– Если тебе на голову упадёт наковальня – ты умрёшь, – судя по его лицу, пример был намеренно примитивный, – а если сумеешь избежать разных «наковален», то проживёшь лет пятьсот или всю тысячу. Но при твоей способности притягивать проблемы, тебе грозит прожить лет сто, так что не раскатывай губу, – ехидно добавил он. – Твой иммунитет теперь справится с любой болезнью и раной. Ещё сотни преимуществ, в частности, способность видеть магические существа и общаться с ними.

– С гоблинами и зелёными чертями, что ли? – фыркаю в ответ. – Сомнительное преимущество какое-то.

– Не знаю, куда в дальнейшем ты засунешь свой нос, но не исключаю такой возможности. Что ты сейчас чувствуешь? – разговор не доставлял ему никакого удовольствия. Очень нетипичный сумасшедший. Их обычно хлебом не корми, дай поговорить о наболевшем.

– Ничего, – пожимаю плечами.

– Прислушайся к себе, я не собираюсь торчать у тебя весь день.

– Надеюсь! – попыталась вслушаться в себя. Сытый организм безмолвствовал. – Ничего! – Под его мрачным взглядом брякнула первое же ощущение: – В ухе левом звенит.

– Нельзя же быть такой глухой к миру идиоткой, – Леля начинало раздражать происходящее.

– А что я такого сказала? – делаю круглые глаза. Злить его почему-то стало очень весело.

– Ты паясничаешь, вместо того, чтобы вести серьезный разговор. Между тем, тебе пора учиться распознавать, кто вокруг тебя находится. Вот кто я?

– И кто же ты? – Язык меня однажды до могилы доведёт. Мне это не раз предрекали, но ничего с собой поделать не могу. Язвить и подкалывать – моя вторая, или первая натура.

– Я – бог, – выпятив подбородок, процедил он, чувствуя мой ехидный настрой. – Но откуда поколению пепси знать свою мифологию? – презрительно закатил глаза.

Я громко заржала, как вся Первая конная товарища Буденного. Нервно, неестественно и очень близко к буйной истерике. А чего он ожидал: песнопений, цветочных гирлянд и вакханалий? Только этого мне не хватало.

– Прекрати. – Лицо у него стало злое. – Или я… Я за себя не ручаюсь!

С огромным трудом мне удалось задавить приближающуюся истерику. Осталась редкая, но сильная икота.

– До-Ок-кажи! – храбро подначила я его. Мне таки попался буйный сумасшедший. Везет как утопленнику, что называется.

– Пожалуйста, – Лель взмахнул рукой на манер иллюзиониста. И тут мне все стало ясно окончательно. – Кто ещё так сможет? – Он лихо взмыл к потолку, со следами недавнего затопления в углу, где и разлёгся как патриций, только без ложа. – Ты куда? – Воздушным шариком поплыл за мной из кухни в зал.

– СкоОорую вЫзвать. – Ненавижу икоту. Хуже неё только насморк.

– Тебе плохо?!

– ХорОшо.

– А-а! Для меня – что ли? Почему не милицию? – хмыкнул он. – Меня всё равно ведь не увидят, а у тебя будут проблемы, – Лель с легким интересом осматривает зал. Семейные фотографии вдоль кремовых стен, тибетский круглый ковёр на полу, вальяжные диваны и пара кресел перед плазменным экраном домашнего кинотеатра на стене. Стойка бара скромно притулилась у французского окна со шторами ручной отделки.

– СебЕ. Меня они тОчно заметЯт, хоть я и не болтАюсь под потол-Ик-ком! – На другом конце было занято. Не одной мне требовалась помощь людей в белых халатах.

– Глупо, – сказал мой личный глюк, оборачиваясь от окна. – Ты не ценишь подарков судьбы.

Кажется, отравление таблетками месяц назад все же не прошло бесследно и вызвало изменения в мозге. А вроде ведь хорошо себя чувствовала, разве что желудок стал чувствителен к еде, но это прекрасно объяснялось тем, что таблетки обожгли его слизистую. Хотя странно, что галлюцинации явились с опозданием. Всё у меня не как у людей. Возможно, следовало полечиться в больнице, а не сбегать оттуда на второй день?

В «скорой» всё ещё было занято. Так ведь и умереть можно, не дозвонившись до них. По крайней мере ситуация с появлением этого чокнутого прояснилась. Я даже успокоилась и сразу перестала икать.

