– Прежде всего, ты – женщина, которая носит под сердцем ребенка! Запомни это раз и навсегда. Моего ребенка, – глядя мне в глаза выпалил бог.

Я так и не смогла определить, с гордостью или негодованием это прозвучало.

– Ну, пошли что ли? – Выйти на площадку страшно, ведь это, возможно, будет первый шаг в мою новую, если что, беременную жизнь.

– После тебя, – Лель галантно распахнул дверь, опасаясь, наверное, что я захлопну за ним дверь, стоит ему пересечь порог. Хотя он же глюк, от него за обычными дверями не спрячешься.

3

– И где она, справедливость? Я вас спрашиваю: где?

– Я бы ответила, но, как сказал знакомый гинеколог – там её тоже нету… (с)

Лель всю дорогу был молчалив, за что я ему была весьма признательна. Зашли по пути в аптеку. Очередь, жара, запах лекарств, тишина. Стою, невидящим взглядом сканируя полки с лекарствами. Вздрагиваю от прикосновения. Лель кивком указывает на обеспокоено смотрящего фармацевта. Молодая девушка в круглых очочках обращается ко мне с доброжелательной улыбкой:

– Вам нехорошо?

– Н-нет, нормально, – сглатываю, облившись холодным потом.

– Слушаю вас тогда.

– Мне тест на беременность.

– А какой? – любезно уточняет она, уткнувшись в компьютер.

– Отрицательный, если можно.

Тестов на беременность я купила девять, игнорируя насмешливый взгляд фармацевта. До больницы мы с Лелем добрались молча, делая вид, что любуемся видами города. В больничный туалет я отправилась одна, вежливо-убийственно известив об это компаньона. А там оказалась очередь, как будто вселенная мало поиздевалась надо мной раньше.

– Извините, вы в женский? – вынырнув из мыслей, понимаю, что вопрос подошедшая юная мамзель на шпильках задает мне.

– Нет, я в мужской – подглядывать! – огрызаюсь, влетая по своей очереди в комнату для девочек.

Мандражируя, делаю первый тест. Женский туалет – не самое лучшее место для того, что бы узнать грядет ли мне выполнить священный долг перед природой, т.е. дать жизнь потомству. Нервно хмыкаю: на коробке с тестом написано «Я мама». Они бы еще презервативы выпустили под названием «Я папа».

Жду.

Слабенькая вторая полосочка появилась, когда ее уже никто не ждал. И остальные тесты ждала та же участь – все положительные! Тесты брешут, как хотят, не один раз слышала про них. Оле был вечно положительный при отсутствии беременности, а моей сестре доказывал, что она не беременна младшенькой дочей.

В больнице все проходит на удивление просто и быстро, если ты готов отказаться от бесплатной медицинской помощи в угоду ее меркантильной сестре. Соблюдая милую старомодную вежливость по отношению к женщине, Лель даже вызвался войти со мной в кабинет гинеколога, но я его оставила снаружи, выстукивая зубами «ребенка нет, ошибка».

Кресло, осмотр, куча вопросов, писанина в карточке, пачечка направлений на анализы и пугающая до обморока фраза «беременность в норме, маточная, плод один, сердцебиение +». Этот плюс в конце показался мне вдруг крестом, который кто-то поставил на былой независимой жизни. Это уже серьезно, это не ежемесячная безликая яйцеклетка, утекающая в никуда, это уже человечек. Жесткое и конкретное обоснование неизбежности произошедшего. Срок пять недель. На руке ребенка уже есть пять пальцев.

Кажется, они извели на меня весь нашатырный спирт, прежде чем смогли с чистой совестью выставить за дверь припадочную тетку.

Лель встретил меня у двери кабинета. Ему хватило такта не задавать вопросов, он просто пошёл со мной рядом. Действительно, о чём спрашивать, когда все результаты у меня на лице написаны. «Дорогая, скажи мне те три волшебных слова, которые свяжут нас навеки! – Дорогой! Я беременна». Когда-то я долго смеялась этому анекдоту.

Июльский вечер был стеснителен и, лишь взглянув на часы, люди могли догадаться, что он наступил.

