– Соединяю, – говорит Фаустина. Ей почти шестьдесят, у неё бессонница, маленькая пенсия и сексуальный голос. Начальство на неё не нарадуется, клиенты балдеют, очарованные голосом сирены.

– Але? – на проводе очередной робкий юноша.

– Привет, дорогой…

Остаток ночи мы с котом, тяпнув по паре капель валерьянки с коньяком, провели, занимаясь каждый своим делом. Изначально, я попыталась объяснить Рейгану, что все поделено в доме по-честному: у него своя миска, у меня свои тарелки. У него своя подстилка, у меня свое постельное белье. Он ест корм, я человеческую еду. Я смотрю ноутбук, он стиральную машинку. Но как-то незаметно кот сумел меня переубедить – наверное, во сне загипнотизировал мурчанием, когда лежал на моей подушке справа.

Беседы на сексуальные темы с одинокими мужчинами утомляли больше, чем секс. Под конец, чувствуя себя выжатой как лимон, сдаю службу сменщице, рассчитывая поспать хоть пару часиков перед работой. Забираюсь под шелковую простыню. Рейган давно дрыхнет без задних ног, растянувшись на соседней подушке. Двуспальная кровать кажется в темноте бесконечной, когда некому подкатиться под бочок. До сих пор не могу привыкнуть спать одна. Переворачиваюсь на правый бок.

Как назло, сон не шёл. Не помогли ни стакан горячего молока, ни пересчёт овечек. Кажется, бессонница имеет большие шансы стать моей близкой подругой. Хорошо, говорят, успокаивают в таких случаях йога, медитации. Йогой я пробовала заниматься в юности, увидев картинки в папином журнале «Наука и жизнь». Старательно заворачивала ноги за уши, зубрила мантры, протирая попой тонкий коврик. Через какое-то время решила, что можно подумать о доске с гвоздями. Но так как делать такую доску было некому – папа уехал в командировку, а сама я с молотком не дружила, – решила просто поспать на голых досках. Потом мне показалось, что это не по-йоговски как-то, надо бы усложнить. Насыпала себе под футболку детскую мозаику, улеглась на дощатый пол, а рядом насыпала горстку семечек, чтоб хоть какое-то удовольствие получить. Лежу, колет ужасно, жестко, терплю, семечки щелкаю, в темноте спальни. Вдруг мне показалось, что очередная семечка отличается на ощупь от остальных – какая-то мягкая она. Я долго ее ощупываю, не могу понять, что это. Встала, включила свет – оказался живой таракан! С тех пор медитировать мне больше не хочется. Переворачиваюсь на левый бок.

Окна не закрываются уже месяца два, наверное, в квартире. Но только глубокой ночью кожей ощущается робкое дуновение прохлады. Тишина спящего района давит. В такие глухие часы, если ты не спишь, обостряются чувства, лезут в голову дурные мысли.

– Люся, открой дверь! Я в форточку не пролезу, – хриплый мужской голос под окнами очень хорошо слышен в ночи. У кого-то в это время жизнь бьёт ключом – им спать некогда.

Слава богу, неведомая Люся дверь открыла с первой просьбы, потому что вновь воцарилась тишина. Стрекотание сводного ночного оркестра кузнечиков и сверчков благополучно возобновилось. Переворачиваюсь на спину. Раздражает путающееся в ногах одеяло и каменная подушка, на которую невозможно устроить голову. Кот равномерно урчит во сне, не зная о моих проблемах. Переворачиваюсь на левый бок.

Очень странное ощущение знать, что внутри тебя где-то растёт твоя маленькая частичка. С каждым днём маленький червячок становится всё более похожим на человека. Лель не говорит, как на моём малыше отразится божественное отцовство (от недостатка информации перечитала мифы народов мира, где хоть что-то говорится о детях богов и смертных), а у меня сердце обрывается каждый раз, как об этом подумаю. В жизни бы не подумала, что беременность – это так сложно. Все чаще заглядываю на форумы для беременных.

