Надо сказать, весь тот полет впервые в жизни я чувствовал себя достаточно неуютно. И не только я. Вдруг оказалось, что кроме обычных опасностей космических путешествий, к которым человечество за сотни лет привыкло и с которыми научилось неплохо справляться, добавилась опасность новая. Знать, что чужая злая воля может в любой момент внезапно оборвать твою жизнь, и смерть твоя будет окончательной и бесповоротной… Это было трудно перенести.

Правы были Мелисса и Майкл, когда говорили, что уверенность человека в безопасности современного мира имеет оборотную сторону. Вскоре обнаружилось, что люди практически перестали летать за пределы Солнечной Системы, за исключением тех, кому это было совершенно необходимо по работе. И даже в Космофлоте отдельные товарищи раньше времени решили уйти «на заслуженный отдых», а кое-кто внезапно обнаружил у себя несовместимую с космическими полетами болезнь. Таких людей было немного, но они были. И можно ли их осуждать?

Но все проходит. И люди ко всему привыкают. Года через полтора все вошло в свою колею, тем более что никаких нападений на наши корабли больше не случалось. Да и безопасность полетов, как и планировала Мелисса, была повышена очень существенно.

Когда я вернулся на Землю, то неделю провел с родителями. Я не виделся с ними почти год. Мама с отцом прервали свою работу и прилетели в Москву, чтобы я мог побыть с ними несколько дней в родном доме.

Конечно, они уже знали, что я был на «Суворове» и участвовал в первом в истории Земли космическом сражении, и задним числом страшно волновались. Я рассказал им обо всем, что происходило во время рейда «Суворова», обо всем, о чем можно было рассказать. Разумеется, я заранее ознакомился с официальной версией событий, распространенной средствами массовой информации, и в свой рассказ я просто добавил отдельные яркие детали, никак не влиявшие на суть официальной версии.

Переживания родителей были так сильны, что их даже не утешило известие о полученных их сыном новых наградах. В тот момент главным было то, что я подвергался страшной опасности и, слава богу, остался жив.

Когда эмоции по поводу всего мной пережитого поутихли, я вручил маме и папе привезенные с Корнезо подарки. Оказалось, с подарками родителям я угодил, и радость их была неподдельной. Конечно, я должен был подробно рассказать о Райском Местечке. Их, как специалистов, интересовали детали, и мне пришлось быть очень внимательным, чтобы не проговориться о чем-то, что могло навести их на мысль об истинной ситуации на Корнезо, о нашей миссии и о моем в ней участии.

Увы, вдруг оказалось, что есть масса вещей, о которых я теперь не могу рассказать даже самым близким и любящим меня людям…

Правда, я случайно узнал, что и у родителей появился от меня свой секрет, конечно же, временный. Я случайно услышал их разговор, из которого понял, что они решили уступить настойчивым просьбам Всемирного Комитета по Генетике, и скоро у меня появится сестренка…

Через неделю родители вернулись к своей работе, а я в назначенный день отправился на новое место прохождения службы.

Я стал офицером Отдела по делам Иных Цивилизаций в Департаменте Патруля и Разведки Космофлота. Этот Департамент подчинялся непосредственно Главному Управлению и его руководителю, Адмиралу, то есть Мелиссе, и находился в одном из зданий на обширной территории Главного Управления Космофлота, расположенной на западной окраине Москвы.

Как положено, в первую очередь я явился к руководителю Департамента «ПР», генералу Юрию Владимировичу Абашидзе. Когда по его приглашению я занял одно из кресел за столом совещаний в его кабинете, он сказал:

– Что ж, Александр Владимирович! Рад, что вы теперь будете служить у нас. Я изучил ваше личное дело, так что знаю и о ваших прошлых заслугах, и об участии в операции на Корнезо, и о вашей роли в успехе рейда «Суворова». Надеюсь, Адмирал не ошиблась, решив, что и наши дела вам окажутся по плечу.

