Читать книгу «Не горюй!» онлайн полностью📖 — Людмилы Максимовны Козловой — MyBook.
image

Я НЕ УМРУ

В тяжёлой зелени берёз,

в предгрозовом жару,

везде, где нет

ни роз, ни слёз —

везде

я не умру.

И если важен и красив,

как злой египетский хедив,

за мной Господь придёт-

я не умру.

Ты не умрёшь.

ОН тоже не умрёт.

БЕЛАЯ ПТИЦА

И примчится белая птица,

и укажет крылом на меня

среди дня.

И примчится чёрная птица,

и закроет мне очи

средь ночи.

И ломая пространство,

войдёт Люцифер —

встанет слева мой Князь —

Искуситель.

Но совсем незаметно

из облачных сфер

вдруг появится Ангел —

Хранитель.

И настанет мой день,

золотой мой денёк —

долгожданный,

желанный, глубокий.

Так он будет глубок,

как пожизненный срок,

потому что закончатся Сроки.

ОДИНОЧЕСТВО

Она верна своей причуде:

куда ни глянешь, там и тут

в пластмассе, глиняной посуде

семейства кактусов живут.

Их триста штук, существ колючих,

и пусть питомцы без затей —

она ругает их и учит,

как избалованных детей.

Когда тоскуя зло и глухо.

метель за окнами поёт,

она, наплакавшись на кухне,

в их окруженьи кофе пьёт.

Молчат колючие ребята.

Стучится в окна мокрый снег.

Им, неразумным, непонятно,

о чём горюет человек.

ЖЁЛТОЙ НОЧЬЮ

Жёлтой ночью, похожей на яблоко,

снег всё падал и падал, и падал.

Одинокий прохожий,

похожий на зяблика,

был владельцем единственным

жёлтого клада.

Жёлтой ночью

владельцу холодного клада

неуютно бродить до рассвета,

в освещеньи фонарного жёлтого света

всё в Душе развороченной

вновь перекладывать.

Ночи снежной

хватило прохожему,

чтоб дожить до утра —

а ведь это немало.

Ночь была

до последней тропинки исхожена

за простую попытку

начать всё сначала.

УТРОМ

Между сосен снегу намело.

Между сосен утро пролегло

алыми прямыми полосами.

Если вдоль по полосам бегом,

всё бежать без устали бегом,

там – за бесконечными лесами-

я ещё успею ухватить

утра исчезающую нить,

где земля столкнулась с небесами.

И тогда я в Утренней стране

на весёлом ветре-скакуне

буду вслед за солнышком лететь.

Всё легко, светло на грани дня —

полюблю я – влюбятся в меня,

и как птицы выучусь я петь.

Буду я красива и умна,

будет мне вся Родина видна —

все леса, поля и города.

Но я снова высмотрю село,

где по пояс снегу намело,

где горит над соснами звезда,

и стоит задумавшийся дом,

где всегда – и в сумерках, и днём

ждут меня и помнят обо мне.

Где меж сосен дымчатый мороз,

где сегодня утро пронеслось…

Я ВСЁ МОГЛА

Хрустальный купол утра

зажжётся – и бегом,

не женщиной премудрой —

девчонкой босиком.

И все мои печали

бледнеют в свете дня.

И все мои печали —

полюбят ли меня?

Красива ли, умна ли,

хватает ли Добра?

Я всё могла в начале —

тогда, давно, с утра.

Спускаясь к речке детства

туманной, ледяной,

я с ней бежала вместе

сторонкою родной.

Куда она пропала?

Какой-то ручеёк

и узенький, и малый

теперь скользит у ног.

И некогда подумать,

полюбят ли меня,

среди забот и шума

несущегося дня.

ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ

Сначала жизнь меня достала,

и вдоволь, исподволь,

как моль,

точила и надоедала.

И тут я ставлю дубль-бемоль.

Но форс-мажор —

и смерть оралом

вспорола озими веков.

Мой брат,

с кем в детстве я играла,

за мной следит из облаков.

И я, как лёгкая полова,

лечу к нему,

но жизнь опять

казнить и миловать готова,

и не велит мне брата звать.

ДВЕ ЗАБЫТЫХ МЫСЛИ

Как правильно и чисто

в комнате.

И две забытых мысли —

помните?

Две мысли эти —

Ваши дочери.

Вы им судьбу большую

прочили.

Из них звалась Любовью

первая.

А после стала вечной

Скверною.

Звалась вторая Доброй

самою.

Она Продажной стала

Дамою.

Покинутые Вами —

помните?

Как правильно и чисто

в комнате.

НА ЛЕСТНИЦЕ

Четыре марша вверх,

а кажется до неба.

Четыре марша вверх —

до утренней зари.

Ты там, внизу, где тень.

Ты невелик и чёрен.

Тебя накрыла тень.

И я не помню глаз.

Тебе не помашу я —

от сердца боль в руке.

Тебе не помашу я

ни здесь, ни вдалеке.

С тобою не прощаюсь —

увидимся ещё.

С тобою не прощаюсь.

Но я не помню глаз!

ПОХОЛОДАЛО

Похолодало. Топят печи.

Древесный дым прозрачно сиз.

Воронье суетное вече

галдит, летая вверх и вниз.

Не облетевшие берёзы —

последних листьев желтизна.

Вот-вот метели да морозы.

Пуста у Осени казна.

Забыты прежние замашки.

Нагая Осень – стыд и срам-

бредёт чумазой замарашкой

по мокрым рощам и дворам.