– «Похоже, Мазай сегодня не в духе…» – переговаривались зайцы, наблюдая за Герасимом, топящим Му-Му. – Лель покосился в мою сторону. Не подействовало. – Или вот ещё случай. Поймал Вини – Пух Золотую Рыбку и отпустил. Изумилась Золотая Рыбка такой доброте и решила просто так исполнять все его желания. Идёт Винни-Пух по лесу, есть хочет. Думает: «Найти бы сейчас дерево с большим дуплом, а в нём дупло с мёдом». Вдруг откуда ни возьмись перед ним дерево с дуплом, полным мёда. «Эх, – думает Винни-Пух, – лезть туда высоко, не сумею я с голодухи…» И в ту же секунду оказывается в дупле по уши в меду. Ест, причмокивает. Бежит мимо Пятачок. Видит Винни-Пуха на дереве и кричит: «Винни, что ты там делаешь?» – «Мёд ем». – «Угости медком голодного поросёнка!.. Ой! Винни!.. Что это?.. Куда это я пошёл?..» Я тебя правильно понял?

Отворачиваюсь, пряча невольную улыбку и увлажнившиеся вдруг глаза. Это все гормоны! Ну будет у меня ребенок, а мама, наконец, станет бабушкой с моей помощью.

– Мавра, не ты первая, не ты последняя. Зачем же так переживать? – Он попытался заглянуть мне в лицо. – Конечно, ситуация не самая простая.

– Убила бы тебя, если бы могла, – в сердцах ударяю его кулаком в плечо. – Ну почему именно ты?!

– Мне кажется, что нам стоит разделить ответственность. Хотя это вообще-то твоя вина.

Зыркаю на него исподлобья так, что бедняга споткнулся. Вообще-то он прав, но признать это сейчас я не готова.

– И ты вот так просто смиряешься с тем, что станешь отцом? – спрашиваю спустя какое-то время.

– А есть выбор? – Лель прищурился.

– И что мне… нам теперь делать? – спрашиваю беспомощно.

– Рожать, естественно, – с оптимистичностью мужчины заявил он мне. – Я не отрекаюсь от ребёнка и гарантирую вам всяческую заботу. Мне просто нужно время, чтобы все обдумать. Один из нас уже проявил безответственность, и вот к чему это привело. Ради ребенка мы должны сделать верный выбор. И ради нас самих.

Я увидела на его лице решимость, и почувствовала укол совести, пробудивший недовольство собой.

– Это меняет всё. – Саркастическое моё замечание заставило его поморщиться.

– Кажется, я начинаю понимать, почему ты в двадцать четыре года так и не замужем, – наотмашь нанёс свой словесный удар. – Ужиться с такой языкастой стервой мало кто сможет. И эта беременность, похоже, твой единственный шанс стать матерью.

Пощёчина болью отдалась в руку. Сама не ожидала, что способна на такое. Всю дорогу до дома в голове почему-то было пусто. Не помню, как добралась до подъезда.

Дома все валилось из рук, аппетит приказал долго жить, и было так плохо от всех дурацких мыслей, что хотелось выть. Решив эту неприятность переспать, я пораньше отравилась на боковую. Но сны шарахались от меня, как кредитор от судебных приставов. В сто пятый раз я высчитывала, пыталась убедить себя, что врачи тоже люди, тоже ошибаются. Может, сходить к врачихе еще раз, вдруг она обозналась? Тогда моя жизнь снова станет гладкой и понятной.

В два часа ночи я вышла на лоджию, подышать свежим воздухом. Пока бродила по лабиринту своих мыслей, глухая и слепая ко всему, город радовался прошедшему ливню. Отдаленные раскаты грома, уходящего куда-то на запад, и хищные зигзаги молний, расцвечивавшие небо на горизонте, очень соответствовали моему настроению. Дышать после грозы стало действительно легко, но кошкам, скребущим у меня в душе, закапывая сделанное, было на это плевать.

Когда что-то не так, сразу вспоминаются слова мамы «а я тебе говорила…». Да, говорила, да, предупреждала, ну доигралась… Делать-то что, мамочки??? Не рожать? Когда еще представится такой шанс? Рожать? Хоть на ромашке гадать садись. Жаль, ромашек под рукой нет сейчас. И маму надо еще в это посвящать будет. Боюсь, что к непорочному зачатию дочери она не будет готова никогда. Не то что бы я сама с этой мыслью свыклась, но других у меня вариантов нет все равно. А про отца ребенка ничего родителям не скажу – буду просто улыбаться загадочно, пусть думают что хотят.

