– Доброго утречка! – громыхнула на всю кухню женщина. Ее седые волосы растрепались, но она вовсе не выглядела старой – лицо раскраснелось, полные губы сочились алым цветом, живые карие глаза светились жизнью. Она поставила корзины на разделочный стол в углу и, подняв взгляд на Ивири, улыбнулась, демонстрируя ряд крупных белоснежных зубов:

– А вы видно, верна Ивирия?

– Нет-нет, какая же я верна, – смутилась девушка и добавила: – Ивири меня звать, да.

– Ежели так, я – Кара, – ее улыбка стала еще шире. – А это сын мой – Климуш. С дочкой-то, поди, уже познакомились?

Ивири приподняла брови:

– Лана ваша дочь?

Женщина всплеснула руками:

– Что ты! Верна Лана – моя хозяйка! Я за Клину говорю, сподручницу ее. Это дочка моя! – ее глаза светились нескрываемой гордостью.

– А, – улыбнулась Ивири, с теплотой вспомнив девочку, – Конечно! Ваша дочь так помогла мне! Они с верной Ланой спасли мне жизнь!

– Да, она способная девчонка-то, Клинка моя… А ведь ей только десятый годок пошел. А уже столько умеет, может – меня, старую, врачует так, что любой лекарь обзавидуется! Ну, только не хозяйка моя, конечно, – ей до верны Ланы еще расти и расти! Ты, поди, проголодалась?

– Честно говоря, я верну Лану искала или верна Дерка, – Ивири смущенно покраснела. – Просто никого в доме нет. Я проснулась, вышла – тишина, и никого.

– А после завтрака каждый по своим делам отправился, – тепло улыбнулась ей женщина. – Вот к обеду, глядишь, вернутся, – она перевела взгляд на отдыхающего в углу паренька и громыхнула: – Климуш! Ну! Чего расселся-то?! Ступай на конюшню! Поди, до сих пор не прибрано!

Парень нехотя поднялся с пола и вышел из кухни. Под нос он что-то неразборчиво бормотал.

– Вам помочь, матушка Кара? – Ивири с готовностью выскочила из-за длинного стола и схватила стопку тарелок, стоящих на краю. Но Кара, несмотря на видимую тучность, молнией метнулась к девушке, выхватив у нее из рук грязную посуду:

– Вы что, верна Ивири, – забормотала она. – Вы чего удумали! Чтобы гостья госпожи на кухне прибиралась! Чтобы я со стыда померла!

– Да нет, я… – Ивири попыталась вставить слово, но Кара была непреклонна:

– Вы уж простите меня, старую, но не позволю я! Да как же можно?!

Выудив из рук девушки всю посуду и захватив заодно несколько кружек со стола, женщина важно прошествовала в свою маленькую комнатку. Ивири откровенно расстроилась, не в состоянии принять на себя роль «верны».

– Да я всю свою жизнь служила, матушка Кара, – взмолилась она вслед удаляющейся квадратной спине. – Какая из меня верна? Во мне ни капельки благородной крови! Почему за верну приняли?! Разве платье на мне с чужого плеча.

Кара остановилась, оглянулась. В ее карих глазах читалось недоверие.

– Служила, говоришь?

– Да!

– Служка служке – друг и помощник, но ты уж меня пойми: ты – гостья. И не моя, а хозяйки. Приняла б ты помощь от гостьи твоих хозяев?

Ивири грустно покачала головой.

– То-то, – Кара развернулась и скрылась в подсобке, откуда донесся ее бодрый голос. – Да и нечего мне помогать, сама кому надо подсоблю!

– Хотя бы посидеть с вами можно? Не помешаю?

– Да мне только в радость компания, – из комнатушки донесся грохот посуды. – А то дети заняты с утра до вечера. Но я не жалуюсь, все при деле, на свой хлеб уже сами зарабатывают. Соседские служки, знаешь, обзавидовались.

Ивири, облокотившись локтями о столешницу, подперла щеки руками.

– А ты откуда, дочка? – женщина вышла из подсобки, вытирая мокрые руки о передник.

– Я выросла в предгорье Ашрум.

– Отец, мать – есть кто?

Ивири грустно покачала головой.

– Братья может?

– Не знаю. Может, и есть где-то. Меня в горах нашли еще маленькой. Я не помню ничего.

– А кто ж так покалечил-то тебя? – матушка Кара сочувственно глядела на девушку.

Ивири покачала головой.

– Не помню я ничего.

