Глава 5

Что может подумать случайный прохожий, оказавшийся возле школы Ориндж-парк, о девушке, которая предположительно взломала аккаунт своего бойфренда в Friendspace, объявила его придурком и, отказавшись от всех современных технологий, дала пищу для многочисленных слухов и догадок в Интернете на целый уикенд:

1. «Вставьте любые уничижительные слова, которые обычно используют по отношению к женщинам, в том числе креативные комбинации из этих слов».

2. Когда уже можно как следует врезать ее бывшему?

3. Когда уже можно ее проучить?

4. Я бы удалил свой аккаунт.

5. Я бы переехал.

6. Почему она явилась в школу в таком нарочито шикарном платье и белых гольфах? Она что, думает, будто на дворе 1962 год?

А может быть, все не так уж и плохо. Если одноклассники и удостаивают меня каких-то мыслей, то мимолетных. В этой школе я не вхожу в топ Обсуждаемых людей. У каждого своя жизнь, свои заботы и свои комплексы. Допускаю, что в Friendspace вокруг Мэллори кипят нешуточные страсти, но я ощущаю себя такой сногсшибательной в бабушкином платье, что шагаю с гордо поднятой головой. А поверх платья, у самого сердца, болтается отполированное колечко с бирюзой на цепочке. Я решила пока оставить его себе – пусть будет хоть какая-то связь с атмосферой бабушкиной юности.

Разумеется, когда бабушка составляла свой список, у нее и в мыслях не было менять будущее своей потенциальной внучки. Да, список – ее творение, но эксперимент провожу я сама. Моя гипотеза такова: в 1962 году жизнь – по крайней мере, ее социальная составляющая – была намного проще. Я хочу посмотреть, что я за девушка без технической опоры. Возможно, мне понадобится время, чтобы ответить на этот вопрос, потому что конкретного плана у меня нет. На первый день я ставлю перед собой следующие цели:

1. Одеться в ситцевое платье.

2. Покинуть двадцать первый век.

3. Избежать встречи с Джереми.

Из трех пунктов удается выполнить один. Начинается все с того, что Джереми ждет меня у школьных ворот.

Хуже всего не то, как круто он выглядит в своей футболке с треугольным вырезом (и правда довольно глубоким), и не то, какие любопытные взгляды на нас кидают все, кто проходит мимо. И даже не то, что синее ситцевое платье, хотя и смотрится потрясающе, обтягивает меня как сосиску – так, что мне никак не вдохнуть столь необходимого сейчас воздуха. Нет, самое ужасное – это трепетание бабочек внутри, иррациональные скачки сердца, какие случаются при виде парня-которого-я-люблю. У меня всегда такое чувство, когда я его вижу, как будто мое нутро, включая сердце, вообще не в курсе, что существует BubbleYum.

Заметив меня, он мрачнеет.

– Мэллори, – произносит он сурово, – я звонил тебе тринадцать раз.

Вообще-то я не собиралась с ним больше разговаривать, типа, никогда. План прекрасный, но не слишком реалистичный. За прошедший уикенд я выяснила, что знаю Джереми не так хорошо, как я думала, но одно мне известно достоверно – Джереми настойчив и уперт. Если не ответить ему сейчас, он будет поджидать меня и перед следующим уроком, и перед третьим. Я выдыхаю. Чувствую, как платье впивается в ребра.

– Я не проверяла телефон.

– Ты всегда проверяла телефон каждые три минуты.

– Нет, не проверяла. Точнее, больше не проверяю. Мой мобильник накрылся.

Я протискиваюсь мимо Джереми и направляюсь к своей парте. В этом году у нас только два совместных урока в день, и если раньше меня это огорчало, то теперь кажется счастьем. Буду как-нибудь высиживать эти уроки, пока он не перестанет ко мне обращаться, а может быть, даже перестанет говорить обо мне. Станет просто одноклассником. По совместительству – моей первой любовью. По совместительству – парнем, заставившим меня почувствовать себя идиоткой. Тем самым парнем, который… пользуется туалетной водой «Холлистер».