Переворачиваюсь на живот, вздрагиваю, и переворачиваюсь на правый бок поспешно. Да, никаких особых чувств к малышу будущему я не испытываю, но и убивать не собираюсь. Он же не виноват, что меня – вместе с ним – угораздило впутаться во все это. Убить ребенка ради собственного будущего счастья? А в чем оно – моё счастье? Может, как раз в материнстве? Представляю маленького золотоволосого мальчика у себя на руках. Он улыбается и что-то лепечет, показывая мне куда-то за спину… Переворачиваюсь на левый бок, по пути воюя с ночнушкой, спеленавшей меня. Дурацкое ощущение, что тебя обнимают чьи-то нежные руки. Сдергиваю ее, выбрасываю на пол, но легче не становится.

Ложусь на спину. Кладу ладонь на живот, пытаясь уловить какое-то шевеление. Нет, рано еще, конечно. Малыш или малышка, сейчас видны разве что под микроскопом, наверное, а вокруг уже такие страсти кипят. Понять Леля и его родню можно, дети – это надежда на продолжение рода, которому грозило вымирание. Пусть не совсем боги, но и не люди уже. О полубогах я помню из мифов Древней Греции, только я ведь не гречанка и местные особенности могут отличаться от тамошних. В любом случае мой ребенок будет расти как положено ребенку, вот когда вырастет – пусть сам решает, кем хочет стать. Переворачиваюсь на правый бок.

А, может, и не было никакого Леля? Забеременела я от Кольки, и с тоски навыдумывала, бог знает чего, как тот мужик из анекдота с черепахой. Заходит к психиатру мужик: – Доктор, я каждое утро, как только проснусь, сразу же иду к аквариуму проверить, как моя черепаха себя чувствует, даю ей воды, еды, беру с собой в парк, пару часов погуляем – и домой. Так каждый день. – Уважаемый, я даже не представляю, на что вы можете жаловаться? – Доктор, У МЕНЯ НЕТ ЧЕРЕПАХИ!

Вдруг и у меня не было никакого Леля, и беременность себе я тоже придумала? Каждый сходит с ума как умеет, как говорится. Переворачиваюсь на правый бок. Электронные часы показывают начало пятого. Устало прикрываю глаза.

– Ой, Лелю-люлю-люлю! – запел звонкий женский голос, и припев подхватил целый хор.

В испуге вскакиваю… и падаю в душистую траву, что-то роняя с колен. Озираюсь по сторонам. В ночи то там, то здесь горят костры, чьи огни видны сквозь деревья. В ясное звездное небо уносятся людской смех и песни. Это место мне знакомо – сюда меня привозила Оля-Леля справлять Купалье. Шелестит листвой молодая береза, украшенная разноцветными лентами. Ее утром с песнями украшали девушки и женщины, погнав мужчин за дровами для костров.

Хорошо, когда всё идёт по плану. Хуже, когда ты в этот план не посвящён. Так что же такое со мной произошло? Поднимаюсь на ноги, машинально подбирая с земли пышный венок из цветов и трав. Тот самый, который я сплела тогда и потеряла потом в суматохе праздника, не успев пустить его по воде, чтобы неведомый суженный мой его выловил где-то. Нет, это все конечно интересно, но пора уже и проснуться. Щипаю себя за руку. Больно! Так это не сон? Вот только путешествий во времени не хватало.

– Я знаю, ты давно ждешь принца на белом коне, – прозвучал бархатистый мужской голос у меня за спиной.

– Да, – замираю на месте.

– Я пришел, – нежно сказал он, а на плечо мне легла тяжелая рука.

– Круто, – оборачиваюсь, сбрасывая чужую руку, – и где принц? – меряю взглядом чубатого блондина в косоворотке и шароварах.

– Н-не знаю, – протянул блондин, и посмотрел на меня с детской обидой.

– Ну, увидишь принца – передай, что я его все еще жду, – говорю ему, и ухожу к людям, туда, где горит большой костер.