Но не будем играть в прятки. Вы должны понимать, что вы можете быть отличным офицером, талантливым инженером и признанным героем, но способность работать по нашему профилю вам еще предстоит доказать. А главное, сначала вам следует изучить азы нашей профессии. Академия, конечно, хорошо, тем более что вы закончили ее, как я вижу, четвертым на курсе, и опыт практической работы у вас есть. Но начинать вам придется с наших Курсов Повышения Квалификации. С Адмиралом этот вопрос согласован.

Знал ли генерал о том, что я – Потенциал, причем Потенциал Мелиссы? Наверняка знал. Ведь на Корнезо Мелисса официально представляла меня как своего Потенциала. А вот о личных отношениях… Ну, если пока и не знал, то все равно вскоре должен был узнать. Такая уж у него была профессия.

Но держался генерал Абашидзе со мной, как с обычным человеком, одним из подчиненных ему офицеров, и даже мнение Мелиссы, лично направившей меня в его Департамент, не было для него непререкаемой истиной. И это мне понравилось.

Покинув кабинет генерала, я получил в канцелярии Департамента официальное направление на Курсы Повышения Квалификации. Конечно, Мелисса меня предупреждала, что начинать новую службу мне придется с учебы, но никаких подробностей об этой учебе она мне не сообщала. Что ж, курсы, так курсы!

Курсы ПК находились в Петербурге, и я решил сразу отправиться туда. Занятия начинались только через две недели, но Мелисса была слишком занята, и надеяться провести с ней какое-то время я не мог. Так что оставаться в Москве мне не было никакого смысла.

Как обычно, маршрут до места расположения КПК был записан на пластине моего личного удостоверения. Мой флаер оказался уже доставлен со стоянки Департамента «К» на Снагове, где я оставил его почти год назад, и дожидался меня, сияющий чистотой и полностью готовый к полету, в подземном гараже ГУ. Все-таки, армейские порядки – это вещь!

Короткий перелет до Петербурга, и я был уже на месте назначения, на территории Курсов ПК…

Ха, Курсы! Как же!

«Курсы» оказались специальным высшим учебным заведением, в котором мне предстояло провести ближайшие шесть лет! Прежде чем узнать, чему же именно меня здесь будут учить, мне пришлось дать кучу подписок о неразглашении всего, касающегося КПК, начиная от планировки территории и заканчивая содержанием учебных дисциплин. Складывалось впечатление, что даже само упоминание о существовании этих Курсов могло расцениваться как военное преступление. Конечно, с остальными курсантами подобных проблем не возникало, их просто кодировали, но на меня-то коды не действовали!

И вскоре я понял, что подобная секретность была совершенно оправдана. Ведь знания – это сила. А сила может быть использована и во вред. Особенно, если эти знания, эта сила, являются инструментом, способным управлять как отдельным человеком, так и обществом в целом.

Я знал, что основная работа Отдела по делам Иных Цивилизаций Департамента Патруля и Разведки Космофлота связана с секретными программами Космофлота, то бишь, селферов, типа «Депо». Одну из таких программ, «Пятая колонна», Мелисса как-то упоминала. В целом же Отдел по делам Иных Цивилизаций контролировал, если не направлял, работу Комитета Иных Цивилизаций при Всемирном Совете, что, естественно, широко не афишировалось по тем же причинам, что и львиная доля всей информации о деятельности селферов, проводимой под эгидой Космофлота.

Учебное заведение Департамента Патруля и Разведки, Курсы ПК, готовило кадры для проведения некоторых из этих секретных программ Космофлота. И эти кадры получали знания, совершенно необходимые для их будущей работы, но заключавшие в себе потенциальную опасность как для отдельных личностей, так и для всего общества…

Взаимоотношения цивилизаций – дело весьма тонкое. Успех любых наших контактов с другими цивилизациями определяется, в первую очередь, полнотой и адекватностью информации о тех существах, с которыми мы имеем дело. На примере Корнезо я понял это как нельзя лучше.

