направо и налево.

В общем, роман получился отличный, местами грубый, горький, ироничный, опускающий вас вместе с героями на дно их страхов, тайн, а потом помогающий «хороводом воды» выплыть и вдохнуть полными силой легких свежий, чистый воздух. И тогда все начинается сначала…

Мы живем в прекрасном мире, сынок. В прекрасном, справедливом мире. Где каждый может найти себе дело по душе: ученые занимаются наукой, учителя учат, Министерство Приграничных Территорий ловит шпионов.

Когда мы говорим о "Живых и взрослых" Кузнецова, следует учитывать, что это трилогия. Есть одноименный первый роман, есть второй "Живые и взрослые: по ту сторону" и должен быть третий, которого пока нет, но именно его задача логически завершить историю. Я прочла первую часть и не уверена, что хочу вторую. по крайней мере до тех пор, пока не появится третья. Не потому, что плохо. Плохо Кузнецов не умеет, он феерически талантлив. Но оттого, что в процессе чтения чувство, что автор работает вполсилы, с таким "читатель ждет уж рифмы "розы"? На вот, возьми ее скорей" - это ощущение крепнет и разрастается.

С тобой словно играют, как нерадивая нянька с ребенком: вот тебе пупс, вот машинка, до кучи еще и мультики включу. А метать перед тобой сапфиры, алмазы и прочий душевный бисер - много чести будет. Не то, чтобы мне непременно хотелось вырванного из груди сердца, которым писатель иллюминирует дорогу до табачного ларька, но определенная читательская подготовленность и представление о возможностях автора позволяют упрекнуть его в намеренном снижении уровня подачи.

И это при том, что великолепный трендсеттер Кузнецов уловил грядущую актуальность темы детей-мертвецов (детей&мертвецов, как вариант) уже в 2011, когда даже Веркин своего "Через сто лет" не написал, а до "Пищеблока" Иванова было как до Луны пешком. Не то, чтобы он был первым, эта тема в современной русской литературе вышла из масодовского "Мрака твоих глаз", написанного десятилетием раньше, но в том виде, какой у Масодова, ее не то, что детям - просто приличной публике невозможно показать.

Потенциал богатейший и, сказать по чести, ни Веркин, ни Иванов не справились с темой вполовину так хорошо. как это получилось у Кузнецова: зомби Веркина действуют в мире, реалии которого так и остаются до конца неясными; вампиры Иванова помещены в советскую действительность начала восьмидесятых, но ощущаются именно как искусственный привой, который так и не прижился в книге. Не то у Кузнецова, в альтернативный мир, в котором люди после смерти не умирают насовсем, но получают иную форму бытия, можно погружаться долго. находя ответы на возникающие по ходу экспедиции вопросы: бывают ли мертвые добрыми или только злые?; почему мертвые вещи лучше живых?; кто такие зомби и фульчии?; как в прежние времена живые и мертвые жили безо всяких границ? Вопросов хватает, но ответ почти на каждый найдешь в книге. а на какие не найдешь, того, стало быть, и не надо тебе знать.

При том, что четверка героев и во множестве окружающие ее взрослые не производят впечатления картонных или целлулоидных, вполне себе узнаваемые типажи. Ну вот оно и сказано, слово, которое объясняет, почему интересная книга талантливого автора не вызывает желания продолжить знакомства. Узнаваемые обаятельные персонажи, в которых автор вдохнул подобие жизни, и зажег высокой миссией, и даже поставил обеими ногами на землю тщательно проработанной реальности, но не дал четвертой стихии - не влил толику крови сердца. Оно за тем нужно, не для того, чтобы из груди рвать. Не потому отказал в живой крови, что не было у него или не умел, а просто махнул рукой - этим и так сойдет. И потому дурацкий зомби-вампир Веркина с его дурацким велосипедом, живее живых детей Кузнецова.

Мне скажут: что за буквализм, это философская фантастика вообще, с чертами социальной. Мы и они! Человеческие отношения и мир чистогана! Духовное и материальное! Имманентность и трансцендентность! Время, существующее для того, что живо и остановленное для мертвого! Дуализм! Хорошо, если вам воля видеть в книге все эти вещи, пусть так. Хотя сдается мне, Сергей Юрьевич просто водит вас за нос, посмеиваясь, он на это большой мастер.

Честно говоря, не очень понятно, для какой аудитории автор писал свою книгу. Идеалистические пионеры конца семидесятых давно превратились в умудренных опытом циничных взрослых, знающих, что в мире почем, современные же дети иного мира, кроме капиталистического не знали. Да, он очень здорово вывел несовершенства обеих систем, их лицемерие, продажность и алчность, но герои вышли картонными и лубочными.

Мир Живых - аллюзия на СССР времен застоя. Граница между живыми и мертвыми на замке, но большим шиком считаются мертвые вещи - одежда, техника, жвачка, кино, музыка. Технологии живых, увы, не дотягивают до высоких стандартов, но официальная идеология гласит, что погоня за красивыми мертвыми вещами бездуховна и вообще фу. Есть, причем, идеологи идейные (у которых денег не хватает на модные шмотки, вот и зелен виноград), а есть те, кто на словах патриот, а на деле все совсем иначе. К таким относятся сотрудники местного МИДА, который называется МПДЗ (Министерство по делам Заграничья) - у одной из героинь, Марины, там работает дядя. Сначала я не понимала, что нужно от живых мертвым, но об этом автор начал подробно говорить только в третьей книге (нужны таки сильные эмоции, которых у мертвых нет, но они ими питаются - боль, ужас, страдание, горе), а до этого шло такое себе тру-советское повествование, перемежаемое сценами трэш-боевичков про зомби и столь нелюбимого мною "умные дети раз за разом мочат крутого взрослого спеца, потому что они добро, а он - зло".

А еще там есть молодежные субкультуры, к которым взрослые относятся с подозрением, но в третьей книге пытаются как-то с ними заигрывать, даже фестиваль устраивают для них и торжественной делегации заграничных мертвых гостей. Даже готы свои есть - называются смертники, носят черную с серебром одежду и гордо заявляют, что мертвые не оживут, зато всякому живому суждено стать мертвым, а поэтому привыкать надо начинать уже сейчас и вообще memento mori. Правда, с девочкой-смертницей автор выворачивает так, что, посмотрев на настоящую смерть, она тут же перекрашивается в блондинку и начинает носить джинсы.

Самым сильным моментом показался монолог матери Гоши из первой книги про открытый мир без границ, где мертвые заменили зеленые скверы мертвыми парковками с мертвыми машинами, а вместо домов построили офисы, где живые должны зарабатывать мертвые деньги, чтоб купить мертвые вещи, а матери боятся выпускать детей на улицу, чтобы их там ненароком не съели.

Прочиталось не без интереса, но я, видимо, не целевая аудитория, поэтому 4-.

De profundis clamavi ad te Domine...

Это микрокосм. Вселенная, собранная в головке члена. И это не персональный ад. Это боль мира, слитая в чашу. Крик бытия, короткий, как свист хлыста в воздухе. Страх, потраченный на новую семихвостку.

BDSM и правда дорогое удовольствие.