Джереми садится прямо передо мной, хотя это место Брэдли Питтмора. Брэдли ненавидит, когда Джереми садится туда до звонка. Вот и сейчас: Брэдли разговаривает с миссис Йи, но видно, как у него округляются глаза, когда он замечает, что его место занято. Джереми поворачивается ко мне, как будто мы по-прежнему вместе, как будто не было всех тех писем к BubbleYum, как будто мы обсуждаем планы на вечер, как будто мы не расстались, пусть и неофициально.

– Что с ним?

– С кем? С телефоном? – Я избегаю его взгляда, стараюсь смотреть на Брэдли, который вот-вот подойдет к нам и вышвырнет Джереми со своего законного места. – Ничего особенного. Я просто больше им не пользуюсь.

– А письма мои разве не дошли?

– Я теперь не бываю в Сети. Я собираюсь… от всего этого отдохнуть.

– От чего от «этого»? От общения в принципе или от общения со мной?

Одурманивающая туалетная вода – нечестный прием.

– И от того и от другого.

Брэдли наконец пересекает класс, подходит к нам и хлопает Джереми по плечу:

– Ненавижу, когда ты сидишь на моем месте.

Джереми понижает тон, теперь голос его звучит нежно и хрипло. Он говорит для меня одной, слова проникают прямо в сердце:

– Мэллори, это не то, о чем ты подумала.

Как было бы здорово, если бы он оказался прав. Если бы каким-то магическим образом нашлось рациональное объяснение 353 письмам от другой девушки. Если бы выяснилось, что его аккаунт взломали и создали там целый сайт.

– А о чем я подумала?

– Это я и хотел узнать.

Я сглатываю:

– Что ты изменяешь мне онлайн со своей виртуальной женой.

– Изменяю? – Джереми вскидывает брови. – Это всего лишь игра!

– А это всего лишь моя жизнь. Моя реальная жизнь.

– И что? Ты берешь и вот так просто сваливаешь?! – Он ударяет кулаком по парте.

У меня нет сил возражать. Нет сил напоминать ему, что вообще-то это он выбил меня из колеи. Из-за него мои эмоции совершенно обоснованны: 353 письма, наполненных романтичными текстами песен, вполне оправданно превращают его в мэра Обманвилла. Мне очень хочется, чтобы слова мои прозвучали твердо и убедительно, но вместо дерзкого заявления у меня выходит полувопросительная реплика:

– Нам лучше расстаться?

– Чел, поговоришь со своей девушкой после урока. – Брэдли сильнее толкает Джереми.

Джереми встает, неотрывно глядя мне в глаза:

– Спокойно, Брэдли. В любом случае она уже не моя девушка.

Остаток урока я старательно отвожу глаза от своего теперь уже официально бывшего бойфренда и придумываю, как бы мне реализовать пункты из списка. Если каждый день будет таким, аромат Джереми меня убьет.

Четвертый урок высидеть не так сложно, потому что Джереми со мной не заговаривает. А может быть, от этого только хуже. Никак не могу решить. Кажется, я достигла предела прочности. Одноклассники продолжают таращиться на меня. Я пытаюсь прокручивать в голове более страшные события в жизни, чем измена бойфренда. Однако этот импровизированный список лишь вгоняет меня в тоску. Еще и эти взгляды… А почему, собственно, они так пялятся?

Мистер Хановер говорит, что сегодня мы продолжим работать над нашими виртуальными предприятиями. «Берем свою пару и садимся за компьютеры». Возникают сразу две проблемы:

1. Я работала в паре с Джереми.

2. Я дала обет не пользоваться Интернетом.

Разумеется, весь класс в курсе, что мы с Джереми работаем за одним компьютером, поэтому сейчас, когда я поднимаю руку, за мной с интересом наблюдают десятки глаз.

– Мистер Хановер? Можно вас на два слова?

– Что такое, Мэллори?

Никому не доставлю удовольствия взглянуть мне в глаза. Особенно Джереми.

– Эм-м… это личный вопрос.