Получить информацию о жизни иной расы можно тремя путями.

Первый путь – узнавать то, что тебе узнавать позволяют, сообщая непосредственно или разрешая собирать те или иные данные. Это работа для наших посольств и научных экспедиций.

Вторая возможность – наблюдать за жизнью цивилизации и отдельных ее представителей тайно, с помощью аппаратных средств, о существовании которых аборигены не подозревают. И от этой возможности мы никогда не отказываемся, благо опыт подслушивания и подглядывания человечество имеет колоссальный.

Третий путь – собирать информацию внедренными в чужую цивилизацию агентами-разведчиками, живущими под видом обычных аборигенов.

На Корнезо человечество пользовалось только первыми двумя возможностями, поскольку до сих пор не удалось создать человека-автотрофа, человека-растение, какими являлись аборигены Корнезо. Конечно, подобную роль легко мог сыграть любой селфер, но селферы были слишком ценны, чтобы без крайней необходимости отрывать их на длительный срок от выполнения задач гораздо более важных.

Но в большинстве других миров иных цивилизаций внедренные агенты существовали, и часто именно они сообщали на первый взгляд совсем незначительные, но очень важные детали, которые помогали лучше понять аборигенов, особенности их культуры и мышления, и, тем самым, позволяли не совершать при контактах нелепых ошибок, достигать взаимопонимания и эффективно проводить выгодную Земле политику.

А помимо иных цивилизаций имелись еще и земные колонии, где жизнь подчас мало была похожа на жизнь в метрополии. И взаимоотношения между центральной властью и местной администрацией требовали иногда гораздо больше осмотрительности и политических ухищрений, чем взаимоотношения с иными цивилизациями.

Так что главной целью обучения курсантов КПК являлось умение собирать информацию в земных колониях и в мирах иных цивилизаций. И важнейшим для решения этой задачи было научиться жить в непривычной среде обитания и внедряться в чуждое тебе общество.

Поэтому учеба будущих агентов-разведчиков начиналось с повторения основ физики, химии, астрономии и планетологии. Параллельно углубленно изучались курсы «Теория информации», «Структура программного обеспечения систем обработки информации», «Живые системы обработки информации», «Личность как информационная модель» и «Эволюционные процессы». После завершения этих курсов наступало время биологии и ксенобиологии, психологии и ксенопсихологии, социологии и ксеносоциологии, этнографии и ксеноэтнографии, лингвистики и нейролингвистического программирования. И, наконец, курсанты переходили к практическим занятиям и подробному изучению особенностей конкретных миров и чужих цивилизаций.

Все эти науки, и теоретические, и прикладные, содержали, конечно, немало закрытых от широкой публики сведений, и уже сами по себе могли являться инструментом влияния на отдельные личности и целые сообщества. Но самые опасные знания и навыки приобретались курсантами при изучении других, весьма специфических дисциплин.

Дело в том, что рассчитывать на то, что при тайном сборе информации даже в дружественно настроенных к Земле мирах все пойдет гладко, было бы наивным. Добывание необходимой информации не всегда бывает делом пассивным и благородным. Жизнь в чужих мирах сама по себе представляет для человека немалую опасность, а уж попытки выяснить что-то, что местные жители сообщать нам не хотят, либо и сами не знают, либо сами и знать не хотят… Печальных эксцессов случалось немного, но они все-таки бывали.

А целью внедренного агента было не только собрать информацию, но и доставить ее на Землю, оставшись при этом в живых.

