– Вместе. Привозим и скидываемся. Продукты в холодильнике и в шкафу. Но сладости у каждого свои. Шоколадки точно лучше не трогать, это Алены.

– И портрет тоже ее? – усмехнулась Мадина, кивнув на листок с нарисованным ручкой профилем, приклеенный к холодильнику рядом с какой-то таблицей.

Они с Румией стали доставать из сумки замороженное мясо, бутылку топленого масла, бледно-зеленые помидоры с огорода (им следовало доспеть на подоконнике) и кабачок. Девушка наблюдала.

– Остальное сами разберете, – сказала Мадина.

Румия вышла ее проводить. Они спускались по лестнице, и стук каблуков Мадины отдавался эхом. Хотелось кинуться ей на шею, умолять, чтобы разрешила жить с ней. Румия была согласна мыть посуду, убираться, научиться готовить…

– Ты давай тут пошустрее! – Мадина, брезгливо морщась, перешагнула лужицу на полу. – Первая девочка – простушка, но будет тех слушаться. А эти две крови попьют. Я таких чую за километр. Не прогибайся, поняла? – она поцеловала Румию в щеку. – Ну все, давай, если что, звони мне днем на работу. На вахту подойдешь, попросишь. Телефон записала, комендантше сказала, чтобы за тобой присматривала, больше ничего не забыли? Вроде нет. Пока!

Она потрепала Румию по щеке и поцеловала.

Румия смотрела на нее в окно холла, пока она не завернула за угол. Тогда Румия взбежала по лестнице и из окна второго этажа, что выходило на проезжую часть, снова нашла фигурку в кардигане лимонного цвета. Когда Мадина превратилась в желтую точку и смешалась с толпой на остановке, Румия вернулась в комнату.

– Общую дверь за собой захлопывай, когда выходишь! Или в пещере родилась? – девушка, которая до этого красилась, оказалась очень высокой и несколько растягивала слова.

Она расчесывала перед зеркалом длинные русые волосы. Глаза большие и круглые, с загнутыми ресницами, как у нарядной детсадовской куклы, которую давали, только чтобы сфотографироваться, а потом убирали на высокий шкаф. Румия почувствовала себя маленькой, некрасивой и спрятала руки в карманы кофты.

– У тебя голос есть? Как зовут? – девушка смотрела на нее через зеркало.

Румия назвала имя и одернула футболку, слегка задравшуюся на спине.

– Татарочка?

– Казашка.

И сразу, чтобы избежать долгих расспросов:

– А тебя как зовут?

– Алена. А тетя твоя кто?

– Как кто?

– Ну, она так одевается ништяк. Откуда шмотки?

– Сама шьет.

– Да ну! Ничего себе.

– А меня Наташа зовут! – приветливо сказала другая девушка, уже снявшая свои бигуди. – Мы все третьекурсницы, учимся вместе. А ты только поступила?

– Да.

– Это Таня, – Наташа показала на женщину, которая так и читала, не обращая на них внимания. – Ты, наверное, из Соль-Илецка или Акбулака? Обычно казахи оттуда.

– Из Казахстана.

– Ого!

– А что, у вас своих универов нет? – спросила Алена.

– Есть. Просто здесь тетя.

– И как вы там живете? В юртах?

– В обычных домах.

– Так, на кухню шагайте, – Румия вздрогнула от низкого голоса Тани. – Мешаете своим щебетанием.

Румия с Наташей прошмыгнули на кухню.

– Таня у нас строгая, – прошептала Наташа.

– Она тоже с вами учится?

– Ага.

– И сколько ей лет?

– Девятнадцать, как нам. А ты привезла что-нибудь вкусненькое?

– Да, беляши, – Румия начала вытаскивать промасленный газетный кулек.

– Классно! Сейчас чай поставлю.