Мистер Хановер смотрит на дверь, потом на меня, очевидно взвешивая, не возникнет ли у него проблем из-за обсуждения «личных» вопросов:

– Хорошо. Класс, за компьютеры. Мэллори, выйдем.

Мы выходим в коридор, оставляя дверь открытой. Одноклассники, наверное, думают, что я прошу мистера Хановера посадить меня с кем-нибудь другим, но все гораздо хуже.

– Я не могу выполнить это задание.

Мистер Хановер скребет седеющую бороду. Не надо было говорить «не могу». Похоже, мистер Хановер из тех, для кого нет ничего невозможного.

– Ты плохо себя чувствуешь?

– Нет, просто… Я не могу пользоваться Интернетом. То есть могу, но решила от этого отказаться.

– Это какая-то новая отговорка, чтобы не делать домашнюю работу?

Мистер Хановер заглядывает в класс. Там царит равномерный тихий гул – ученики уже вовсю трудятся над своими проектами по теме «Промышленная революция». Задание состоит в том, чтобы выбрать какую-нибудь отрасль, например сталелитейную промышленность или текстильную, создать фабрику, нанять рабочих – и все это в виртуальном мире. Джереми, как ни странно, оказался настоящим промышленным воротилой – у нас лучшие условия труда и самые высокие показатели роста. Возможно, к нашему проекту он привлек свою BubbleYum. Может быть, она его секретарь.

– Мне кажется, у вас уже практически все готово. Твой партнер так увлечен вашим детищем.

– Дело не в этом. Я просто… не могу выполнить это задание. Совсем.

– Тебе нужен другой компьютер? – Догадка вдруг озаряет лицо мистера Хановера, мгновенно разглаживая морщины. – Или другой напарник?

– Нет, проблема не в напарнике. Основная причина в том, что мне морально претит использование Интернета как такового. Это глубоко личное убеждение. Прошу вас дать мне альтернативное задание. – Я сглатываю. – Пожалуйста.

– Твоя причина кажется мне недостаточно веской, чтобы освободить тебя от этой работы. – Мистер Хановер говорит спокойно, но уверенно. Нам невероятно повезло, что у нас в классе стоят такие компьютеры. Мистер Хановер подал миллион заявок на гранты, а потом, после долгих лет преподавания, изменил весь учебный план, чтобы вписаться в технологический блок. И я так мечтала об этом предмете – весь предыдущий год, – причем не только из-за проектов. Мистер Хановер интересно ведет уроки, у него отличное чувство юмора, а еще он честный. Один из тех учителей, кому когда-нибудь посвятит книгу бывший ученик.

– Но ведь когда ты записывалась на этот курс, ты знала, что большая часть заданий выполняется с помощью Интернета.

Я чувствую, как к глазам подступают слезы. Когда я давала клятву, я совсем забыла о школе и о других законных причинах воспользоваться современными технологиями. Не может же НАСА убрать из космоса все спутники, которые мониторят… что там они обычно мониторят. Это не крестовый поход, куда я зазываю всех, а моя личная битва.

– Можно я лучше напишу доклад, или сделаю макет нашей фабрики, или… о, идея! В то время важную роль играли поезда, я могу принести модель железной дороги, которую на днях нашел мой папа, и переделать под нужный век.

– Допустим, я дам тебе другое задание, – спокойно соглашается мистер Хановер. – Где ты собираешься брать информацию?

– Из книг. Помните, были такие штуки до того, как появилась Википедия?

– Мэллори…

– Это же история, а не информатика. Я пытаюсь мыслить как историк. Клянусь вам, мистер Хановер, существует вполне разумная и благородная причина, по которой я не могу этого сделать.

Из класса доносятся смех и улюлюканье. Мистер Хановер просовывает голову в дверь. Ему достаточно сдвинуть брови, и все тут же затихают. Он снова поворачивается ко мне, меряет меня испытующим взглядом:

– Отлично. Тогда поступим просто. Напиши доклад о роли промышленной революции в формировании современного общества. Четыре страницы…

– Четыре?

– Пять, – мистер Хановер хрипло смеется. – Даю тебе передышку. Помни мою доброту.