Под аккомпанемент бубнов, футбольных дудок, барабанов самодельных, песнопений, символизируя мистический союз Огня и Воды, Мужчины и Женщины, в свете купальского костра шло разгульное веселье. Празднуя «свадьбу» двух начал, люди водили хоровод, символизирующий круг времен и возможность черпать из него энергию жизни (это меня просветил бородатый дядька с живым петухом в руках, стоявший слева). Когда костер достаточно прогорел – пришел черед очистительных прыжков через Огонь.

Помню, воодушевившись всеобщим настроем, я тогда тоже собралась прыгать, приготовилась, но… не решилась. Потопталась в веселой толпе и отошла, испытывая смутное сожаление. Ну не за этим же я сюда вернулась! Вернулась? Никуда я не возвращалась. Мне просто нужен был отдых, возможность привести мысли в порядок. А здесь этому точно не произойти. Надо срочно проснуться, проснуться, проснуться. Я должна проснуться. И тут грохнуло так, что я в испуге присела. С недоверием поднимаю глаза к небу. Толстая мокрая капля смачно поцеловала меня в лоб – и на мир обрушился ливень.

Не успела я прорычать нечто возмущенное по поводу того, что не было той ночью никакого дождя, как бородатый великан в меховой безрукавке дернул меня за руку, затаскивая под куст, поверх которого был наброшен целофан.

– Дождь – это хороший знак, – сказал он мне, подняв указательный палец к небу. Палец уткнулся в целлофан, который бомбардировался дождем. – В дождь хорошо любое серьезное дело начинать: жениться, жизнь новую. Да ты не бойся, малая, капли крупные у него – быстро пройдет, – подмигнув, великан обхватил себя за колени руками, и даже стал немного меньше вроде. – Пересидим здесь.

На буйного сумасшедшего он не смахивал, а, учитывая, что на праздник собрался народ с причудами, сильно опасаться не стоило. Немногие начали с визгом искать укрытия, но большинство людей продолжали веселиться под дождём.

– Пересидим, – вздохнула я, устраиваясь под ветками. По пленке стучал дождь, здесь было довольно уютно. Промокшие призраки где-то за стеной дождя продолжали водить хоровод вокруг разожженного огромного костра, и земной огонь горел, побеждая небесную воду.

– Ты с кем сюда приехала? – спросил великан после некоторого молчания. – Что-то я не припомню твоего лица…

– Я твоего тоже, – поворачиваюсь к нему, все еще пытаясь понять, что хочет сказать мне мое подсознание. – А ведь ты мне почему-то снишься сейчас.

– Бывает, – понимающе кивнул он, почесав кудрявую бороду. – Сегодня одна из особенных ночей, когда границы миров истончаются. Решается судьба мира: быть ли Свету или мир поглотит Тьма.

– Мне бы просто домой вернуться, – вздыхаю тоскливо. – Ну зачем я здесь?

– На-ка, глотни, – мужик сунул мне в руки бутылку, оплетенную соломой. А находиться в той бутылке могло что угодно. – Да пригуби хотя бы – простынешь еще в наших лесах, городской цветок, – хмыкнул он и демонстративно приложился к горлышку, после чего крякнул и выдохнул влево от себя. Воздух не загорелся – это обнадеживало. А, была не была! Забираю у него бутылку и делаю осторожный глоток. От холода ключевой воды заломило зубы, испуганно глотаю. На языке остался мягкий привкус трав и легкая горчинка. – Ну, как? – поинтересовался насмешливо.

– Вкусно, – пожимаю плечами. – А что это?

– Живая вода, – хохотнул тот, забирая бутылку и вбивая ладонью в нее пробку. – Так на чем я остановился?

– Сегодня особенная ночь, – подсказываю, прислушиваясь к организму. Нет, ничего алкогольного в жидкости не было точно.

– Точно! – обрадовался мой подкустный сотоварищ. – Солнце начало поворот на зимний путь. И вся природа, как бы предчувствуя свою близкую старость, спешит жить полною жизнью, любить… – воодушевившись, он приобнял меня за плечи.

– А стихия, вообще-то уже побеждена, можно вылезать в люди, – ехидный женский голос заставил нас вздрогнуть, – Власик. Я тут тебя обыскалась, – черноволосая девушка в сарафане посветила фонариком – загораживаюсь от яркого света рукой.