Запрокидываю голову в небо в поисках подсказки. Темно-синее, усыпанное звездами, ясное-ясное. Даже если ответы в нем и написаны, то читать их не мне. Конечно, можно забыть о причине, породившей во мне жизнь, но актуальными оставались вопросы: как жить и действительно ли я готова взять на себя ответственность за чужую жизнь? Ребенок – это всегда перемены, так что мои растерянность и страх, как жить дальше, естественны и физиологичны, но жить от этого не фига не легче.

В кабинете гинеколога меня первым делом, после выявления беременности, спросили: «Аборт?» Так равнодушно, даже не поднимая голову от медицинской карты. Словно и не подразумевалось, что ребенка можно оставить. Меня даже в зубном спрашивали, лечить зуб будете или вырывать, а там всего лишь зуб – не живое существо.

В одиннадцатом классе к нам в школу пришёл человек с черным чемоданом. Всех собрали в актовом зале. Мы посмеивались, думая, что это очередная реклама противозачаточных средств. Пожилой мужчина открыл чемодан, достал оттуда пластмассовую фигурку ребенка, железные крючки и другие самые настоящие пыточные приспособления. Всё это положил на стол перед собой, раздал фотографии и рассказал нам про аборты. Когда кто-то спросил, делал ли он когда-нибудь аборты (он был гинекологом), мужчина побледнел, опустил глаза, потом поднял их и сказал: «Делал. Много лет назад и много абортов. Теперь грех свой пытаюсь искупить». Мне полгода после той лекции снились кошмары. У каждого своя ситуация, свой выбор, свое искупление грехов.

Та подленькая трусливая часть, которая живет в душе каждого, вопила, что я не справлюсь, ребенка мне еще рано, жизнь только началась, а тут впрягаться на восемнадцать лет в кабалу. Нет человека – нет проблемы. Вторая половинка уже прикидывала, кто будет – мальчик или девочка, и куда ставить кроватку. Если рассуждать как первая половинка, то время никогда подходящее не придет, а если решила – рожай! Трудности, по сути, они временны и преодолимы. «Если бог дает ребенка, то даст и на ребенка» – любимая поговорка сестрицы моей. Ей виднее, с ее тремя маленькими разбойниками и мужем-программистом.

Мало того, что у меня случилась бессонница, так еще и звонков телефонных не было почему-то. Хотя бы работой отвлеклась что ли. Подработка эта мой хлебушек с маслицем и красной икрой, и в случае чего прокормит не только меня, но и ребенка. Вздохнув, возвращаюсь в спальню. Надо все же немного поспать, а завтра пойду в другую клинику, вдруг там скажут, что…

До больницы я так и не дошла, не сумев выделить на это время с двумя своими работами. Ни утром, ни вечером ко мне больше никто не явился в гости, и я немного расслабилась. А в четверг, возвращаясь домой из гостей, чуть не прошла родную квартиру, сбитая с толку нехарактерным для нашей площадки зрелищем. Большая плетеная корзина едва вмещала в себя пышный букет летних садовых цветов, практически закрывая собой человека. Тьфу ты, бога!

– Это не тебе, – сказал мне Лель, выступая из-за цветов. – Это ребёнку. Тебе я с удовольствием принесу свою голову на блюде, но позже.

Молча начинаю открывать дверь, как назло, никак не могу попасть ключом в скважину. Бог (очень странно его так называть!) забрал у меня ключи и занялся дверью. Неловкое молчание затягивалось – ненавижу такие мгновения.

– Я всегда смотрю, как мужчина открывает чужую дверь. Отличный способ выяснить, каков он в постели. Если грубо и торопливо втюхивает ключ в замок – от него много не стоит ждать. Если роняет ключи и не может найти замочную скважину – он неопытный любовник-торопыга. А как ты открываешь дверь? – интересуюсь у него.

Ключ царапнул дверь рядом с замком, и мы попали внутрь со второй попытки.