Поэтому многие знания и умения, которые давало это учебное заведение, были не просто опасны, они были страшны. Не только самые полные знания о человеке, человечестве и разуме во всех его проявлениях, не только новейшие инженерные разработки и технологии, но и весь жуткий, грязный, подлый опыт человечества, все методы и способы, процедуры и приемы, хитрости и уловки должны были уметь применять в свой работе разведчики… Все, что давало власть над разумным существом и обществом, над ситуацией и процессом, все, что могло способствовать выявлению истины и управлению событиями, и все, что обеспечивало выживание…

Я хорошо понимал, что сколь бы чудовищными ни представлялись бы эти знания и умения, они были вне морали. Это были средства, обеспечивающие достижение поставленной цели. Вопросом морали было другое – определение цели и выбор средств для ее достижения.

Я помнил, с какой горечью, с каким отчаянием говорила Мелисса о «грехе выбора», который приходилось принимать на себя селферам. Я сам впервые столкнулся с этим на Райском Местечке, и теперь еще отчетливее стал сознавать, о каких выборах может идти речь…

Но не все курсанты оказались готовы принять эту неизбежную составную часть их будущей работы. Двое ребят с нашего курса были отчислены почти сразу, через четыре месяца после начала занятий. Ну не смогли они примирить свои представления об устройстве мира с открывшимися им жизненными реалиями! Им хотелось по-прежнему жить в мире простом и ясном, чистом и светлом, и не знать, что бывают миры иные, что случаются смерть и насилие, что в какой-то момент ты должен проделать то, что противно твоей природе и приводит тебя в ужас, что бывает отсутствие выбора, бывает отчаяние от бессилия, что бывает… что много чего бывает.

Но вообще-то курсантов отбирали тщательно. На нашем курсе осталось учиться 62 человека. Распространение биографических данных, мягко говоря, не поощрялось, но я видел, что все они повидали уже немало, побывали в каких-то непростых ситуациях. Среди курсантов были офицеры из десанта и из Дальней Разведки, а также несколько инженеров и научных работников. За годы учебы мы, конечно, неплохо узнали друг друга, но друзьями как-то не стали. Обстановка не располагала.

Надо сказать, что среди курсантов я был в определенном смысле «белой вороной». Будучи моложе практически всех остальных, я имел при этом самое высокое звание. И четыре высших награды Земли тоже меня выделяли. А главное, я был единственным на курсе Потенциалом. Я, естественно, никоим образом не афишировал свое знакомство со многими селферами, и, тем более, особые отношения с Адмиралом. Но, видно, слухом земля полнится, и скрыть, что я – Потенциал, было никак невозможно. Я только надеялся, что никто, кроме генерала Абашидзе, и, возможно, Начальника Курсов, не знает, ЧЕЙ я Потенциал. Но и без всяких слухов меня с головой выдавали некоторые мои способности.

Конечно, те или иные особые способности имелись у многих курсантов. Например, были товарищи, обладавшие отсутствующим у меня талантом к языкам. Но я просто ставил себе в процессор лингво-программы, и ни в чем им тогда не уступал. Или, например, встречались среди бывших научных работников отличные психологи и социологи, и в теории они превосходили всех. Но когда дело дошло до практических занятий по главным дисциплинам – нейролингвистическому программированию и вживанию в чуждую социосреду – мой практический опыт и пси-способности перевесили все их теоретические знания.

Другим весьма важным предметом являлась наука выживания в неблагоприятной среде обитания и в боевой обстановке. В части физических данных я уступал большинству сокурсников, и этот предмет давался мне тяжело, здесь я сначала многим проигрывал. За первые два года мы прошли весь цикл подготовки десантников, а дальше пошло еще хуже. Господи, да курс военной подготовки в лагерях на Альбе времен учебы в Академии теперь я вспоминал с умилением! Но все-таки я выдержал, и к пятому курсу с удивлением обнаружил, что все еще жив и даже практически здоров. Мало того, организм мой в итоге оказался способным выносить то, что, как я думал раньше, вынести могут лишь селферы. И в этом я тоже превзошел всех остальных.

Несомненно, не в одних тренировках тут было дело. Ведь всем управляет мозг, а мой мозг продолжал развиваться. Похоже, я постепенно учился пробиваться, еще не совсем осознанно, к тем подпрограммам собственного мозга, которые отвечали за метаболизм и построение тканей и органов тела…

Но отдаляли меня от товарищей по учебе не только мои особые способности.

