Глава 4

Их квартира располагалась на первом этаже типовой панельной многоэтажки. Душная ночь окутала город, и даже слабый сентябрьский бриз не приносил облегчения. Распахнутые окна впустую ловили воздух, впуская лишь навязчивый свет уличных фонарей и приглушённый шум ночного города. Телевизор монотонно бормотал что-то в темноте, пока не раздался оглушительный грохот открывающейся двери.

Рианна ворвалась в квартиру, словно вихрь, с силой захлопнув за собой дверь. Изнуряющая жара высасывала последние силы. Её сумка из кожзама с металлическим звоном была брошена в угол, бесцеремонно приземлившись на груду нестираного белья. Вечер оставил после себя нервное напряжение, которое пульсировало в каждой клеточке её тела.

Мать вскочила с дивана резким, почти агрессивным движением. Её дорогой шёлковый халат распахнулся, обнажая кружевное бельё – явно не домашнюю одежду.

– Два часа ночи! – голос разрезал полумрак комнаты, звеня от негодования. – Ты совсем совесть потеряла?

Дочь проигнорировала выпад, направляясь к холодильнику. Но продолжила ощущать на себе пристальный взгляд матери. Тот сканировал её фигуру, особливо задерживаясь на откровенном вырезе майки.

Дрожащими пальцами Рианна потянулась к бутылке воды. Остаточный адреналин всё ещё бурлил в крови, заставляя руки предательски подрагивать, пока она откручивала крышку. Взгляд матери прожигал спину, добавляя нервозности.

– Ты что, вообще без белья ходишь? – голос просочился ядом, каждое её слово было пропитано презрением. – Или решила, что раз твоя подружка Лера так делает, то и тебе надо?

– Мам, мне 18, – она старалась говорить ровно, хотя внутри бушевало сомнение. – Я сама решаю, что надеть.

Мать презрительно фыркнула, руки у нее сжались в кулаки. Ее взгляд метнулся к зеркалу в прихожей, разочарованно ускользнул назад.

Рианна без охоты повернулась, поднесла к губам бутылку. Холодная жидкость обожгла пересохшее горло, но не смогла унять внутреннюю тревогу. Её пальцы всё ещё слегка подрагивали.

– Восемнадцать?! – мать взорвалась истерическим смехом, и голос эхом отразился от стен. Резко схватив Рианну за плечо, она впилась ногтями в нежную кожу. – Да ты безответственная эгоистка! Я тут с ума схожу, а ты веселишься!

За стеной раздался громкий стук по батарее – соседи требовали безмолвия. Но мать только повысила голос, её свободная рука нервно дёргалась в воздухе, пытаясь поймать строптивые кудри.

– Я была с друзьями… – Рианна попыталась освободиться, но хватка оказалась неожиданно крепкой. Стальные пальцы впивались в плечо, оставляя болезненные следы.

В воздухе повисло напряжение, густое, как туман за окном.

– Где папа? – у нее колотилось сердце, как кровь стучит в висках.

Отчим, как всегда, отсутствовал. Где-то в тёмной подворотне он пропивал последние деньги, оставляя их втроём – мать, дочь и этот проклятый дом – сцепившимися в вечной войне.

– Друзья?! – мать издала едкий смешок, тонкие губы искривились в ядовитой усмешке. Костлявые пальцы впились в бёдра Рианны, оставляя багровые следы на нежной коже. Глаза, подведённые дешёвой подводкой, сверкали диким, неистовым огнём.

– Если ты принесёшь в подоле – я за себя не ручаюсь! – шипела она, и каждый звук, словно резал воздух.

Рианна открыла рот, чтобы крикнуть, что она еще не…, но слова застряли в горле колючей комком. Какая разница? Мать, родившая её в те же 18, лишь фыркнула бы и назвала лгуньей.