Хоть и нравится ей эта женщина и этот дом, но не станет она рассказывать, слишком опасно подозрение в ведьмовстве. А ну как ее опять за ведьму примут и местного мантара вызовут? Ивири содрогнулась от нахлынувших воспоминаний. А помнила она многое, вплоть до того момента, пока не потеряла сознание. Налитые кровью сумасшедшие глаза Роуха, наконец-то получившего желаемое – ведьму, – этот взгляд останется в ее памяти на всю жизнь.

– Ну, а лет тебе сколько?

– Не так давно семнадцать исполнилось.

– Совсем девчонка еще, – Кара хмуро покачала головой. – Будь аккуратнее, дочка. Ты девка больно красивая вышла. Как бы беда не случилась. Нельзя тебе одной…

– Да что вы, матушка Кара! Какая я красивая?! – Ивири засмеялась. – Это вон верна Лана красивая, дочка ваша, Клина, хоть и девочка еще – а такая красавица! А мне-то куда до них? С рыжими космами?

Пухлые губы женщины расплылись в улыбке:

– Ну, Клина моя еще ребенок, поди, где там разглядеть. Да и за ней есть кому присмотреть: я еще свое поживу и брат старший всегда рядом. А вот ты о себе невысокой мысли, я погляжу. О таких волосах песни слагать будут. Ну да ладно, жизнь все на свои места расставит. Плохо только, что ты одна совсем, словно маковка на ветру. Зацветешь ярким цветом, того и гляди, кто, походя, сорвет.

Ивири мысленно махнула рукой. Негоже девчонке с женщиной в летах спорить. Внезапно резко потянуло запахом свежей рыбы и теплым парным молоком. Желудок сковал голод. В дверной проем просунулась крупная рыжая голова с зелеными стеклянными глазами. Ивири сглотнула. Чужой животный голод вызвал в ней панику, тошнота подкатила к горлу. Она зажала двумя руками рот, зажмурилась и вскочила. Что-то с грохотом полетело на пол.

– А ну, пшел отсюда! Сгинь!

Дверь захлопнулась и все прошло. Ивири открыла глаза. Кота и след простыл, а на его месте у закрытой двери возвышалась тетушка Кара, испуганно разглядывая девушку.

– Ну как? Пришла в себя? Может, водички попьешь или умоешься? Ты ж, поди, не завтракала? – всплеснула руками тетушка. И через мгновение на столе появился кувшин с молоком и огромный кусок свежеиспеченного хлеба с сыром и рубленными вареными яйцами.

Ивири осторожно сделала вдох. Тошнота отступила. Она с облегчением обнаружила, что упала, но не разбилась глиняная чашка. А Кара уже совала под нос такую же чашку, полную прохладной воды. Ивири выпила залпом половину.

– Ты прости меня, дочка, это я, дура старая, виновата – с утра кота не покормила, вот он и явился. Все кормлены, он один голодный. Я его утром обыскалась, не нашла разбойника – таскался где-то, а молоко, решила, поставлю во дворе. И вот заболталась с тобой – совсем из головы вылетело… А ведь хозяйка мне строго-настрого приказала всех покормить и запереть… А я и пропустила его, негодника… Ты прости меня, дочка. Я ведь так и поняла, что нельзя тебе к скотине… Вижу теперь сама, что нельзя.

– Нельзя? Так верна Лана сказала? – Ивири нахмурилась. Ей нельзя общаться с животными?

Матушка Кара на мгновение вытаращила глаза, но, видимо, вспомнив или подумав о чем-то, сразу взяла себя в руки и покачала головой. Присев на лавку напротив Ивири, она понизила голос:

– Ох, дочка. Видишь, как оно. Чего только не бывает в жизни. Господа Дерк, Эйдей… ах, сколько их еще таких было тут. Теперь и ты. Вот и Клина моя… тоже такая ж… , – последнее слово она прошипела, а глаза вновь округлились, как два блюдца. – Только у нее дар, как я погляжу на других, больно удачливый – людей врачевать. К верне Лане вон со всего Рукрина народ идет, всех лечит, много лет уж как. Уважают ее очень. Сколько людей от смерти спасла, детей уберегла! А она мою Клину выбрала себе в ученицы, да и меня, старую, с сыном приютила – чтобы дочку-то мою учить. Способная, говорит, очень. Ну-ну. Я-то и сама всегда замечала, что не такая девчонка-то, странная. Все боялась, что подземники загребут, все ж ведьмовской дар. Да и сейчас боюсь. Страшно, ага… А таким, как ты, – еще страшнее. Целителей-то никогда особо не трогали, а ты, бедная… одаренная

Качая седой головой, женщина понуро пошла к корзине. У Ивири брови поползли на лоб от всего услышанного, и одновременно забурчало в животе от голода. Что такое болтает Кара? Какие-такие «одаренные»? Почему ей должно быть страшнее? И что с ней самой произошло, когда на кухню влез кот? Она всегда любила животных, чувствовала их, что ли, – они просто были ей понятны, их желания, намерения. Она знала, когда пес зол, лошадь устала, а свинья довольна и сыта. Этот кот был голоден. Однако ее впервые настолько захватила острота ощущений. Она словно сама на миг превратилась в голодного до смерти кота. Вторая странная встреча с животным за последнее время. А с медведем-то было по-другому. Да он и сам был другой, словно и не животное вообще, а человек в звериной шкуре.

