В квартиру позвонили. Степан Петрович зашаркал открывать: он ждал соцработницу с продуктами.
За дверью оказалась незнакомая женщина. Высокая, в белом платье до пят, с длинными седыми волосами и чёрными кругами вокруг глаз на бледном лице, она пристально посмотрела на Степана Петровича.
– Вам кого? – оробело спросил тот.
– Тебя, – улыбнувшись, прошептала женщина и двинулась к нему.
Степан Петрович захлопнул дверь. Грудь сдавило, дышать стало трудно. «Нитроглицерин… скорую… телефон…» – заметались мысли.
Он медленно повернулся и вздрогнул. Перед ним стояла женщина в белом. Степана Петровича прошиб холодный пот.
Женщина раскрыла объятья:
– Иди ко мне, Вася. Не бойся.
Степан Петрович вытаращил глаза, дёрнулся – и умер.
Мальчик Вова остался дома один. Поиграв со всеми любимыми солдатиками, он от скуки сел у окна в ожидании родителей.
По улице шёл прохожий. Вова нашёл в оконном стекле пузырёк, навёл его на дядю, как прицел, и – ПЫФ! – голова дяди взорвалась красными арбузными ошмётками.
Вова пригнулся и округлил глаза.
На улице собралась толпа. Потом подъехала скорая.
Вова прицелился.
ПЫФ! – машина взорвалась.
ПЫФ! – фонтаном вверх брызнули окровавленные конечности и оторванные головы.
ПЫФ! – вспыхнула подъехавшая пожарная машина.
С росгвардейцами и тремя вертолётами Вова расправился за десять минут.
Ночью весь микрорайон эвакуировали, оцепили и обесточили.
Поняв, что родители за ним не придут, Вова заплакал.
Вера собирала странные каналы на Ютубе. Однажды она наткнулась на блог американца Монти, страдающего редкой болезнью: его медленно убивала бессонница. Каждый день он выкладывал видео о своём состоянии: «Вчера удалось поспать десять минут», «Сегодня – одну», «В углу лежит соседский пёс. Странно, думал, его сбила машина год назад».
Вера жадно обновляла канал, но через неделю Монти исчез.
В город пришла полярная ночь, вместе с ней исчез сон. Вера перестала ходить на работу и забросила телефон. Сидя во мраке, она увидела, как Монти залезает через балкон на кухню. Удивилась, подумала: «Как он узнал, что мне нужна помощь?»
Улыбнувшись, он сделал шаг навстречу.
– Вот и всё, оставайтесь и будьте счастливы. – И Виктор покинул отчий дом, в котором прожил всю жизнь.
Первое время на новом месте держался, но потом ностальгия взяла своё, и он не вытерпел – решил посмотреть, как там его дом с новыми жильцами.
Незаметно пробравшись вечером к дому, Виктор прохаживался неподалёку, рассматривая, не зарос ли бурьяном огород, не покосился ли забор, не облупилась ли краска на крыше и стенах.
Вроде всё в порядке. Но не сдержался, зашёл внутрь.
Новые хозяева спали голые, обнявшись после секса. Вдруг женщина открыла глаза и завопила от ужаса, увидев призрачный зеленоватый светящийся силуэт, склонившийся к её бёдрам.
– Эй, дорогой, полегче! – сказала она со смешком. И в этот момент увидела его глаза. Это были глаза ненормального. Звериные глаза. Хищный, замерший в одной точке взгляд. И почти сразу заметила потёкшую из уголка рта ниточку вязкой белой слюны.
Пальцы убийцы уже коснулись шеи, как вдруг грудная клетка девушки распахнулась, будто створки ворот, и наружу выметнулось нечто, напоминающее крупную змею, экзотический цветок и пучок водорослей одновременно. С хищной пастью, усеянной множеством длинных острых зубов.
Глаза маньяка снова стали человеческими, только теперь в них плескался дикий животный ужас. Чудовищное нечто оторвало мужчине голову, а потом втянуло в себя тело, словно гигантскую макаронину.
Снег, снег, снег, снег…
Поле, поле, поле…
Лес, лес, лес…
Город.
Механическая ворона моргнула, передавая картинку.
К городу нескончаемой вереницей тянулась разношёрстная колонна. Хвост её терялся за горизонтом, и казалось, вот-вот, как змей Уроборос, она укусит себя за хвост, но нет.
С каждым кругом колонна редела всё больше. Слабые падали, сминаемые товарищами по несчастью. Кто-то попадал под голую ступню собрата, а кто-то на зуб.
Ворона вновь моргнула, передавая картинку. Позади лишь грязь, впереди лишь грязь. После сотого оборота колонны вокруг Земли не осталось и клочка живой материи.
Пошёл звук.
– Мозги!..
Ворона отправила файл и вновь заложила вираж.
Ответа не было.
– Не веник – голик. Прутья без листочков голые, потому – голик…
Старуха-ведунья невпопад забормотала:
– Вечером мести – не к добру! Мести к порогу – добро выметешь! Коли баба на сносях, пущай голик не переступает, ногой не касается…
«Про беременность жены угадала!» – удивился я.
Рассмотрев старый веник внимательнее, старуха разохалась:
– Покойницкий! Подмели под гробом, веточки не распустили, душу заперли!
Она впилась в меня сердитым взглядом:
– Из мести або нечаянно?
Я растерянно пожал плечами.
– Освободишь одичавшую – занегодует! – предостерегла старуха.
– А не освобожу?
– Лютовать будет.
– Сжечь нельзя?
Бабка испуганно перекрестилась.
– Откуп поможет.
