На небе видны луна и звёзды. Спешу, как могу, но знаю, что меня уже ничто не спасёт.
Мама сказала: «Не придёшь домой засветло – убью!» Но я знаю, что вернуться всё равно надо.
Мне, конечно, влетит за потерянную куртку. Но как искать её ночью в посадке?! Ещё достанется за изрезанную и измазанную кровью футболку: мама и слушать не станет, что это не моя вина.
Мам, ну не кричи так, пожалуйста! Знаю, что поздно, но я спешил. Честно. Я же вернулся. Даже не страшно, что убьёшь. Меня – уже. Видишь порезы? Но я вернулся. Ну, не кричи… Не плачь, мама, я ведь вернулся.
«Помни, сынок: достойная жена – это сытная домашняя похлёбка. Какие бы харчевни ты ни посетил, что бы ни перехватил по дороге, только она даст тебе сил после тяжёлой работы», – сказал Лею отец, когда вернулись сваты, расхваливая дочь семьи Жэнь по имени Ши. Жэнь были чужаками, но с богатым приданым.
«Достойная жена подобна щербету из-за западных застав, – сказал Лею брат, – будешь есть, пока живот не заболит».
Лей вспомнил эти слова, когда Ши склонилась над ним после свадебного пира. Вуаль чёрных волос закрыла её глаза, киноварные губы сложились в скромной улыбке. С игловидных зубов свисала плоть, что ещё днём была лицом его отца.
Я не могу попасть домой. На улице холодно, зима. Снег режет лицо, выедает глаза. На небе почти полная луна! Звёзд совсем не видно, тьма окутывает наш участок. Я вновь подхожу к двери и стучусь. Потом зову жену. Свет вспыхивает сначала на втором, потом на первом этаже. Дверь скрипуче открывается, и на пороге возникает моя жена. Смотрит с отвращением.
– Твоё место на улице! – кричит. – Место, место!
Я пытаюсь донести до неё, что перед ней я! Её муж!
– Прекрати лаять и иди на место! – лишь произносит она и вновь закрывает дверь.
И тогда я вспоминаю, что я собака… Но ничего, скоро полнолуние.
Сегодня вам интересна одна книга, завтра отправите её на полку и откроете другую. Заметили?
Люди как книги. Я словно прочитанная книга.
С Колей мы выросли вместе, были не разлей вода, пока он не променял меня на мажоров из ЛУКОЙЛа.
Лариска строила мне глазки, потом этими же глазками похлопала: «Я тоже тебя люблю, мы ж друзья!»
Нет, книги лучше людей. Особо завораживают древние рукописи. Я изучил технику пергамента и на очищенной, обработанной Колиной коже переписал отрывок из «Трёх мушкетёров». На Ларискиной – её любимого Есенина. Теперь они книги. Мои книги.
Люди как книги. Но прочитать и забыть меня не получится. Не позволю.
Марина твёрдо решила, что не повторит ошибок матери, что станет своим детям лучшим другом. Поход в океанариум идеально годился для налаживания отношений.
Задумка удалась: малыши были счастливы. Шоу милейших морских котиков, вечно удивлённые морды рыб, усталый, как у воспитательницы, взгляд осьминогов – всё вызывало смех, улыбки не меркли ни на секунду. Марина и сама корчила рожи, прислонившись к аквариуму, будто какой-нибудь скат. Беспокоила лишь злобная акулья морда, периодически врезавшаяся в стекло.
«Тупая зверюга».
– О, мам, тут цветочки!
Кораллов действительно хватало, но дети смотрели не на них, а на само стекло – на белое соцветие, на стремительно разраставшийся узор трещин.
Акулья морда приближалась…
– Мы скоро расплатимся! Умоляем вас! – Крики за железной дверью.
Зевнув, я кивнул парням. Они уже несли баллон и газовый резак.
Я сел на скамеечку и стал ждать. Ребята знали свою работу.
Скоро я был уже в гостиной. В углу женщина с бледным лицом загораживала собой маленькую девочку. Обе в испуге смотрели на мужчину в майке и застиранных джинсах.
Я помахал перед ним судебным актом:
– Мистер Джонсон, вы уже полгода не платите по кредиту за новое сердце.
Мужчина опустился на колени.
Парни уже несли тесаки и контейнер для транспортировки органов.
Я сел на диванчик и стал ждать. Ребята знали свою работу.
Стрелять лучше сразу в голову. Толку, что пуля попадёт им в руку, ногу, туловище? Замедлит, но не остановит – они всё равно поднимутся и продолжат переть на лагерь с животной яростью, одна мясная волна за другой. Откуда только берутся?
Он поправил винтовку, вгляделся в прицел. Пару секунд выбирал между громилой с культёй вместо руки и измождённой старухой в засаленной защитной куртке. Потом нашёл объект получше, прицелился…
– Ванька! – заорал громила.
Женщина бросилась к упавшему подростку с алой дырой вместо лица:
– Сынок!
«Отлично, задержал сразу троих», – подумал снайпер. Использовать слабости противника он научился задолго до всего этого зомби-апокалипсиса. Ещё когда сам был живым.
Восемь часов назад он понял, что заблудился.
Пять часов назад он почувствовал голод. Но заросли и не собирались заканчиваться. Он думал, что ходит кругами.
Три часа назад начало смеркаться. К голоду добавилась усталость. Вдруг он услышал шум воды. Река приведёт его к людям. Найдя реку, он двинулся вдоль по течению. Впереди замаячили огни. Только бы это были люди! Завидев деревню, он побежал. Из ближайшего дома доносились музыка и детский смех. Там должна быть еда. Он спасён!