Внезапно за окном раздался скрип подъездной двери – то ли отчим вернулся, то ли просто пьяный бродяга с улицы. Мать дёрнулась на звук, и Рианна, воспользовавшись моментом, вырвалась из её хватки. С полки слетела фарфоровая статуэтка – подарок какого-то давнего «друга семьи». Осколки разлетелись по полу, как осколки их разбитой жизни. И этого хватило, что бы родительница разразилась криком:

– Всё как у твоей стервы-бабки! В 15 уже на панель!

Рианна чувствовала, как подгибаются колени, в ушах всё ещё звенели яростные слова. Тошнотворный запах слишком для них дорогих духов окутал её, словно удушающая пелена. Она зажала уши ладонями, пытаясь отгородиться от реальности.

– Мама, я не такая, не такая… как ты!

Резкий удар пощёчины хлестнул по щеке, оставив пылающий след. Губы матери искривились в зверином оскале, пальцы вцепились в кожу когтями оскорбленной жертвы.

– Не такая?! – праведный визг, срывался на крик. – Ты моя кровь, моя ошибка, мой позор!

Она рванула ее за волосы, заставляя смотреть в безумные глаза, где бушевала настоящая ярость. Слюна летела изо рта, мать шипела:

– С друзьями? Да? Я знаю, где ты была! В том клубе, где шлюхи и наркоторговцы! Где такие, как ты, кончают в подворотнях!

Её пальцы впились в плечи, тряся дочь, как тряпичную куклу.

– Принесёшь в животе – убью! Принесёшь болезнь – выгоню! Сдохнешь где-то под забором – даже плакать не буду!

Затем оттолкнула с такой силой, что девчонка отлетела к стене. Тяжело дыша, мать стояла перед ней, её грудь вздымалась от ярости, а в глазах полыхало безумие. Рианна сползла по вертикале, прижавшись к холодному бетону. В голове пульсировала боль, а в душе разрасталась чёрная дыра отчаяния.

– И не ври мне, что ты не умеешь сосать! – голос стал почти звериным рыком. – Ты знаешь, где у мужиков член! Все это знают!

Рианна побледнела так сильно, что казалось, будто жизнь покинула тощее тело. Ледяная волна страха прокатилась по позвоночнику. В голове промелькнула страшная мысль: «Неужели она знает про отчима?..» Горло сжалось в спазме, слова застряли где-то в груди, не в силах вытолкнуться наружу.

– Я видела! – мать шипела, придвигаясь настолько близко, что хорошо ощущалось на лице её горячее дыхание, пропитанное запахом перегара.

Слёзы подступили к глазам, обжигая веки, она дала им пролиться. Тихий, умоляющий шёпот сорвался с губ:

– Прошу… мама… остановись…

Та уже не слышала, развернувшись, с силой швырнула на пол пустую бутылку. И стекло с оглушительным звоном разлетелась на жгучие осколки.

– Ты кончишь хуже, чем я! – злой голос прозвучал как приговор, эхом отразившись от стен. – Ты не заслуживаешь ничего хорошего! Никогда!

Рианна застыла, чувствуя, как внутри что-то надламывается. Рвётся.

Дверь с оглушительным грохотом распахнулась, и в комнату ввалился отчим. Его неуверенные шаги были тяжёлыми и неровными, а мутные от выпивки глаза едва фокусировались на происходящем. Но руки оставались такими же крепкими, как всегда – опасными, безжалостными.

– Что у вас тут, мать твою, творится?

Мать мгновенно преобразилась, метнувшись к нему с ловкостью несчастной потерпевшей.

– Полюбуйся! – крик разрезал воздух, пронзительный и истеричный. – Опять бегала в клуб трахаться! Боже, помоги нам воспитать эту шлюху!

Рианна сжалась в комок. Телом попыталась стать невидимой, уменьшиться до размеров пылинки. Но отчим уже потянулся к пряжке ремня, его пальцы дрожали, а движения были чёткими, до ужаса привычными.