– Марийка, – обрадовался великан, по-медвежьи косолапя вылезая из-под куста. Заловил девчонку в объятия и крутанул её вместе с собой, игнорируя злой визг. – Ты где пряталась? В ручье – что ли?

– Пусти, дурак! – вывернувшись, она зыркнула на меня. – Это кто?

– Эээ… – великан растерянно посмотрел на меня. Разговаривая о православии и границах миров, мы как-то не успели с ним познакомиться. – Да вот… спряталась со мной от дождя.

– Я вижу, – Марийка приобняла великана в вывернутой мехом наружу безрукавке за талию, давая понять, что собственность имеет хозяйку. – Пойдем, мне надо тебе кое-что показать.

– Да-да, – кивнул он и, неловко махнув мне рукой, потопал за девушкой на поляну.

Выбираюсь из-под куста тоже и решаю прибиться к какому-нибудь костерку. Большинство народу парочками разбрелось по лесу искать цветок папоротника. Одиночество сейчас кажется совершенно невыносимой вещью.

Огонек нашелся неподалеку, обогревая от ночной сырости человека под серой лохматой овчиной, прикорнувшего по другую сторону от костра. Настроение коту под хвост. День коту под хвост. Личная жизнь коту под хвост. Во всем главное – стабильность! Выбираю место поудобнее и сажусь, ожидая…

– Проблемы нельзя воспринимать всерьёз, а то они поверят, что они есть, – человек поворачивается ко мне и садится, по-турецки скрестив ноги. Вышитая красной нитью белая безрукавка на босу грудь и мешковатые штаны. Отблескивает в свете костра сережка в ухе. – Мавра, где же твоя обычная жизнерадостность? – Отброшенная овчина сиротливо улеглась в стороне, больше не скрывая под собой «волка».

– Так это ты меня сюда затащил?! – взвизгнула я.

– Никуда я тебя не тащил – очень мне надо, – Лель устало потер переносицу большим и указательным пальцами. – Плевать, даже если это твои штучки! Я хочу проснуться.

– Ну и просыпайся – кто тебе не дает? – пожимает плечами.

– Не могу, – это получилось так жалобно, что Лель с удивлением на меня посмотрел. – Не получается.

– Восприятие веревки как змеи так же ложно, как и восприятие веревки как веревки.

– Чего? – переспросила я, тряхнув головой. – Еще раз.

– Восприятие веревки…

– Сам придумал?

– Угу, – отрицательно помотало головой божество. – Шанкари, Адвайтаведанта.

– И как это надо понимать? Веревки, змеи…

– Ничего не надо понимать. Надо просыпаться, – с улыбкой сказал Лель и дунул на огонь. Жаркий язык пламени устремился мне в лицо. Отшатываюсь, заслонившись рукой.

Боли не было. Осторожно сдвигаю локоть и щурюсь от яркого солнечного света, бьющего в окно спальни. Козёл! Вскакиваю с постели, сжимая кулаки, представляя в них шею божества с дурацким чувством юмора. Сонный кот, щуря глаза, с недоумением смотрит на меня, возлегая на подушке. Спальня, словно келья монашки, мужчин не имеет. Ничего, он еще мне попадется, и вот тогда…

На работу я не опоздала, как ни странно. Вошла вместе с Галиной Ильиничной и Светланой Петровной, чем заслужила их удивлённые взгляды. В обычном случае моё опоздание было минимум двадцать минут. Что поделаешь, пунктуальность – не мой конёк.

– Доброе утро, – раскланиваюсь с ними. Наша начальница Антонина уже на месте, так как живёт через дом. Часы в фойе показывают без пяти девять. Никогда ещё не приходила так рано!

– И тебе, Мавра, – отвечает Светлана Петровна. До моего прихода она была здесь самой молодой служащей – до пенсии ей оставался год. Свой «молодой» облик она старательно поддерживала: каждый вечер бегала трусцой, раз в два месяца подкрашивала седину чернилами, покупала губнушки фирмы «Ревлон» и просила звать её «Светой». Дети разъехались, муж умер, работа была для неё смыслом жизни – при этом она оставалась вполне нормальным человеком. – Что-то ты поправилась, вроде.