– Что это было сейчас? Приглашение в постель или так мне дали понять, что я прощён? – он зашёл следом за мной, захлопнул дверь, а я включила свет в прихожей.

– Скорее второе, – избавившись от босоножек, прохожу в зал.

– Я так и понял, просто решил уточнить, – кивнул Лель. – Как ты провела эти дни?

– Не расставаясь с успокоительным, – сажусь на диван, устало запрокидываю голову.

– Ты совсем не спала, – садится рядом. Светлые брюки без единой складочки, рубашка с коротким рукавом вызывающе не застегнута на верхнюю пуговицу, дорогие часы на запястье левой руки. Тонкий аромат парфюма. Кончик снятого галстука выглядывает из кармана рубашки.

– Спала.

– Врешь, – сказал он. – Вот эти тени выдают твои бессонные ночи, – и шероховатая подушечка большого пальца коснулась нежной кожи под моими глазами. Испуганно распахиваю веки: я ревностно охраняю свое личностное пространство и не люблю, когда в него без спроса вторгаются. – Они от тяжелой работы или от ночных развлечений?

– И от того, и от другого, – отбрасываю его руку. – Сделай милость, прекрати лезть в мои дела.

– Убери свои колючки, ежик. Я тебя не съем, – Лель поудобнее устроился на диване. – То есть ничего из ряда вон выходящего не происходило с тобой? – уточнил он, забросив одну руку за голову и запутав пальцы в волосах. Вокруг глаз его скопились усталые морщинки, но это не портило глянцевой красоты его лица. Да, видно бессонница не только ко мне захаживала в эти дни. Хотя разве боги спят?

– Помимо непорочного зачатия? – язвительно уточняю у него.

– Помимо. – Голубые глаза пристально смотрели на меня. Он вытянул ноги и сцепил за головой обе ладони. Выражение его лица непроницаемостью могло поспорить с ликом каменных идолов.

– Зелёные человечки мне не являлись.

– Я серьёзно.

– Не было у меня твоих родственников, успокойся, – фыркаю. Лель резко подался вперед. – Что еще?! – испугалась я.

– Почему ты заговорила о моих родственниках, если никто не являлся? – застыл, как волк перед броском. Захотелось попятиться и взять в руку тяжелый предмет – так, на всякий случай.

– Я под родственниками имела в виду всю магическую братию, а не конкретно твою родню. – Мне стало смешно. – Что, досталось из-за меня от мамочки? – не удерживаюсь от шпильки.

– Ничего не понимая в происходящем, ты играешь серьёзными вещами, – он помрачнел. – Постарайся повзрослеть. Я физически не могу быть при тебе двадцать четыре часа в сутки.

– Если я стану ещё немного серьёзнее, я сойду с ума. Причём безвозвратно. – К психиатру я все же сходила, желая получить медицинское заключение о собственной вменяемости. Получила. Но жить от этого проще не стало.

– Не надо крайностей. – Лель взял мою ногу и стал массировать ступню. Часть моего сознания была возмущена его бесцеремонностью, а другая настолько устала, что была рада этому массажу необыкновенно. – Ты живёшь сейчас одна?

– Пропустил строчку в моей биографии? – притворно посочувствовала ему я. Тонкие сильные пальцы дело свое знали на пять с плюсом, как будто пудовые кандалы снимал мне с ног. Массаж был выше всяческих похвал, но действительность нагло мешала наслаждаться ощущениями. Трудно было жить, как ни в чём не бывало, зная, что в животе у тебя растёт маленький…

– Когда я лезу в твою память, чтобы узнать необходимое, тебе не нравится, когда не лезу – тебе не нравится и подавно, – проворчал гость, склонив голову к ступне. – Не угодишь некоторым.

– Моя сеструха уехала с семьёй в Италию, и я присматриваю за квартирой. Да, после Коли я живу одна. Ещё вопросы? – угрожающе интересуюсь у него.

– Ты по мне скучала? Ну, хоть чуточку? – хитро прищурил глаз, заглядывая мне в лицо.

– Мне было некогда – я всю свою жизнь ревизии подвергла. Лель, – голос против воли дрогнул. – Кто у меня родится? – Не то, что бы мне снились кошмары по поводу рождения монстра, но определенности некоторой хотелось.