– Прошу… не надо… – её шёпот тонул в потоке слёз, те катились по щекам горячими дорожками, оставляя солёные следы на коже.

В комнате повисла горькая тишь, нарушаемая только хриплым дыханием отчима и сдавленными рыданиями Рианны. Время, казалось, остановилось, замерло в ожидании неизбежного.

Он даже не взглянул на неё. Только методично расстегнул ремень, вытаскивая его из шлёвок. Металлическая пряжка издала резкий звук – последний удар колокола перед казнью.

Рианна рванулась к окну, пальцами вцепилась в подоконник в отчаянной попытке спастись. Воспитатель оказался быстрее. Его грубая жилистая рука сомкнулась на её запястье, дёрнула с такой силой, что плечо пронзило острой болью.

– А ну-ка стой! – голос проскрежетал, как ржавое железо по металлу.

Ремень просвистел в воздухе, прежде чем обрушиться на спину жгучей плетью. Первый удар – обжигающий, лизнул пламенем. Второй – резкий, как удар ножа. Рианна закричала. Её тело извивалось в отчаянной попытке вырваться, нырнуть из окна, но хватка ощущалась железной, безжалостной.

Слёзы застилали глаза, превращая вид улицы в размытое пятно. Воздух вырывался из лёгких короткими, судорожными всхлипами. Каждый удар оставлял на коже жгучие следы, которые, казалось, будут гореть вечно.

– Получай! Получай! – он бормотал, как будто заведённая машина, каждый взмах руки отмеряя новую полосу боли.

Мать застыла в дверном проёме, её руки были демонстративно скрещены на груди. Тонкие губы сжаты в жёсткую линию, а глаза – холодные, безжизненные – не выражали ничего, кроме безразличия. В её взгляде читалось нескрываемое одобрение происходящего.

Всё расплывалось перед глазами Рианны. Пол, потолок, стены – всё кружилось в безумном танце, окрасившись в кроваво-красные тона. Каждый удар казался бесконечностью, растягиваясь в вечность. Каждый крик, вырывающийся из горла, будто был последним в жизни.

Она действительно умела кричать громко, пронзительно, до хрипоты. Её голос, обычно спокойный, тихий, разрывался от боли и отчаяния. И в этот раз её крики также не имели никакого значения. Они тонули в вязком пространстве реальности, разбиваясь о каменные сердца тех, кто должен был защищать.

Глава 5

На следующий день ей казалось спокойная аудитория университета, пропитана ярким запахом старой мебели и ароматного кофе. Солнечный свет через грязные окна рисовал на полу размытые пятна. Рианна сидела на краешке стула, перенеся весь вес на одну ягодицу – вторая всё ещё горела огнём после вчерашнего.

Преподаватель монотонно бубнил о статистике домашнего насилия, жестикулируя у доски. Его слова – «травматизация», «цикл агрессии», «посттравматический синдром» – висели в воздухе, как чужие, ненужные ярлыки.

Она стиснула зубы. Спина ныла от напряжения, а под рваным свитером скрывались синяки, которые утром она замазала тональным кремом. Какая ирония, – думала она, глядя в конспект, где вместо лекций были нарисованы каракули – острые, колючие, как её жизнь.

За соседней партой перешёптывались одногруппницы, бросая на неё любопытные взгляды. Наверное, думают, что я с бодуна, – усмехнулась она про себя. Если бы они знали…

Аудитория замерла, когда телефон преподавателя резко зазвонил, прерывая лекцию. Он нахмурился, выслушал сообщение и поднял глаза на Рианну. Взгляд был тяжёлым, неодобрительным.

– Рианна, вас вызывают в деканат. Сейчас.

Она встала, стараясь не морщиться от боли в спине. Хотя бы сидеть больше не придётся, подумала она с горькой усмешкой.

Кафедра социологии встретила её гулкой пустотой, нарушаемой только скрипом кожаного кресла. Александр Леонидович сидел за массивным столом в своем кабинете, его пальцы перебирали бумаги. Запах старых документов и деревянной мебели витал в воздухе.

