Отзывы на книги автора «Сергей Кузнецов»

Он не сложнее и не проще
И никакой он не другой.
Без Братьев мир такой же точно.
Такой же точно, но иной.
/Вместо эпиграфа/

Я уже, помнится, как-то рассказывал: ну не люблю я читать предисловия. Пролистываю их как ненужную часть книжки. Не стало исключением предисловие и этого сборника.
И сюрпризом для меня было то, что в книге этой, перед каждым рассказом, её составляющем, было ещё по одному предисловию! Опять пропустил. Читаю рассказ. Читаю, и не могу понять: «Это что, вот прямо правда Шаламов писал? А этот? А вот этот точно Владимир Орлов?»
Пришлось вернуться к началу времён — прочесть-таки предисловие сборника. Потом — прочесть предисловие к каждому из рассказов. Постепенно (как до жирафа) до меня начал доходить смысл мистификации мистификации (два раза слово «мистификация» я написал намеренно). Тут вот в чём, оказывается, фишка. Те маленькие предисловия перед каждым рассказом, оказывается, написали авторы этих самых рассказов — по большей части известные мне современные писатели. При этом подписались эти самые современные писатели именами писателей ещё более (по большей части) известных мне, но уже не современных, а живших чуть пораньше в двадцатом веке.
В чём смысл этого замута? — возможно, спросите вы. А я отвечу. Смысл вот в чём: составители сборника представили себе мир, в котором не было бы таких писателей как братья Стругацкие. Чем бы тогда заросла поляна советской фантастики второй половины двадцатого века? Вот попыткой ответить на этот вопрос и явилась та книга, про которую я сейчас рассказываю.
Ну что сказать, друзья?.. Рассказы, конечно, неплохие. И, всё же, как здорово, что писатели братья Стругацкие на нашей Земле, в нашей стране, в одно с нами время жили и творили. Спасибо им огромное за это.

Это просто отвратительно. Ужасно.
Я поставила одну звезду только потому, что меньше уже нет.
Я не ханжа, совсем наоборот. Но для меня это было слишком.
Читать порно о зоофилии...Это слишком даже для моей всеядности.
После первых страниц, я еще часа 2 боролась с рвотным рефлексом.
Ни о каком чтении дальше и речи нет.
Даже после моего первого вскрытия трупа у меня не было такого отходняка...
Уж лучше двухнедельный утопленник, чем ЭТО.

Что-то последнее время Книжный Бог проверяет мои моральные устои. И что-то последнее время мои устои очень устойчивые. Или наоборот? В том плане, что безобразия, описанные в книгах, меня мало колышат. Мало оскорбляют мой нежный слух (который, видимо, перестал быть нежным). Наверное, последние истории с "оскорблением чувств верующих" так на меня подействовали, что я внутренне решила ни на что не оскорбляться? А может быть, все-таки главное - мастерство писателя, который подает неприкрашенную правду жизни - либо так, что тебя воротит от нее, либо так, что ты ее принимаешь со всеми потрохами?

Чем еще можно объяснить такой факт, что "Щегол" Донны Тарт мне совсем не понравился, а "Подобно тысяче громов" - вполне хорошо прочитался? Конечно, это не совсем моя литература, но никакого отторжения книга не вызвала. Да, правда, все так и было и есть. Про разные виды наркотических средств и способы их употребления даже познавательно (для такого непосвященного читателя, как я :)

Мне кажется, в наше время ужасно тяжело писать детективы! Попробуй не повторись! И то уже было, и это. Кузнецов написал очень читабельный, энергичный, жизненный роман и я даже обрадовалась, когда узнала, что это трилогия и можно читать дальше.

Книга написано необычно. Без каких либо переходов расказчики текста меняются. Повествование просто идет и где-то в середине абзаца понимаешь, что три предложения назад было написано от лица одного, а теперь от лица другого. Поначалу читать тяжело, потом привыкаешь к такому рваному, неоднородному тексту и начинаешь ловить кайф. как будто камера все время переезжает на разных героев и ты слышишь их мысли. Очень много описаний употребления наркотиков. Но сама история мне понравилась, я потом долго думала о всех друзьях и о случившейся смерти. Зацепило, так сказать

Книга вышла в серии “Московский Перес-Реверте”. В том смысле, что Кузнецов - наш Реверте.
Очень, ооооочень загадочное сравнение. Не понимаю, чем вызванное.
В аннотации стоит такое объяснение:“Книги Кузнецова — образец увлекательной интеллектуальной литературы, в которой комизм переплетается с трагизмом, а напряженная интрига и динамичный сюжет соседствуют с чистой лирикой”. Ну-ну, пусть так. Спасибо, хоть со словом “московский” не соврали.

Действительно — очень “московский” автор. Представить, что действие трилогии “Девяностые: сказка” происходило в другом городе (в моем родном Нижнем Новгороде, например), лично я не могу. Это вам не “Жмурки” Балабанова, хотя посыл тот же: “Для тех, кто выжил в девяностые”.