– В смысле: мальчик или девочка? – не понял он.

– В смысле: человек… неведома зверушка… или бог?

– Полубог. – Лель коснулся особо чувствительного местечка и по телу пробежались мурашки. – Получеловек. Внешность точно будет человеческая. – Пальцы исчезли, оставив щемящее чувство разочарования. – Я хотел бы, чтобы ты поносила во время беременности вот это, – передо мной возникло ожерелье с бусинами, маленькими голубками, рожками и фигурками лосей.

– Что это? – Беру украшение. Стиль этнический унисекс: подойдёт и мужчине, и женщине.

– Обереги. Их сделала мама, когда я родился, – улыбнулся при слове «мама» – тепло, но немного грустно.

– Не уверена, что могу принять…

– Одевай и не снимай, – Лель взял ожерелье и застегнул его на моей шее. Оно оказалось тёплым и совершенно незаметным по весу. – Лучше всего тебе поменьше выходить из дома, но ведь ты на такое не согласишься? – Массаж переключился на другую ногу.

– Угадал.

– Современные женщины совершенно не заботятся о своей безопасности сами и не дают это делать мужчинам, – бурчание его показалось внезапно таким родным, что я вздрогнула, на миг вообразив себя под его защитой.

– Мне что-то может угрожать? – Все эти разговоры будили во мне некоторые подозрения.

– Вряд ли. Но не исключено. Ты носишь не просто ребёнка, а ребёнка бога. – Пальцы Леля творили волшебство. – Моего ребёнка, – добавил напряженным голосом. – Уже очень давно не случалось ничего подобного. Кто-то вполне может захотеть причинить вам с малышом вред. Хоть христианство и ограничило степень вмешательства в жизнь людей магических существ.

– Каким же образом ты появляешься здесь? – Снова резкая перемена в его настроении. Ощущаю её практически кожей. Поворачиваюсь к нему всем телом.

– Любовь-страсть очень хитрая штука, не признающая законов, – ответил он с ленивой чувственной усмешкой, которая не вязалась с беспокойным выражением глаз. – Без неё жизнь на земле просто исчезнет. Мне, как её помощнику, в этом случае очень повезло.

– А другие… боги? – отворачиваюсь, не желая видеть больше горечь в его глазах.

Примириться с существованием Леля было можно (и вовсе не из-за того, что он привлекательный!). Воспринять же, что где-то живут еще другие подобные ему существа, мозг отказывался. Из сказок я выросла, а взрослая жизнь играла по другим правилам, одно из которых недвусмысленно гласило, что магия бывает лишь в кино. Беременность, к сожалению, подтверждала пока обратное.

– Не все смогли вписаться в новый мир, – голос стал почти бесцветным. – Это так важно? – он посмотрел на меня долгим тяжелым взглядом. Пауза затянулась. – Ты хочешь родить этого ребёнка? – он чуть сильнее сжал стопу, требуя внимания. – Когда ты будешь по утрам вспоминать, что понесла от меня, будешь ли ты переворачиваться на другой бок, пытаясь забыть о реальности, ударяя кулаком подушку, проклинать все на свете?

– Нет, – отвечаю после некоторого молчания. – К чему злиться на то, что невозможно изменить? – И понимаю, что говорю искреннее.

– Тогда просто носи обереги и если что – сразу зови меня! Большего от тебя не требуется. Это сложно запомнить? Тебе записать на видном месте крупными буквами? – насмешливый тон сразу вызвал желание дать ему пинка.

– Я запомню: носить, кричать.

– Ты способная девочка. – Меня поощрительно погладили по голове.

– А как к этому отнеслись… – Я показала глазами в потолок, не способная выговорить непривычное слово. Всё мне казалось если не кощунством, то чем-то близким к нему.

– Боги? – он со смешком закончил мою фразу. Настроение у него менялось так быстро, что я не всегда успевала подстраиваться.– По-разному. Мы давно уже живём в тени. Люди перестали верить в нас и контакты можно сосчитать на пальцах одной руки. – Моё здоровое неверие в существование богов, помимо бога христианского, его отчего-то забавляло. – Боги уходят все дальше от людей. Или люди от богов.