Пронзительный визг с улицы заставил ее забыть обо всем. Следом что-то грохнуло и враз полетели вдребезги все стекла на кухне. От испуга она упала под стол и заползла под лавку. Снаружи засвистели, какие-то мужчины громко ругались, но их тут же прервал властный женский голос. Верна Лана! Чистый голос оборвался, женщина закричала. От этого крика волосы на голове у Ивири стали дыбом. Девушка лихорадочно оглянулась и увидела белое лицо матушки Кары, машущей ей из-за огромной бочки в углу. Девушка быстро поползла к ней на четвереньках.

– Сюда! Сюда! Вот нора, под бочкой! Лезь и сиди там тихо! Быстрее!

Ивири не успела понять, каким образом она втиснулась в узкую земляную яму, вырытую под половицами. Через секунду над ней опустились деревянные доски и сверху с тяжелым стуком что-то упало, закрыв остававшиеся щелки света. Бочка. Девушка очутилась в кромешной темноте. Над головой раздался приглушенный крик. Матушка Кара! Ивири дернулась, попытавшись поднять крышку и сбросить бочку с половицами, но это было ей не под силу. Что там происходит?! А вдруг она могла бы помочь! Зачем только послушалась и полезла сюда, ведь если это грабители, каждая пара рук на счету! Ужас какой, среди бела дня!

Ивири принялась толкать ногами и руками половицы, но тяжелая бочка стояла крепко и не поддавалась. Она прислушалась. Грохот и крики едва доносились до нее, затем все стихло на какое-то время, а потом девушка уловила легкий запах дыма. Пожар?! Она задохнется тут либо сгорит заживо! Девушка что было сил лягнула упрямые половицы над головой. Никакого результата. Если уж ей суждено умереть, так лучше мгновенной смертью от ножа, чем мучительной и долгой в этой могиле. От страха и дыма в голове помутнело, она вся вспотела. Ей кажется или она уже чувствует жар кожей?! В этот самый миг половицы над ее головой вдруг разлетелись в щепки, а в лицо хлынула красная жидкость. Вино. Ивири удивленно моргала, вытираясь и кашляя. Сквозь пелену дыма она разглядела над своей головой три огромные фигуры в сверкающих доспехах.

– Тень небес, бочка взорвалась!

– Ведьма!

– Тащи ее отсюда и уходим, если не хотите поджариться!

Огромная ручища схватила ее за запястье и одним махом вытащила из ямы, словно котенка. Все вокруг дымилось и горело. Они вылезли через кухонное окно во двор и отбежали на десяток шагов от полыхающего дома. Здоровяк бросил девушку на землю. Ивири, приземлившись, зашлась в приступе удушающего кашля, растирая по лицу слезы и потеки вина. Вдоль всего забора вокруг дома стояли мужчины в таких же доспехах, как и у тех, кто вытащил ее. Их шлемы с поднятыми забралами были ярко-алого цвета. За ними на приличном расстоянии собралась толпа зевак.

Кроме треска пламени, охватившего дом целительницы Ланы, по всей округе не было слышно больше ни единого звука. Дом стоял на окраине города, вдали от остальных. Подул северный ветер, выворачивая пламя в благоприятном для города направлении, унося вдаль от городских крыш дым и копоть. Дом горел, время шло, но никто не двигался, не произносил ни слова, словно заколдованные. Лишь только глазам девушки вернулось нормальное зрение, открылась жуткая картина. Обуглившееся тучное тело, лежащее на пороге, принадлежало матушке Каре. Черные обрубки рук замерли навеки в желании дотянуться до своего сына. В нескольких метрах от нее лежал паренек Климуш с перерезанным горлом. Огонь еще не успел добраться до него.

Ивири в ужасе закрыла рот рукой. Подул холодный, пронизывающий до костей ветер и вместе с ним наваливалась огромная усталость, кружилась голова. Нужно бежать, немедленно скрыться от этого чужого ледяного дыхания, только ноги не слушались. С трудом подняв голову, она оглянулась на толпу. В нескольких шагах от нее рядом со стражниками стоял бритоголовый мужчина в алой рясе. Его ледяные глаза пристально смотрели на девушку и источали жуткий холод.