– Хочешь анекдот? – спрашиваю у расположившегося на спинке дивана гостя, разглядывающего развешанные на стенах фотографии членов моей семьи.

– Давай, – Лель пристально разглядывал фотографию, где моя сестра с мужем и племянниками стоит на палубе яхты. Море и небо почти сливаются в одно целое за их спинами. Моё спокойствие незваного гостя слегка нервировало. Забавно.

– Идёт мужик по улице. Ведёт за собой крокодила на верёвочке. Крокодил ему говорит: «По жаре, по асфальту, животик исцарапаю… Смерти моей хочешь?!» Мужик доходит до остановки, садится в автобус. Крокодил ему: «Вот бабка на лапку наступила, перегаром пахнет, дышать нечем… смерти моей хочешь?!» Мужик выходит из автобуса, останавливает такси, садится. Крокодил не унимается: «Вот таксист молодой, на жёлтый свет проехал. Скорость превышает – наверное, лихач… Смерти моей хочешь?!» Мужик останавливает такси, выходит, снова идут они по улице. Только крокодил хотел заговорить, мужик его перебивает: «Слушай, если опять будешь канючить, то я сейчас выпью ещё стакан – и ты исчезнешь так же, как и появился!»

– Это ты к чему? – поначалу хихикнул, а потом нахмурился блондин. Фотографии были забыты.

– Да так, время убиваю, – снова начинаю терзать телефон.

– Вот некоторые всю жизнь мучаются, бьются из последних сил, чтобы получить хоть часть того, что свалилось на тебя…

– Бьются головой о камни? – На другом конце пошёл вызов.

– Я имел в виду… Брось! – он выхватил трубку и сбросил кричащую тётку снова в неизвестность. – Не дури. Просто представь, сколько выгоды…

– Так ты кто – бог Коммерции или Любви? – Пятилетнее обучение в стенах высшего учебного заведения не прошло даром, я наконец вспомнила: Лель – бог любви древних славян, аналогичный римскому Амуру и греческому Эросу. Поднатужившись, память извлекла на свет упоминание о «Снегурочке» Чайковского и пастушке Леле.

– Поверила, наконец-то?! – обрадовано вскричал он.

– А мне есть с чего не верить собственным глюкам? – я села в кресло. Забавно беседовать с галлюцинациями. – В дурдом я всегда успею.

– Мавра, ты разумная молодая женщина, – патетично начал Лель.

– То есть я могу на «раз» сойти с ума, вернее, уже сошла.

– Никуда ты не сходишь, – сердито воскликнул он. – Да что тебя так тянет в психушку? Друзей там много?

Качаю головой.

– У тебя довольно нестандартная реакция на происходящее. Нестандартная – это ещё мягко сказано, – Лель сложил руки на груди, приготовившись читать мне лекцию. – Например, тебя бросил этот самый Коля, с которым вы встречались два года. Укатил на заработки в Москву. Ты глотаешь три пачки снотворного и напиваешься. Твоя подруга Юля вызвала спасателей, потому что её собака выла как сумасшедшая. Тебя чудом успели отвезти в больницу и откачать. Оклемавшись, ты обращаешься к шарлатанке – да, шарлатанке! – и читаешь заклинание на возврат любви, – посмотрел на меня как на убогую. – В том заклинании НЕТ И СЛОВА о любви, чтоб ты знала! Это заклятье чумы, к тому же до сих пор работающее. Могу себе представить, что было бы, если ты прочитала его с ненавистью, – потёр переносицу, не видя моего побелевшего лица. – Коля твой вернулся, каким-то чудом, но ты спустила его с лестницы на виду всех соседей. Зачем всё это надо было делать?! Объясни!

Я скривилась. Глупо всё вышло. Но жизнь тогда казалась совершенно бессмысленной, да и сейчас…

– Невезучая потому что.

– Что? – не понял он.

– Была бы везучая – умерла. Вместо этого получила, – выразительно покосилась на него, – головную боль.

– Ох уж мне этот скептицизм атеистов! – пренебрежительно отмахнулся мой глюк.

– Я верю в бога! – с этими словами сунула ему в лицо нательную серебряную иконку Божьей матери. Господи, до чего я докатилась?

– Мавра, – он отодвинул от носа иконку с видом взрослого, которому трёхлетний малыш принёс доказательство существования барабашек, найденное под кроватью и оказавшееся раздавленным тараканом, – ты действительно дура. Часто к тебе боги являются?

– Лиха беда начало. И прекрати меня обзывать. Себя могу обижать только я.