Мне припомнились похороны в нашем доме – бабушка, сестра, мать…
«А ведь дед с отцом знали!»
Когда под кроватью появлялся монстр, Павлик пугался до дрожи. Скрежет зубов, шорохи, и вот уже к нему тянется холодная рука. Пытается нащупать краешек ткани, стащить покрывало. Он не смел закричать, ведь ему казалось, что всё это бесполезно.
Мама слишком крепко спала под действием снотворного, поэтому Павлик просто плакал и зарывался под одеяло. Мама всё равно бы его не услышала. Она ведь не слышит, как папа каждую ночь встаёт с их кровати и идёт по скрипучему полу, проникая в детскую, как прячется под кровать к сыну. Рассказывать маме тоже была плохая идея.
Павлик очень боялся монстра, но папу Павлик боялся больше.
Властное объятие тянет из спутанного клубка видений в реальность, но вернуться оттуда нет сил.
Влажный поцелуй в ключицу вызывает улыбку: вернулся, простил, рядом.
Не открывая глаз, она поднимает руки и вплетает тонкие пальцы в густые волосы своего визитёра… Стоп!
Короткие, жёсткие, словно шерсть дикого зверя, они колют нежную кожу, заставляя окончательно проснуться.
Вязкую тишину погружённой в темноту спальни нарушает лишь бешеный стук её – единственного во всей квартире – сердца.
Сон… Это просто сон.
Удобнее устроившись на подушках, она рассматривает причудливые тени на потолке, которые услужливо рисует фонарь за окном.
– Ты думала – это он? – вдруг спросил её голос из тьмы и рассмеялся.
Всё началось с чёрного неба, погрузившего город во тьму. Липкая и густая жидкость заливала улицы. Спустя несколько часов появились силуэты. Ночью они были невидимы, пока их клыки не вонзались в плоть. Существа ощущали людей и шли напролом, чтобы отведать лакомства.
Когда он вышиб входную дверь, я спал. Вскинув ружьё, выстрелил и попал в голову. Глазами, привыкшими к темноте, различил красный на светлых стенах.
Не знаю, для кого сейчас пишу эту записку. Я убил ещё троих, осталось пять патронов. Привлечённые выстрелами, твари окружают здание. В воздухе пахнет чернилами, я вспоминаю школу. «Чёрные» хотят человечинки, на пустых лицах сияют их острые зубы.
На плаху швырнули молодого мужика.
– Эй, кто хочет ссечь башку государеву ослушнику? – зычно воззвал с помоста приказный подьячий. – Палач занедужил, а сечь надо. Не боись, дело нехитрое. Раз – и квас!
Зеваки молча переглядывались, охотников не находилось. Но вот на помост поднялась статная плечистая молодайка.
– А ну-ка, дай я…
Поплевала на руки, взмахнула тяжёлым топором. Голова казнённого громко шлёпнулась о помост. Окровавленная женщина весело крикнула:
– Есть ещё? Всё одно сарафан застирывать…
В толпе зашептались:
– Устинья… мясникова дочка…
– Руки-то – к топору привычные…
– Сестрица моя! – гордо сказала веснушчатая девчонка стоящему рядом парнишке лет двенадцати.
– Запомню, – пробормотал тот, не отрывая от помоста ненавидящих глаз.
Герман наблюдал за пациенткой из кресла своего кабинета. Камеры, установленные в лаборатории, передавали изображение прямо на ноутбук.
Кожа Лизы загрубела и потрескалась, тело приняло форму ствола, а конечности превратились в ветки. Синтезированный им вирус, стремительно пронизывал организм его жены. Он сам ей ввёл его, после того как узнал об измене.
Герман поднялся с кресла и налил себе виски. Отпив немного, он поставил стакан на стол. Он сделал это аккуратно, чтобы не поцарапать узор из сплетения капилляров, мышц и костей. Вот они, все здесь, обидчики и предатели.
Нежно проведя по дереву рукой, Герман улыбнулся от предвкушения. Из Лизы получится замечательный секретер.
Я скромно наблюдаю из-за кулис за представлением.
Уроды сменяют друг друга…
Девушка-Многоножка!
Человек-Слон!
Женщина с десятью грудями!
Мальчик-Щупальце!
Их больше. Намного больше. Публика смеётся, ужасается, плачет, свистит.
Всё. Теперь мой выход… Выход – главной звезды цирка уродов!
Стою в центре манежа. Думаю о многоножке и слоне. Никогда не видели слона-многоножку или многоножку размером со слона? Вот вам! Только я ещё больше и отвратительнее. Щупальце? И их тоже добавим. Каков урод! А? Груди… Можно сделать намного больше десятка, но потом отметаю эту идею. Почему-то кажется неполиткорректной. Ха!
Впрочем, я не только звезда…
Я ещё и владелец цирка.
А также отец всех уродов.
– Гигантские пауки, не знаю, откуда вы взялись, но я, Билли Сандерс, уничтожу вас! Мой пикап напичкан горючим и динамитом, я мчусь к вашему логову, где разнесу всё к чёртовой бабушке!
– Внучок, ты звал? – раздалось с заднего сиденья.
– Ну, ба! Не перебивай, я же записываю всё на диктофон для будущего поколения!
– Что?
Билли устало покачал головой. Он уже начал жалеть, что взял бабушку с собой, но лучше пусть погибнет от взрыва мгновенно, чем будет растерзана этими тварями.
– Ничего, люблю тебя! Итак… ваши тела приятно хрустят под колёсами, как…
– Внучок, а спички ты взял?
– Ну, ба! Я же просил… стоп, что?
– Что?
О проекте
О подписке