На четвертом году обучения началось углубленное изучение иных рас, и ко мне обратилась с необычной просьбой Начальник Курсов, полковник Голда Смушкевич. Она попросила меня рассказать курсантам об операции на Корнезо и о моих личных впечатлениях об этой планете и ее цивилизации. Я не видел причин ей отказать. Договорившись со мной, она обратилась в ГУ и получила вместе с разрешением на этот учебный эксперимент подборку видеоматериалов о Райском Местечке.

Там было все, – и съемки на проклятых полянах, и охота на инициативных бабочек, и инциденты в «рыбной войне», и наш танк, «Носорог-18», в тоннеле на Табе, и госпиталь для корнезианцев на Лалуэ, и бойня на Та-ни-кау…

Что ж, я и рассказал все.

Большая аудитория главного корпуса была заполнена до отказа. Послушать меня пришли почти четыреста человек – все пять курсов и полный штат преподавателей. Когда дело дошло до массовой бойни на последнем нашем балетном спектакле, я прокрутил полную запись событий.

На экране в мельчайших подробностях виден был театральный зал, в котором повсюду лежали растерзанные тела и буйствовали ги-ше-релы, а люди, обычные земляне, сворачивали им шеи, перебивали горла, разбивали черепа… Все было залито бурой кровью. И мы, люди, были запачканы этой кровью…

И я был участником этой драмы. И я, действуя, подобно машине, убивал ги-ше-релов одного за другим… На экране несколько раз крупным планом мелькало мое лицо, искаженное страшным напряжением, покрытое брызгами чужой крови…

…Казалось бы, на занятиях по специальным дисциплинам курсанты успешно усваивали отвратительный опыт спецслужб всех времен и народов, изучали не совместимый с представлениями о гуманизме опыт, приобретенный человечеством за тысячелетия войн, наблюдали весьма реалистические душераздирающие сцены исторических событий и сами проделывали в симуляторах реальности непредставимые для нормального человека вещи… Но тысячу раз была права Мелисса, когда говорила, что при этом каждый человек был твердо уверен, что все это не имеет лично к нему никакого отношения, что весь этот ужас – не более чем иллюзия, что он обязательно вскоре вернется в свой мир, где ничего подобного не происходит и происходить не может…

А в тот момент собравшиеся в зале не просто наблюдали жуткие сцены на экране. Перед ними стоял я, тот, кто участвовал в творившемся на экране кошмаре.

И я был одним из них…

Возможно, именно в тот момент многие в зале впервые осознали, что убийства и убийцы имеют место не только в кино и в симуляторе реальности, но и в действительности, здесь и сейчас.

Не знаю, что потрясло их больше, – сам факт, что я убивал, или то, как это я делал? Или то, что я другим приказывал убивать? Или они ужаснулись, осознав, наконец, что на моем месте может оказаться любой из них?

Но как бы то ни было, с тех пор я чувствовал какое-то особое к себе отношение, какую-то отчужденность… Они были еще «чисты», а я – уже нет. И было не важно, что я должен был убивать, и почему я должен был убивать! Я – убивал. Они – нет. Пока – нет… Думаю, каждый втайне надеялся, что уж ему-то делать подобное не придется никогда в жизни… Дай-то бог!

Учеба на Курсах ПК, несмотря на все режимные строгости и большие нагрузки, оставляла курсантам кое-какое время для личной жизни. Мы имели нормальные выходные и ежегодные двухмесячные каникулы, так что видеться с Мелиссой мы могли достаточно часто, обычно – раз-другой в месяц. Случалось, конечно, что мы встречались и реже, поскольку Мелисса работала весьма напряженно. Зато все каникулы я проводил на острове Мелиссы, и уж тогда я видел ее каждый день! Вернее, каждую ночь…