– Слушай, может, тебе и в самом деле в дурдоме лучше будет? – озабоченно нахмурился Лель.

– Господи, когда ж меня отпустит? – с тоской воскликнула я.

– Никто тебя не держит, если не заметила.

– Анекдот такой есть и тебе, как моему глюку, стыдно его не знать. Стыдно!

– Тяжёлый случай, – прокомментировал вслух залётный гость, приложив ладонь ко лбу.

– Ну, раз не знаешь – слушай, – перекидываю ногу на ногу. – Тебе понравится. Идёт наркоман по парку и несёт на руках розового слоника. Вдруг слоник говорит: «Отпусти меня в травку побегать». Слоник побегал, побегал, вернулся обратно и запрыгнул на руки, идут дальше. Слоник снова: «Отпусти меня в травку пописать». Слоник побегал, пописал и запрыгнул на руки, идут дальше… Слоник снова: «Отпусти меня в травку побегать». Наркоман отпускает слоника в травку и думает: «Господи, когда ж меня отпустит…»

– Розовый слоник – это я? – ухмыльнулся Лель.

– Слушай, может, откупиться от тебя можно? – с загоревшейся надеждой открытым текстом предлагаю ему.

– Не валяй… – он пожевал губами. – О чём мы вообще говорим? Я совсем запутался.

– О том, что ты здесь делаешь.

– Я ведь уже объяснил: ты прочитала это дурацкое заклинание. Одно из побочных действий его – способность видеть богов, поэтому ты и увидела меня там, на улице. И видишь сейчас. Сможешь ли ты видеть нас потом, – задумался, пожал плечами, – не знаю.

– Да что я такого произнесла-то?! – возопила я в отчаянии. Ничего не понимаю. – Пожелала, что бы ты вечно торчал у меня перед глазами?! Я просто хотела вернуть Колю…

– Пинками гоня его с лестницы? – вытаращил на меня глаза Лель. – Ты садистка, что ли, Мавра? Или просто сама не знаешь, чего хочешь? Он даже вернулся к тебе, хотя заклинание было совсем не о том!

– Он не ко мне вернулся, а вещи забрать свои!

Лель секунду смотрела на меня, а потом расхохотался. Летящую в него вазу, правда, успел заметить, поэтому увернулся. Осколки жалобно брызнули во все стороны. Эта ваза мне никогда не нравилась, кстати.

Коля с детства расписал свою жизнь. В каждый из периодов его жизни (садик, школа, армия, университет) у него обязательно должна была быть девушка. Из этих самых девушек он планировал в своё время выбрать лучшую жену. Моя кандидатура на пост верной спутницы оказалась не подходящей, к тому же в его жизни наступал новый период – работа и взрослая жизнь. Пока я отдыхала по путевке в Индии, он успел присмотреть себе очередную «девушку», о чём и сообщил мне через неделю после моего возвращения. Расстались мы без скандалов. Я попросила его больше не появляться мне на глаза. Он искренне мне это пообещал и укатил в Москву. А заклинание, заклинание – это уже из другой оперы.

– Писать надо разборчиво! – разъярённо заявила я. – Прекрати ржать! Я тебе говорю, – замахиваюсь на него.

– Что ты на меня кричишь? Я что ли, писал эту дребедень? Мне оно вообще даром не нужно! – Лель перехватил мою руку. На мгновение мы застыли, друг против друга, учащенно дыша. И я первой отвела взгляд от этих спокойных голубых глаз с густыми темными ресницами. – Если каждый станет… – не договорив, он отбросил мою руку и принялся разгневанно ходить по залу: четыре шага вперёд, разворот, четыре шага вперёд.

Я притихла. Не надо было так строго с ним – вон как разнервничался. Из глубокого погружения в чувство вины меня вырвало его ворчание:

– … с ней как с нормальной… и что? Одни оскорбления, нелепые подозрения. Права была мама. Смертные…

– Хватит, – примирительно хватаю за рукав этот маятник на двух мускулистых ногах.

– Отпусти! С меня хватит. Я тоже не напрашивался…

– Ну, извини… – Что может быть абсурднее, чем общение с галлюцинациями? Правильно, просить у них прощения.

– Избавь меня от своих… – попытался вырвать руку. – Что? – приложил другую руку к уху. – Мне послышалось, кто-то извинился?

– Извини, – послушно повторяю вновь, наступив логике и гордости на лицо и горло, – Лель.