– Здравствуй, – он отложил папку и сложил руки, – к нам поступили жалобы от родителей Бени. Они утверждают, что ты… избила его?

Его голос звучал скорее с недоумением, чем с обвинением. Бени, сынок местного чиновника, всегда был золотым мальчиком в глазах преподавателей.

Рианна сжала кулаки на коленях, но лицо осталось невозмутимым.

– Он сам напросился.

Мужчина откинулся в кресле, его пальцы постукивали по ручке, словно отмеряя время. Он взглянул на Рианну с тем выражением, которое обычно резервировали для трудных подростков – смесь усталого терпения и скрытого раздражения.

– Это не повод для подобных высказываний, – его голос шелестел ровным, но в нём явно читалось: «Не усложняй». – Родители Бени беспокоятся о твоём поведении…

Рианна гневно подалась вперёд, её ногти впились в колени. Она знала, что сейчас выглядит как взбешённая кошка, но ей было плевать.

– А они спросили у самого Бени, почему он постоянно врёт? – голос у нее задрожал, но не от страха, а от ярости. – Он всех подставляет!

Декан вздохнул, поставив ручку на стол с таким видом, будто разговаривал с капризным ребёнком.

– Успокойся. Мы должны разобраться объективно.

Он открыл папку, где лежало заявление от родителей Бени – аккуратное, на фирменном бланке, с печатью. Рядом – пустой лист, будто ждущий её версию событий.

Рианна вскочила со стула, её тень упала на аккуратно разложенные документы. Глаза горели, а голос сорвался на хриплый шёпот, полный иронического сарказма.

– Объективно? – ударила ладонью по столу, заставив деканскую чашку с кофе дрогнуть. – А кто разберёт, как он украл мою курсовую и сдал под своим именем? Или как подставил Марию на истории, когда она отказалась дать ему списать?

Декан вздохнул так, будто перед ним не студентка, а неисправимый ребёнок. Его пальцы сложились «домиком», как у школьного учителя, читающего нотацию.

– Рианна, я понимаю твоё возмущение, но обвинения должны быть подкреплены фактами.

– Фактами?! – её смех прозвучал пронзительно, почти истерично. – Спросите у любого в нашей группе! Спросите у Ларисы Петровны – она же видела, как он подменял работы!

Мужчина поднял руку, грозно останавливая поток лавины. Его голос стал ниже, и в нём прорезалась стальная нотка:

– Сядь. Мы разберёмся. Но пока я прошу тебя вести себя сдержаннее. Рианна, – произнёс он с подчёркнутым спокойствием, – я не отрицаю, что у тебя могут быть причины для недовольства. Но твоё поведение только усугубляет ситуацию.

Он потянулся к папке, достал оттуда ещё один лист – официальное заявление от родителей Бени с требованием дисциплинарного разбирательства.

– Видишь это? – он положил бумагу перед ней. – Они настаивают на твоём отчислении.

Она почувствовала, как земля уходит из-под ног. Отчисление? За то, что она дала отпор этому подонку? Он же подставил ее вчера. Трус, поганый трус!

– Но… – её голос дрогнул.

– Да, – декан перебил её, – я готов дать тебе шанс. При условии, что ты немедленно извинишься перед Бени и его родителями.

Тишина в кабинете стала оглушительной. Рианна сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Извиниться?

Дверь кабинета распахнулась с таким лёгким усилием, будто её толкнул ветер. В проёме стоял Ричард – в идеально сидящем тёмно-синем костюме, его ухмылка едва тронула губы, но глаза оставались холодными, как сталь.

– Прошу прощения за вторжение, – зато голос был мягким, почти бархатным, но декан вздрогнул, будто услышал скрежет ножа. – Доброе утро.