Но нет пока ещё нисколько

в душе отчаянной тоски.

И взгляд её —

так смотрят только

младенцы или старики —

равно в неведеньи и вере

полны древесной чистотой —

как из библейского поверья

всесущий вечный Дух Святой.

Геннадию Панову

Издалека, издалека —

светла, хрустальна, высока

чужая музыка звучит.

Ненастье ставнями стучит.

Душа летает над горой

глухой предзимнею порой.

К закату вдруг повалит снег

и заметёт безумный век.

Вот-вот откроются Врата,

вот здесь – у мокрого куста.

Маме

Я на этой планете

Осталась одна.

Всех, кого я любила,

Погубила она.

Не стучат их сердца,

Остановлена кровь

Притяжением страшных

Магнитных миров.

Я блуждаю в безлюдье,

В безмолвии дня.

Я кричу,

Но они не находят меня.

Только эхо гудит

В зеве чёрной дыры.

Только тянут, как омут,

Иные миры.

ИГРАЙТЕ, КАК ДЕТИ

Покуда не сгинут, не схлынут

помои телесных страстей,

дотоле Небесному Сыну

распятьем платить за детей.

Играйте, как дети. Живите,

не помня о завтрашнем дне,

в карающем вихре событий,

в минуту, как в Бездну летите,

сгорая и плавясь в огне

беспамятства. Это спасенье

нам послано свыше – пока

прокатятся смрадом весенним

греховные злые века.

Но дети безумны, как дети —

им хочется в Завтра. И вот

уже на подходе к планете

в анналах отмеченный год!

ТАМ

Там, за первым, высоким синим,

За серебряным хладом зимним,

Есть хрустальное

Небо дальнее,

Где летают тела астральные.

А за ним —

Золотое третье,

Где мы всех,

Кого любим, встретим.

Навсегда будем вместе с ними

За серебряным хладом зимним…

В БЕЛОМ ГИПНОЗЕ

В белом гипнозе

февральского снега,

в белом,

гибнуть так трудно

Душою и телом —

в белом.

В белом пространстве

мой сын

совершенно один-

и темно…

Боже, спаси его!

Мне не дано!

В КОСТРЕ ОСЕННЕГО РАЗЛАДА

В костре осеннего разлада,

в дыму октябрьской нищеты

мне ничего уже не надо-

ну, может быть, немного яда,

чтоб улететь от суеты.

Но жизнь бессовестно и метко

бросает новую узду-

берёзы солнечную ветку

да злых дождей живую сетку

и, обманувшись, я иду

за этой веткой запоздалой,

за голубым сияньем дня,

забыв, что времени так мало,

и нет в нём места для меня.

ТАКАЯ ТИШЬ

Такая тишь – оранжевая, злая.

С пустынных крыш

стартует дым столбом.

И ничего о жизни я не знаю,

хотя живу. Но разве дело в том?

Слоёный луч вечернего светила

с далёких круч протянется к плечу.

Мне это наваждение претило,

и время ни секунды не скостило,

но я всегда ходила по лучу.

Погаснет луч, я падаю и плачу,

а, может быть, не плачу, а смеюсь.

Сегодня я надеюсь на Удачу.

Сегодня я уже не разобьюсь

Сыну Славе

Кажется, я не выживу.

Кажется, не смогу.

Сердце телёнка рыжего

слышу в ночном снегу.

Молча он леденеет

в страшном своём хлеву.

Значит и я сумею,

сколько-то проживу.

Сердце слепого ворона

слышу ещё стучит.

Ночь не смиряя норова,

мне подаёт ключи.

Значит, открою утро,

значит увижу свет.

Может быть, это мудро.

Может быть – нет

СТРАННИК ПРОШЁЛ

Странник прошел мимо окон.

Кротким страдающим оком

в душу он мне заглянул.

Съежившись и не дыша,

вдруг задрожала душа.

Что же прозрела она?

Путь…

СЕРЕДИНА ВОСКРЕСЕНЬЯ

Середина воскресенья,

окончанье ноября.

Вот и заберег осенний,

вот и солнце светит зря.

Еле выглянуть успеет —

провалилось, не найти.

Только звёзды с неба сеет

жёрнов Млечного Пути.

Снова сердце мягкой лапой

кошка – ночь сожмёт в игре.

Но не смей от боли плакать —

то ли будет в январе.

ТЕМНЕЕТ

Темнеет.

А ночи всё глуше.

И так тяжело, тяжело,

как будто одна я на суше —

всё вымерло, всё полегло.

И там, где когда-то сияло

пространство Зелёного Дня,

осталось так мало, мало

от прежней, весёлой, меня.

Темно за спиной – на восходе,

закат утопает во мгле.

Да что это? Где происходит?

Неужто со мной, на Земле?

Снежок над Душою кружится,

и время моё истекло.

И в сердце нацелена спица

прозрачная, словно стекло.

В НОЧНОМ ЛЕСУ

В ночном лесу стозвучным эхом

сибирский плачет соловей.

На Млечный Путь мой конь заехал.

Эй, Горбунок, лети резвей!

Я не хочу на Землю снова-

там росы больно холодны,

а зимы долги и суровы,

и мало лета и весны.

И людям дышится и спится

тревожно так и тяжело.

Их столько в землю полегло,

а сколько их туда стремится!

Я не хочу на Землю снова-

лети, подковами звеня!

Звезда – потерянное Слово —

в зелёный лес упасть готова.

Я не хочу на Землю снова!

Куда же ты везёшь меня?