– Как же умилителен твой вид и как заразительна радость от встречи с божеством, – он ухмыльнулся. – Не рычи только.

– Сколько дают за убийство бога?

– Столько не живут. Но тебе это не грозит. К тому же, рожать ребёнка в тюрьме…

– Действительно, – киваю с готовностью. – Что? Какой ребёнок?!

– Что, значит, какой? Наш, – и смотрит так, будто я пытаюсь всучить ему свою голову как его собственную.

– НАШ? – внезапно хриплым голосом переспросила я. – Кто наш?

– Чем ты слушаешь? Я уже битый час перед тобой распинаюсь.

– Не было ничего про ребёнка! Так я всё-таки с тобой переспала? – От испуга забываю, что говорю с галлюцинацией. – И как ты с ходу определил мою беременность? Так не бывает, – закрываю руками плоский живот. В пупке будто горячая бомба взорвалась и внутренности улетели в бесконечность. – Не было ничего! – авторитетно заявляю, прислушавшись к своим телесным ощущениям. Память тоже все отрицает, тактично отпихивая ногой в сторону пару белых фрагментов прошлого.

– Кто говорил про переспали? – устало уточнил Лель. – Я такого не говорил. К тому же у меня алиби, – сказав это, он невольно покосился вверх.

– А ребёнок откуда?!! – В голове полный сумбур. Лихорадочно перетряхиваю свои немногочисленные связи и убеждаюсь, что ребенконосительницей я быть никак не могу. Нет мужчины – нет ребенка. Непорочное зачатие – это из разряда мифов, кто в наше время поверит… Мечущийся взгляд споткнулся о настенный календарь, висящий в углу, откуда на меня смотрел улыбающийся племянник в россыпи ромашек. Застываю на верхнем ряде цифр с возрастающим чувством недоверия. Седьмое июля.

Задержка.

Две недели почти.

Первая в жизни.

– От заклинания! Помоги мне небо! – рявкнул гость. – Я ведь тебе уже говорил. Ты превратила его из заклятья чумы в заклинание, дающее ребёнка от бога любви. Такие вот у тебя оригинальные способности, Мавра, обнаружились!

Как подкошенная падаю в кресло. Ничего себе белая горячка, или как это называется у наркоманов? А какая реалистичность! Что ж, видимо, мой мозг изрядно траванулся теми таблетками. Нет, надо вызвать все же психиатричку, потому что если это все взаправду… Юльке постучать в стенку, что ли, пусть уже спасет меня от этой надоевшей галлюцинации?

– Я бы почувствовала, если была… того… – неуверенно говорю ему.

– Ха! – резко выдохнул он. Я так поняла, что это ему заменило пару-тройку матерных пассажей. – После таблеток тех мерзких и с кашей, что у тебя в голове, помоги мне небо, ты бы заметила, когда у тебя воды отошли, наверное! Так и ходила бы с животом, подпирающим подбородок, списывая на таблетки, кишечный грипп, газы и вода знает что!

– Ну, знаешь!.. – зашипела я, как угли, на которые выплеснули воду.

– Я тоже не в восторге от случившегося. Понимаю ещё отвечать за то, в чём виноват, но за чужую безответственность… – Лель развернулся и вышел. – Выпей, – появился снова, протянув стакан воды.

– Ааа… как? – многозначительно дорисовываю в воздухе свободной рукой то, что не выговаривает язык.

– Самым прямым. Про непорочное зачатие слышала, милочка?

– Непо… что? Что-о-о-о!?! – вскакиваю с кресла, как ужаленная в самое дорогое. Вода из стакана щедро выплеснулась на не успевшего отскочить Леля.

– Угораздило же меня… – цедит он, глядя на оттянутую на груди двумя пальцами мокрую футболку.

– Ты или временем, или мифологией ошибся, дорогуша, – торжествующе говорю ему.

– Ты о чём? – божество опасливо отступило.

– Непорочное зачатие – это тебе две тысячи два года назад надо, к Марии, Гавриил. Или как там тебя зовут?

– Люди говорят, что меня зовут Лель – пора бы запомнить! И ничего я не напутал. – Он весь как сжатая пружина. – Непорочное зачатие было во все времена, только рекламы было меньше.

– Раз, два, после пяти – Мама, папа, прости, – запела я вполголоса бессмертную композицию «Тату». – Я со-о-ошла с ума-а.

– Опять двадцать пять, – хлопнул себя по лбу Лель.

– Меня полностью нет, Абсолютно всерьёз. Ситуация help, Ситуация sos.