Наташа набрала воду из крана в большой эмалированный чайник и водрузила его на электрический круг плиты, достала из холодильника «Раму»^[11] в пластиковой упаковке, нарезала хлеб. По ничем не накрытому столу полз, подергивая усами, коричневый таракан. Наташа схватила его тряпкой, раздавила и выбросила в мусорное ведро под раковиной. Этой же тряпкой взяла чайник, когда он засвистел, и крикнула:

– Девчонки, пошли чай пить! Новенькая беляшами угощает!

Алена и Таня пришли из комнаты со стаканами. Румия, порывшись в сумке, кульках и пакетах, которые собрала абика, нашла свою пиалу, завернутую в чистое застиранное полотенце.

– О, прикольная у тебя чашка, – сказала Наташа. – Узоры красивые.

– Не понимаю, как без ручки чай пить, а если обожжешься? – Алена скривила губы.

Таня взяла беляш, понюхала, поднесла к переносице и скосила глаза под очками, будто надеясь в нем что-то увидеть. Осторожно откусила и о чем-то задумалась. Румия рассматривала ее маленькие, прищуренные глаза и крупные руки. Таня больше походила на бабу Нюру, тещу дяди Берика, чем на студентку.

– Завтра складываемся, – сказала Таня.

– Так же, по десять тысяч? – спросила Наташа.

– Нас же теперь четверо, может, хватит по восемь? – голос Алены прозвучал пискляво.

– Так и есть больше будем! – Таня уставилась на Румию, словно оценивая, сколько та съедает. – Сейчас хлеб уже три тыщи стоит!

Румия вжалась в стул. У нее всего сорок тысяч, которые она получила в обмен на тенге, но жить еще до зимы. А стипендия… Кто его знает, какая тут стипендия и получит ли она ее с казахстанским гражданством.

– Мы покупаем на эти деньги хлеб, макароны и томатный соус, – объяснила Наташа. – Мясо и овощи привозим из дома. У тебя есть мясо?

– Есть. И кабачок с помидорами. А на сколько складываетесь?

– На две недели. Собираем деньги в коробку и покупаем продукты оттуда.

– И дежурим, – добавила Таня.

– Да, – подхватила Наташа. – По парам. Одну неделю мы с Аленкой, вторую – вы с Таней. Дежурные готовят и моют полы. Умеешь варить?

– Ну… так.

– Да мы каждый день тушим мясо, подливу и макароны, что там уметь.

Румия промолчала о том, что макароны, плавающие в томатной жиже, которые давали в школьной столовой, она всегда отдавала Айке.

В десять вечера зазвенел будильник. Девочки как по команде одновременно сложили книги, по очереди отправились в туалет и ванную, а когда умылись и переоделись в ночнушки, Наташа показала на выключатель над кроватью Румии.

– Свет.

В темноте было слышно, как кто-то переворачивался. Румия пыталась удобно улечься на полупустой подушке. В голову, как рыжие тараканы, лезли мысли. Что там в универе? С кем она будет учиться? Трудно ли там? И не ползает ли сейчас кто-нибудь по кровати?

Она отряхнула одеяло и снова легла. Ей показалось, что только сомкнулись глаза, как прозвенел школьный звонок. Она опаздывала на математику, забежала в класс и…

– Встаем! – сказала, будто ударила ее книжкой по голове, Таня.

Включился свет, защипало глаза.

Снова по очереди в ванную чистить зубы. Одеться. Перехватить кусок хлеба с маслом. Запить кипятком – чай заваривать некогда. Проверить сумку.

В семь – на остановку. В семь сорок пять – сдать в гардероб вещи, подняться на второй этаж, подойти к огромному расписанию на стене, найти свою группу и место.

В большой аудитории длинные узкие парты поднимались амфитеатром так, что студенты, сидящие сзади, оказывались на голову выше передних. Румия пристроилась на третий ряд. Вошла женщина, напомнившая Румие Мирей Матье – фотография певицы была наклеена на обложке маминого фотоальбома, и однажды она раскрасила ей красным фломастером губы. Гул продолжался. Женщина похлопала в ладоши, чтобы привлечь внимание, дождалась, когда все притихли, представилась и сказала, что будет вести психологию. Румия записала ее имя-отчество.