Мужчина шагнул в деканат, его пальцы коснулись спинки стула Рианны, едва задев ту за плечо. Контакт длился долю секунды, но она почувствовала, как по спине пробежал холодок. Декан побледнел, узнав Ричарда Вольского – того самого человека, чьё имя в городе произносили приглушенно.

– Мистер Вольский, я не ожидал… – он попытался сохранить официальный тон, дрогнувшим голосом.

– Я тоже, Александр Леонидович, – Ричард перебил его, улыбка стала чуть шире. – Рад вас видеть. Звонила ваша секретарша.

Его взгляд скользнул по Рианне. Та замерла, худые плечи слегка напряглись, а пальцы сжали край стула. Глаза широко раскрытые, отражали смесь удивления и настороженности – как у дикого зверька, который не решается ни убежать, ни приблизиться.

Губы чуть дрогнули, она быстро прикусила нижнюю, словно поймав себя на том, что вот-вот что-то вырвется. Вместо слов – лишь штилевой выдох, почти сип:

– Вы… зачем вы здесь?.. – выдохнула осторожный вопрос – будто боялась услышать ответ. Взгляд про вальсировал к декану, потом обратно к Ричарду, ища подсказку в их лицах.

Ричард слегка наклонил голову, его улыбка смягчилась, но в глазах осталась та же твёрдая уверенность. Он намеренно опустил руку, слегка задевая – не хватаясь, просто обозначая присутствие. Пальцами едва коснулся её плеча, скользнул вдоль спины – лёгким, но намеренным прикосновением. Она вздрогнула, но не отстранилась. Закусила губу от боли. Её тело инстинктивно напряглось, словно готовясь к удару, которого не последовало.

Их взгляды встретились.

В его глазах – не привычная холодная расчётливость, а что-то глубже: сожаление. Жалость. Понимание. Как будто он знал. Как будто видел эти синяки ещё до того, как коснулся её.

Девчонка в понимании отпрянула, её губы сжались в тонкую линию. В груди вспыхнуло что-то горячее и колючее – злость. Нет, стыд.

Кабинет вдруг стал тесным, воздух густым. Ричард не повышал голоса, но каждый его слог резал и душил.

– Как часто он это делает?

Рианна быстро отвела глаза, её пальцы вцепились в подол юбки. Она знала, о ком он. Знала слишком хорошо. Но признаться – значит сделать это реальным.

Декан нервно заёрзал, его взгляд метался между ними, пытаясь уловить суть разговора.

– Я вас, конечно, приглашал, но завтра… – он вытер платком вспотевший лоб, бумажный краешек затрепетал в дрожащих пальцах.

Ричард проигнорировал его. Шагнул ближе, намеренно наклонился на уровень её глаз – будто разговаривал с испуганным ребёнком.

– Как часто, – повторил он, уже без вопроса, с твёрдостью приказа. – Отвечай.

Она закусила губу до крови. Молчание стало её щитом. Но телесная дрожь выдавала всё – каждый удар, почти каждую ночь, каждый стыд. Кабинет будто сжался до размеров клетки.

Он знал. Не всё – но видимо достаточно…

Мужчина выпрямился, теперь не отводил ледяного взгляда от декана, его голос звучал ровно, но в каждом слове чувствовалась стальная хватка.

– Можем решить и сегодня все финансовые вопросы. – слегка наклонил голову, как бы предлагая сделку. – Насколько я понимаю, вопрос по стадиону у вас горит?

Александр Леонидович быстро кивнул, его пальцы нервно постукивали по столу. Он бросил взгляд на Рианну, словно внезапно вспомнив, что она ещё здесь.

– Да, верно… – махнул рукой в сторону, – Ну, вы свободны.

Пальцы Ричарда, до этого лишь слегка касавшиеся её плеча, вдруг сжались – прямо на синяке, оставленном отчимом. Боль пронзила тело, и она вскрикнула, не в силах сдержаться.

Александр Леонидович вздрогнул, тут же отвел глаза, делая вид, что не заметил. Деньги важнее, – казалось, говорило его поведение.