– Мавра, ты ведь не дикая особа из Средневековья. Там бы и то, мне скорее поверили.

– Я поверила. И что? Я оказалась беременна! Что мне писать в графе отец? – хватаюсь за голову. – О чём я вообще говорю?!

– Не так уж всё и страшно, – он попытался меня успокоить. – Ты станешь знаменитой…

– Подопытной мышью! – заканчиваю за него фразу. Следовало как можно быстрее сдаваться врачам, а не сидеть тут и думать об ирреальной беременности. Покой. Белая рубашечка с длинными рукавами. Укольчики. Кашки. Прогулки два раза в день по полчаса. Просто сил не было дойти до телефона.

– Хорошо, держи это в тайне.

– Прекрати!! – топаю ногами, закрыв уши ладонями. Гипотетического ребенка внутри себя я не чувствовала нисколечко. Зато осознала, сколько проблем он принесет с собой. Уже принес.

– Я подозревал, что ты неврастеничка. – Мои, почти дотянувшиеся до его горла, руки он легко обезвредил, заставив обнять его. Стал успокаивающе поглаживать спину. Это была мелочь, но такая приятная. Понимаю, что истосковалась по ласке и прикосновениям. К моему ужасу, из глаз полились слезы. – Поплачь, – участливо велел Лель. – Моя сестрёнка чуть что – сразу ревёт, говорит, становится легче.

– А может, того, рассосётся само? – Стать матерью я планировала, конечно, но в отдаленном будущем. Прикусываю губу, чтобы не разреветься, жалея себя.

– Обязательно.

С надеждой вскидываю на него глаза.

– Приблизительно через восемь месяцев.

Решительно высвобождаюсь из его объятий.

– Ты куда?

– В аптеку. Потом в больницу.

– Психиатрическую? – подозрительно уточняет он.

– Если не увижу две параллельные полоски (и здесь Лель!), то в нее самую.

– Купи в аптеке успокаивающие сборы какие-нибудь! Очень рекомендую.

Уже на выходе из комнаты оборачиваюсь.

– А почему я, – спотыкаюсь о заковыристое слово, – забеременела именно от тебя? Ты единственный бог Любви теперь?

– Ты в любом мужчине находишь недостатки? Чем я-то тебе не угодил? – он вдруг обиделся.

– Уходишь от ответа.

– Хотел бы я сам знать, почему твое дурацкое заклинание выбрало меня, – чуть помолчав, ответил Лель. – Ты ведь о моем существовании даже не знала. Надо с текстом заклинания разбираться. Ты запомнила, что сказала тогда?

– Шутишь? Я и под гипнозом не вспомню, – говорю, направляясь в спальню, чтобы переодеться. – Тебе на работу не пора? А то как без тебя влюблённые обойдутся?

Скидываю одежду домашнюю и невольно застываю перед зеркальной стенкой шкафа-купе. Смотрю на себя, ожидая увидеть какие-то внешние перемены. Но ничего не увидела. Разве что щеки порозовели да глаза блестят ярче, чем обычно, словно я немного подшофе. Вглядываюсь в зрачки – они чуть расширены, но это объяснимо эмоциональной бурей, разразившейся совсем недавно.

– Разберёмся, – Лель говорил немного невнятно, находясь за закрытой у него перед носом дверью. – Можно я с тобой? Я для всех видимым стану, не бойся!

– Посмотрим, – напускаю туману, хотя сама рада. Идти в этой запутанной ситуации к гинекологу лучше не одной, пусть даже в сопровождении ожившей галлюцинации.

– Могу принести средство от токсикоза, – коварно торгуется галлюцинация из-за двери. – Безотказное. Тебя не будет так жестоко терзать по утрам твой желудок.

– Себе оставь. Не порти мне настроение совсем. Я поверю, только когда увижу результаты УЗИ.

– Это опасно?

– Если ты заморочил мне голову, то опасно. Для тебя, – выхожу, затягивая на шее узлом лямки сарафана. Зеленые цветы на белом фоне меня успокаивали. Это был мой «счастливый» сарафан, приносящий удачу.

– Послушай. Нам многое надо обсудить, и за одну короткую встречу этого не сделать. С тобой все в порядке?..

– Не знаю. – Как назло, в животе мне теперь мерещилось подозрительное шевеление. «У меня болит живот. Значит, кто-то в нём живёт. Если это не глисты, значит, это сделал ты». Кажется, так говорили мы в детстве. – Я…