Я думаю о Джереми. Ну не смогу я целое полугодие сидеть с ним рядом, вдыхая его умопомрачительный аромат.

– Простите. Я вам очень благодарна. Спасибо большое.

– Разумеется, я жду доклад в печатном виде. Твои чувства оскорбляет только Интернет, или ограничения касаются и текстовых редакторов?

Ох. Я не знаю. В те времена не было текстовых редакторов, но у меня нет пишущей машинки. Можно ли как-то вывернуться? Написать от руки и попросить Джинни набрать текст на компьютере?

– Э-э… да, я распечатаю. Как-нибудь.

– Доклад должен быть готов на следующей неделе, когда все будут представлять свои виртуальные предприятия. А завтра жду записку от родителей, или от врача, или от церковного лидера, или еще от какого-нибудь авторитетного лица с объяснениями, с чего это ты вдруг ударилась в Средневековье. Все понятно?

Хорошо, что Джинни – мастер подделывать подписи и копировать почерк.

– Понятно.

Он закатывает рукав рубашки. Серый пух на руке выглядит как свитер из волос.

– Известно ли тебе, что в те времена люди буквально отдавали жизнь ради технического прогресса?

Точно. Они были так заняты, работая с утра до ночи на железной дороге, что у них просто не оставалось времени на компьютерные грешки. Этот урок я усвоила.

За обедом мы с Джереми всегда сидели вместе. Не сами по себе – наоборот, мы пересаживались за разные столики, меняли компании, но всегда вместе, особенно в этом учебном году. Мы собирались объявить его Годом создания нашей Пары. По крайней мере, я приняла такое решение еще в июле, когда Джереми признался мне в любви. Причем признался со слезами на глазах. Он серьезно плакал, говоря, что любит меня.

А сейчас я могу сесть где угодно и прекрасно себя чувствовать. Относительно прекрасно. Потому что найти что-нибудь в духе шестьдесят второго года в меню, состоящем из разного вида пиццы, или в продуктовых автоматах – задача не из легких. В конце концов я сдаюсь и решаюсь на яблоко. Не так уж я и голодна.

Я осматриваю дворик: раскидистые деревья, круглые столики, ряды скамеек перед летней сценой. Если очень хочется сидеть отдельно от других, можно расположиться внутри – там обычно никто не ест, в нашей-то солнечной Калифорнии. Во всяком случае, никто не стоит того, чтобы сесть рядом.

У нас в школе нет никаких особых групп, какие показывают в фильмах о подростках: спортсмены-качки, зубрилы, заводилы. У нас, конечно, есть и те, и другие, и третьи, но большинство нельзя отнести к строго одной категории, поэтому все группировки плавно перетекают одна в другую. Ты можешь быть отличником и при этом курить (таких, если считать тех, кто изредка покуривает за компанию, почти полшколы) и играть на арфе (любители необычных инструментов – таких нет, это я только что придумала). Исключения, пожалуй, встречаются на площадке для гандбола, той, что возле столовой, – там преобладают латиносы. Джереми всегда называл эту площадку Маленькой Тихуаной, и мне это никогда не нравилось, но, с другой стороны, столик, за которым обычно кучкуются азиаты, он называет Чайнатауном – а ведь он сам азиат, и мы там всегда сидели, так что, может, и не страшно? А может, страшно.

Итак, обед. Выбор столика обычно определяется одним главным идентификатором, будь то схожие таланты, религиозная принадлежность или финансовый статус семьи, поэтому я обнаруживаю Джереми в группе Детишек с Клевыми Тачками, с которой мы раньше не общались, потому что отцовский «Форд Эскорт» 1994 года, который мне изредка дают поводить, явно на такую компанию не тянет.

– Я слышала, вы расстались. Как ты?

Рядом со мной стоит моя подруга Пейдж Сантос: в одной руке сэндвич с индейкой, в другой – кола без сахара, на лице выражение озабоченности и тревоги.

– Лучше всех, – отвечаю я, не сводя глаз с Джереми. Он смеется над какой-то шуткой своего кузена Оливера. Вообще-то раньше он никогда не смеялся вместе с Оливером. И даже не садился