Началась перекличка:

– Анисимова!

– Здесь!

– Белякова!

– Я!

– Бойчук!.. Так, отсутствует. Вирва… Вырва…

– Вырвикишко! – раздался голос, а следом всеобщий смех.

Румия знала, что до нее с буквой «С» очередь дойдет нескоро, и осматривала ряды. Волосы длинные распущенные, волосы короткие, волосы, убранные в хвост. Сбоку – девушка с длинным носом, что-то пишет в блокнот. Почти все девчонки. Мадина так хотела, чтобы Румия поступила на физкультурный, где много мальчишек, но это точно не для нее. После бега кололо в боку.

Она оглянулась и встретилась взглядом со скуластым парнем. Тот внимательно посмотрел на нее, и Румия отвела глаза.

– Сеитова!

Вздрогнув, она подняла руку:

– Я!

– Как правильно ударение: Ру́мия?

– Румия́! – звонко сказала она и тут же втянула голову в плечи, так как многие обернулись.

Сзади легонько похлопали по плечу.

– Ты татарка? – спросил скуластый.

Румия не успела ответить, как он встал и крикнул: «Я!» на фамилию Токтамысов.

Вечером Наташа предложила сходить с ней за почтой на первый этаж. Письма были разложены на открытых деревянных полочках, подписанных заглавными буквами по фамилиям адресатов. Румия задумалась, отправила ли Мадина ее адрес абике, как обещала, и представила, как та, надев очки, разбирает квитанции, бурчит, что опять не так посчитали за свет, и исправляет что-то ручкой.

Наташа перебрала пачку из квадрата «К-Л» и радостно ойкнула.

– Это от моего парня из армии, – шепнула она. – Фотографию потом покажу.

Около вахты возник шум. Вахтерша вышла из-за перегородки и стала выталкивать двух парней.

– Девушка! – закричали они театрально. – Спасите нас!

Высокая красивая брюнетка, на вид казашка, усмехнулась и помахала им.

– Как вас зовут, прекрасная Шехерезада?

– Зарина, – бросила она, покачивая бедрами, и пошла в другое крыло.

Привет, Айка!

Я заселилась в общагу. Живу с третьекурсницами. Мне нравится Наташа, она веселая. Алена вся из себя. А Таня такая вредная, я думала, что она старая и ей тридцать лет.

В универе столько народу! Познакомились с девчонками, они из Соль-Илецкого района: Бота и Ира. Сами ко мне подошли, разговорились. Жалко, в другой общаге живут. Парней у нас мало. Один все время задает вопросы преподам, второй ходит загадочный, третьего называют Вовка-матершинник. Есть еще казах Токтамысов, учится на географа, они сидят с нами на педагогике и психологии. Он подошел познакомиться на перемене и показал фотографию своей девушки. Странный такой. Здесь почему-то все думают, что я татарка, и вообще часто спрашивают, кто я по национальности, и я тоже стала обращать на это внимание.

Лекции у нас называются парами, потому что идут полтора часа – два урока, у вас тоже так? На скучных еле держусь, чтоб не уснуть. А некоторым все равно, спят, прикрывшись тетрадкой. Но есть классные преподы, один постоянно шутит и интересно рассказывает, никогда не видела таких учителей.

Я хочу домой. К тебе, абике, папе и Жолбарысу. Я даже по нашей библиотекарше соскучилась, передавай ей привет.

Жду встречи!

Целую. Твоя Румия

Дописав, Румия увидела на кровати записку: «10 000». Она пошла в ванную, закрылась, отстегнула булавку с внутренней стороны бюстгальтера (так учила прятать деньги Мадина), достала скрученные в резинку купюры, отсчитала десять тысяч, остальное сунула назад. Когда положила деньги в коробку на столе перед Таней, Алена хмыкнула.