Хозяевами дома оказалась небольшая семья – папа, мама и две маленькие дочки.
Час назад он слизывал их кровь со своей лапы. Это была прекрасная семья.
В деревне не спалось. Вышел покурить на крыльцо. Затянулся. Хорошо. Прохладный воздух бодрил. Туман немного рассеялся. За щербатым забором, посреди поля стояла белая радуга. Идеальная дуга молочного цвета. Потёр одну босую ногу о другую. Решил посмотреть поближе. Роса холодила ступни. Цветная радуга всегда на небе, белая же начиналась прямо из земли и уходила ввысь. Дотронулся до неё рукой. Мягкая, желейная, прохладная. Было приятно касаться этой непонятной эктоплазмы. Вступил в неё полностью. Кожу покалывало. Сладкий аромат окутывал. Как запах восточного базара, как аромат лопнувшей ягоды, как вонь гниющего мяса. А потом – тишина. Тишина разложения, движения спор, роста белых, почти невесомых грибов.
Голова кружилась от наркоза, я потрогала горло и села. За дверью шумел салон кибергаджетов: многие сейчас хотят модулятор голоса, не все могут позволить.
Всплыло окошко пользовательского соглашения, я поводила глазами, ставя галочки: «Даю согласие на рекламные интеграции», «Хочу получать другие спецпредложения на окофон».
Рядом висели сообщения от старого друга: забыла сморгнуть мессенджер перед операцией. Он просил встретиться (опять что-то про болезнь и безденежье), я писала: иду в караоке-бар, можем пересечься.
Он появился, когда я допела Vogue голосом Мадонны, и сказал:
– Хотел проветриться, иначе бы я… что-нибудь сделал.
Модуль завибрировал, губы сами собой произнесли:
– В пяти минутах «Стройстиль». Там дешёвые верёвки!
– Знаете, коллега, отчаянию моему нет предела. Раньше ведь как бывало? Отроешь могилку, тут зубик, там крестик, и несёшь себе спокойно на барахолочку. А теперь как же быть? Куда ни копнёшь, цинк или вовсе бетон! И ведь что самое неприятное – звякнешь лопаткой об металл евоный, а он оттуда в ответ стучит! Пока обратно присыпешь, из ямки выкарабкаешься, натерпишься. Ведь и стонет и плачет, скребётся там. Сердце кровью обливается! А вы как, любезный, справляетесь?
– Когда Великая Лилит снизошла из Пустоты и смерть отменила, все наши вовсе по миру пошли. Кому теперь нужны врачи и санитары? Всем отделением здесь стоим… Граждане, покупаем книги!
По городу бродил очень высокий мужчина. Говорили, если заглянуть сверху в его лысину, можно увидеть будущее – где побываешь, что увидишь, кого встретишь, всё интересное, что тебя ждёт.
Федя выследил мужчину, залез на дерево и, когда мужчина проходил под веткой, посмотрел вниз.
В лысине не оказалось ни океанов, ни морей, ни счастья, ни любви. Только серое ничто, поглощающее радость, высасывающее молодость.
Первая морщина змеёй проползла через лоб Феди, скрывшись в рыжих волосах, среди которых заблестели седые пряди.
Федя понял: никакого будущего у него нет. Лишь скука и пустота до конца жизни.
Впрочем, у кого оно – будущее – есть? У вас, что ли?
– Милая, запри дверь на все замки, – просит мама, едва я переступаю порог.
– Хорошо, мам! – я не спорю.
Она боится. Весь город боится объявившегося недавно маньяка – Зверя, как его прозвали в СМИ. Он нападает по ночам, проникает в окна, выламывает двери. От него нет спасения, как говорят, но мама всё равно стремится создать мнимую защиту.
Я послушно закрываю дверь на три замка, следом – на засов, а после, наигранно кряхтя, приставляю тумбочку. Ей будет спокойнее.
Мы ужинаем молча. Мама слушает новости, а я думаю о следующей жертве Зверя. «Не переживай, мам, – прошу я мысленно. – Тебе ничего не грозит, я тебя не трону».
Во-вторых, Константин не знал, сможет ли он выбраться и как это сделать.
Профессор Онткин утверждал, что любая ошибка в чтении увеличивает риск застрять в астральной петле среди сотен потусторонних глаз, читающих тебя, как книгу.
Константин вспомнил о прошлом, которое хотел вернуть, о настоящем, вызывающем болезненную тошноту, и ещё раз посмотрел на переплёт, белёсый и вздутый, как чрево трупа. В середине красовалась пурпурная спираль. Коснувшись книги, Константин почувствовал, будто сотни глаз уже поедают его из тёмных уголков пространства. Дрожащими руками он приподнял книгу, сделал глубокий вдох. Он боялся открыть Книгу Ака. Во-первых, потому, что зацикленные тексты порабощают и сводят с ума…
Человек прикован цепью, рядом фонограф – старинное аудиоустройство, предок граммофона. Вокруг десяток зрителей.
Предупредили: пленник – жестокий убийца. Кроме него, все с шумоподавляющими берушами.
Аккуратно извлекают из морозильного контейнера желтоватый валик. Впервые вживую вижу вещь, которую собираюсь купить – восковой цилиндр, по официальной версии, с записью экзорцизма 1899 года.
Во вторую мировую с захваченного склада Аненербе он попал в СССР, прямиком в КГБ. После развала Cоюза обнаружился в частной коллекции российского миллионера-антиквара. Сейчас цилиндр продаёт его внук.
На заснятых кадрах я видел левитацию жертв, откручивание голов, ломание всех костей. Любого, прослушавшего запись, через несколько минут ждёт насильственная смерть.
И сейчас это предстоит проверить.
О проекте
О подписке