Цитаты из книг автора «Иван Бевз»

После душного лета взаперти квартиры с матерью меня тянуло к знаниям, в общество, в мир.

Так я думала, но оказалось, что люди — люди везде.

Эта новая школа точно была элитной — во всяком случае, по сравнению с моей старой, которая находилась где-то между поликлиникой и рынком на задворках периферийного Марьина.

Рука захотела было вскинуться властным жестом, указывая на школу с балкона: «Я владел здесь всем, здесь находилась моя империя, из-за меня все горело!» Рот открылся, чтобы поведать ей всю историю, все падения, взлеты, надежды и планы, но, одумавшись вовремя, я сухо ответил, что неподалеку учился.

И непроизвольно со дна моей памяти шквалом начали всплывать к поверхности события десятилетней давности. События обрастали портретами и параллелями, именами и эполетами из никому не нужных учебников. В голове все наслаивалось и звенело, осознавалось. Приятно и неприятно одновременно, фантастично, но в то же время так явственно. Да, это были лучшие годы, это были мои нулевые.

Сам я все понимал. И жил дальше по-своему тихо, мещанисто, пересчитывая календари, как все люди, надеясь на крутой поворот. А судьба все не бросала мне мяч, не давала выйти на поле, ни малейшего реверанса не делала в мою сторону, не сообщала, как вновь сделаться кем-то заметным. И потихоньку я сам перестал хотеть большего, мне вдруг хватило того, что в конторе мне постепенно поручали квартиры дороже и лучше, а комиссия моя росла. Клиенты мне доверяли, и я поворачивался к ним с улыбкой, делал понимающий вид, сетовал на начальство, потом махал рукой (а, к черту!), доставал из кармана заложенную в стоимость скидку — и продавал.

Я теперь работал риелтором, ездил показывать неинтересным мне людям дешевые убогие квартиры. Падал устало в матрас выходных, тянул мундштуки в кальянных вместе с мечтающими поскорее закрыть ипотеку коллегами, пил с однокурсниками, чьим основным интересом были забитые в этом сезоне голы, а временами клеил девчонок и немногих из них, но все-таки препровожал в свою дрянную однушку, снятую неподалеку от МКАДа.

С тех пор минуло лет десять, и время разочаровало меня, как и многих, своей неспособностью двигаться вспять. Поначалу я был подавлен крушением собственной вертикали, но необходимость жить дальше несла по течению.

Я будто проснулся, открыл в неприятное утро глаза после сновидения, имевшего больше смысла, чем неприятное утро.

Каникулы — это собачьи дни, считали древние римляне. Буквально dies caniculares. Древнеримские школьники выходили из классов, вытирая со лба длинными тогами пот, последний урок тягомотного года был позади. Они видели псов в тени базилик, театров и терм, псы валялись, высунув языки от жары, отдыхали и не парились ни о чем. Отсюда и повелось — школа кончилась, город накрыла сковорода, будем теперь и мы свободны и безмятежны, как друзья человека, никто не посмеет нас в этот выделенный звездами промежуток вызвать к доске, испещрить замечаниями мятый папирус. Время тетрадей и дневников задвигается на антресоль, наступает не летописный период. Остается отсчитывать собачьи дни про себя до сентября всеобщей школьной повинности.