– Это всё белый. Белый – всегда полнит, – пояснила Галина Ильинична. Проработав в библиотеке всю свою сознательную жизнь, она твёрдо уверилась, что знает ответы на все вопросы, вплоть до того, в чём смыл жизни.

– А мне нравится, – сказала я, оглядев еще раз свою новую блузку из марлевки, имеющую длинные разлетающиеся на ветру рукава. В жару само то, особенно с модными капри на подтяжках и изящными сандалиями без каблука. Смотрелось очень стильно.

– Конечно, тебе идёт, – поспешила уточнить Светлана Петровна, на рабочем месте носившая по учительской привычке блузки и юбки «чёрный низ, светлый верх».

Теперь можно было целый час бездельничать: открывалась библиотека в десять. Я перелистала купленную в подземном переходе «Энциклопедию славянских богов». Интерес к дохристианскому прошлому был не только у меня, поэтому прилавки книжных лотков и магазинов были завалены сейчас самой разнообразной литературой на эту тему. Притом, что достоверные источники можно было пересчитать по пальцам, и все они в основном принадлежали к церковным летописям, любой желающий мог узнать быт, обряды, песни и заговоры, сексуальную жизнь древних славян. Не говоря уж о единственно верном ходе тех или иных исторических событий. Но, читая в справочнике по славянской мифологии «Один – русский демон, второе имя Водана», «Натигай – неизвестное божество», «певалицы – славянские музы, учившие молодёжь, весёлую и счастливую, петь» неспециалисту надо было вот из такого бреда попытаться выделить крупицы истины.

На все мои вопросы о семье мерзкий тип, именовавший себя Лель, отвечал столь уклончиво, что оставалось разбираться во всем это самой. Основная масса текстов содержала столько бреда, получившегося из смеси христианства и язычества, постоянного «дублирования» функций некоторых богов и богинь, что я ещё больше запуталась в потенциальной родне. С разложенной по полочкам греческой или римской мифологией нашу мифологию было не сравнить – это точно. Объяснялось ли это религиозными войнами и насаждением христианства, не знаю, но легче от этого не становилось. Например, оказалось, что на Руси существовало, как минимум, три пантеона богов! И новые, и старые боги довольно мирно сосуществовали в вере славян. Расхождения в образах святых нисколько не пугали народ, который видел не внешнее проявление богов, которым молился, а их суть.

Крайности, в которые бросает историков из-за политики, чрезвычайно раздражали. Сначала (а в школах и до сих пор!) нам говорят, что дикие русские сами не смогли управлять государством (которое у них откуда-то всё-таки взялось) и призвали на помощь варягов. Кирилл и Мефодий дают им письменность. Мудрый Владимир отвращает от язычества. А потом выясняется, что славяне и без всего этого прекрасно существовали уже не одно тысячелетие. В Сибири находят славянские города, которымнтом выясняется, что русские и без всего этого прекрасно существовали. торое у них откуда-то всё-таки взялось) и призвали на пом по четыре-пять тысяч лет. И письменность у славян была. Взять того же святого Стефана Пермьского, получившего канонизацию после того как сжёг книги законов пермяков и принёс им свою азбуку. Бумага всё стерпит, но когда меня пытаются убедить в том, что вся Россия с радостью крестилась по воле Владимира, а те же самые летописи скупо фиксируют восстания против христианской веры в пятнадцатом веке, в начале семнадцатого, то возникает здоровое недоверие. Кому верить тогда?

Отложив в стол энциклопедию, набираю в виртуальном хранилище журналов поиск статьей по русской мифологии. Журналы все же выходят чаще, может, там будет что-нибудь поновее? Прежде чем перейти к первой странице, бросаю взгляд по сторонам. Света листает свежий молодёжный журнал, она всегда в курсе веяний моды. Галина Ильинична вяжет свитер, поглядывая на часы – скоро откроемся. У нее трое детей и семеро внуков, которым нужно помогать. Вот она и обшивает соседей, вяжет на продажу, наскребая копеечки.