Изначально книга называлась “Седьмой лепесток” и успела нашуметь. В 2004-м мощную рекламу ему создал Госнаркоконтроль, объявивший, что текст является пропагандой наркотиков (статья 613 Административного кодекса), и требовавший книгу из продажи изъять, а автора и издателя (“Амфору”) судить. Шума было много, но все утряслось, и в 2005-м “Лепесток” был даже переиздан — в другом издательстве, в новой редакции и под новым названием — “Подобно тысяче громов”.

Это, как и прочие книги трилогии, — старая сказка на новый, детективный лад. В комнате — семь человек. Богатая красавица Женя Королёва произносит: “Это мой последний лепесток”, кладет что-то в рот и умирает. Еще в детстве она придумала игру: иметь цветик-семицветик — лишнее, достаточно сказать: “Лети-лети лепесток…”, пожелать что-то, и все сбудется. Вряд ли сейчас Женя загадала умереть. Выходит, ее кто-то убил? Кто — да тот, кто дал ей чертову марку с кислотой! Один из шестерки за круглым столом, кто-то из тесной компании, объединенной общим детством, общим бизнесом и перепутанными личными отношениями: каждый в ней спал с каждой — прямо как в Санта-Барбаре.
Кузнецов шаманит, повторяя фразы, повествование нервно скачет от первого лица к третьему: почти все герои постоянно под кайфом. Вертится клубок из любви, комплексов, смерти, случайного секса, лжи, рейва, наркотиков, бессмысленности существования, боли, счастья… Лети-лети лепесток. Возвращайся, сделав круг.

Но почему Перес-Реверте? Зачем Перес-Реверте?.. Ни-чи-во не понимаю.

В ЖЖ

Не знаю, как могут воспринять эту книгу те, кто не жил в описываемое время, но я как будто в юность вернулся. Я бы даже не назвал это книгой, это тот самый рейв, облечённый в слова. Почти позабыв следить за сюжетом, я окунулся в ритмичность строк и поплыл по ним, выхватывая из общего потока знакомые звуки и вспышки образов. Очень странное и непривычное ощущение после прочтения. Но Сергея Кузнецова хочется почитать ещё.

Один из немногих сборников на мой памяти, в котором целое больше суммы частей. Я не знаю, как возникла идея сделать такую штуку: предположить, кто из «больших» советских писателей мог бы стать на место братьев Стругацких – авторов фантастики поколения. И как могли бы выглядеть их тексты. Даже если на выходе получился бы пшик, игра стоила бы свеч, будила бы читательское любопытство.
А тут, по моему мнению, не просто не пшик, а прямо несколько очень удачных вещей.
«Варлам Шаламов», Ника Батхен, Страна Уран . Страшная история, в которой ГУЛАГ находится в космосе. Похоже немного на Марс, 1939 год . Это, несомненно, ретейлинг, очень полезный для разрыва связи "репрессии-архаика".
«Андрей Битов», Дарья Бобылева. Сговор. История-впечатление, перебрасывающая "мостик" от расстрела императорской семьи до инсектоидов. Несколько неожиданных смен ракурса.
«Север Гансовский», Эдуард Веркин. Физики Жемчужина, настоящее чудо. У Веркина вроде бы есть еще несколько рассказов из этого мира и, внимание, действие Сороки на виселице тоже происходит в нем. Во-первых, это красиво (с), во-вторых, это мастерски рассказанная история и, в-третьих, она ставит действительно, по "стругацким" меркам масштабный этический вопрос! Добавлю, что слушали в машине, младший сын очень сильно вовлекся. И там снарки есть!
«Владимир Орлов», Елена Клещенко, Людмила и Мелия. Городское фентези в «добром мире твоих забот». Красиво.
«Фазиль Искандер», Владимир Березин, Ореховый лес. Теплая сказка, действительно тонкая стилизация.
«Виктор Конецкий», Ина Голдин, Помполиморсос. Вообще не знаком с творчеством реального Конецкого, хотя оказывается, что он соавтор сценариев «Полосатого рейса» и «Тридцать три». Но оммаж настолько раскрывает его стиль, что… Знаете, из лучших образцов «совкового» подлинного стремления к героизму, столь опошленного потом многочисленными эпигонами.
«Михаил Анчаров», Ася Михеева, Монтанай – 69. Отлично рассказанная история с удивительно светлым смыслом, уже у самого финала раскрывается еще одним значением, тоже этической проблемой масштаба братьев Стругацких. С их же чистой верой в человека будущего.
«Василий Аксенов», Николай Караев, «Марсияне близ «Кантинуума». Возможно, самая слабая вещь. Просто виньетка.
«Юрий Рытхэу», К.А. Терина, «Песни снежного кита». Венок историй о связи человека с природой и другими людьми. Через красивый прием остранения интересно посмотреть в зеркало.
«Александ Галич», Сергей Кузнецов. Право на отдых. Масштабная история, в духе Стругацких позднего периода. Несколько крутых поворотов сюжета. Достойное завершение сборника. Кузнецов тот самый, автор Учителя Дымова .