309‑й полк выстроился на свободном от людей и техники месте, соблюдая деление на роты. Чуть в стороне от Семёнова стояло пять человек в экипировке непривычного оттенка.

– Мужики! – Полковник начал свою речь совсем не по уставу, без формальных вставок и команд. – Мы здесь, чтобы обезопасить ближайшие населённые пункты от проникновения диких животных, инфицированных бешенством… – Его голос вдруг задрожал. – Оружие применять по необходимости: в целях самозащиты, а также для отстрела заражённых зверей, по приказу командиров.

Офицер сделал паузу. Солдаты в строю начали быстро переглядываться. Сразу стало не до шуток, не до сна.

– Для слаженности действий полк на время проведения операции переходит под командование офицеров 70-й бригады спецназа. Храни вас… – Семёнов резко замолк, оборвав фразу. Он развернулся, проходя мимо людей в тёмной форме, что-то им сказал, после чего пошёл в сторону одного из танков.

К прапорщику Антохину приблизился боец в чёрной балаклаве, титановом шлеме и надетыми на колени защитными кевларовыми щитками. В руках спецназовец держал автоматическую снайперскую винтовку, его разгрузка выпячивалась вперёд, переполненная ручными гранатами и боеприпасами к основному калибру. При этом бронежилет плотно облегал туловище офицера, не провисая, как у некоторых мотострелков. Полевая форма 70-й бригады имела особую цветовую схему из очень мелких «клякс», её общий тон был темнее, чем у солдат 309‑го.

– Майор Кречет, – представился сипловатым голосом спец.

– Прапорщик Антохин.

– Товарищ прапорщик, вся рота, включая вас, переходит под командование третьей группы, я – заместитель её командира.

Антохин кивнул. Кречет сделал пару шагов назад, чтобы солдаты могли его видеть, затем крикнул высоким голосом:

– Рота, повзводно, в колонну по четыре, лицом ко мне – становись!

Несколько секунд суеты: пехотинцы сначала стали бесформенной толпой, затем отпочковался первый прямоугольник, затем второй, и наконец лязг сталкивающихся автоматов, касок, набитых подсумков и фляжек окончательно стих.

– Шагом марш!

Кречет и Антохин шли рядом, во главе колонны первой роты. Луна хорошо освещала пространство вокруг. «Въездная» поляна продолжала жить подготовкой: выросшая по колено трава была вмята в почву, какие-то военнослужащие из других полков подбегали к груде ящиков, загружались лентами для пулемётов, брали гранаты, мины и убегали либо к проезду меж сопками‑хребтами, либо забирались по косым тропинкам на сами сопки. Чуть в стороне от прохода, между гусеничными бронетранспортёрами, стояло крупнокалиберное автоматическое орудие на вмурованной в землю треноге, с разложенными в ряд, заполненными доверху коробами патронов. Несколько солдат устанавливали миномёты около танков.

«Даёшь гаубицей по энцефалитным клещам? Ну‑ну. Что же здесь будет?» – прапорщик тревожно сглотнул слюну пересохшим горлом. Они свернули к правой сопке, и метрах в пятидесяти впереди стал виден вход в бетонный бункер. Недалеко от сооружения боец спецназа с автоматом в руках караулил двух солдат, сидевших рядом. Строй приближался ко входу в бункер, и эта троица становилась вполне различимой в деталях: под охраной находились два сержанта. Оба среднего телосложения, с виду лет двадцати трех. Один, с разбитой нижней губой и опухшим от синяков лицом, сидел на корточках и курил, боязливо провожая взглядом проходящих мимо него. А второй, упёршись коленями в землю, постоянно кланялся и бессмысленно рвал траву перед собой, издавая пугающие звуки то ли кашля, то ли мычания. Форма на обоих была в пыли и грязи, кое-где порвана. Но особенно странно выглядели их шевроны: круглой формы, с чёрной трёхголовой собакой, оскаленные пасти которой были развёрнуты в стороны.

– А это кто? – спросил Антохин у майора.

– Дезертиры. Мы когда первой вертушкой сюда прибыли, минут двадцать пять назад, они к нам выехали на внедорожнике. Оттуда, – Кречет указал в сторону долины и только сейчас прапорщик заметил, что грунтовая дорога не обрывалась на полянке, а спускалась между сопками и мелькала еле заметной колеёй, уходя вглубь долины бывшего полигона. – Как выехали, так сразу, прям на ходу повыскакивали из кабины и к вертолёту побежали! Оружие в руках держат, стволами машут, как в панике какой-то, а тот вон на подкошенных ногах ковыляет и мычит. Просто мычит что-то и на нас прёт, а второй орёт истошно: «Доложите! Доложите!». Что? Кому доложить? Мы их, недолго думая, рыльцем в землю. А у них ни документов, ни бумаг – ни шиша нет! И шевроны странные, не видел таких. Но свалили они из своей части с оружием и техникой – это факт! Сюда сейчас всех из ближайших соединений свозят – не до этих дебилов. Кутерьма закончится – отправим куда следует, а пока – вроде неагрессивные они, так пусть на траве валяются, не мешают.

– Да, я тоже таких шевронов не припомню, – подметил Антохин.

Вход в бункер у подножия хребта был узковат – шириной с обычную дверь. Бетонный проём вытягивался в небольшой коридор, уходящий в толщу сопки. Переступив порог, бойцы попада́ли в некое подобие длинного зала с двухметровыми полосами окон‑амбразур, разделёнными неширокими простенками. Обращены эти окна были в долину, а по другую сторону шла глухая железобетонная стенка, во всю длину сооружения. Полосы амбразур располагались над бетонным полом на высоте полутора метров, что позволяло взрослому человеку наблюдать за происходящим на бывшем полигоне или вести прицельный огонь, оперев локти на «подоконник» толстой метровой стены. У бункера был низкий потолок. Помещение оказалось чуть меньше самой сопки, служившей лишь маскировкой для строения – небольшим навалом грунта с давно сросшимся дёрном, прихваченным корнями мелких деревьев и кустов.

Метрах в пяти от входа, у амбразуры, стоял мужчина лет сорока в тёмной форме спецподразделения и зелёном берете. Титановая каска висела у него на груди на петле бронежилета. Автомат был приставлен к стене, взгляд больших чёрных глаз впился в горизонт, а каменное лицо дополняло суровый облик офицера разведки. Рядом, опустившись на одно колено, сидел радист третьей группы, пытавшийся вызвать свой дозор, прокручивая разные частоты на переносной станции связи:

– «Пост-5», это «Канва», как слышно? «Пост-5», это «Канва», ответьте!

– Прапорщик Антохин, первая рота.

Разведчик очнулся и, приветствуя, протянул руку.

– Полковник Левин, командир третьей группы. Товарищ прапорщик, разводи два взвода по позициям, – он кивнул на амбразуры, – а ещё два выставит Кречет.

– Есть!

Майор увёл из бункера половину личного состава, расставляя бойцов по огневым точкам наверху сопки, в прикрытие залёгшим там снайперам.

– «Пост-5», ответьте! Пост… Товарищ полковник, есть связь! – ликующим голосом доложил радист, протягивая гарнитуру.

Антохин повёл солдат к дальнему концу шестидесятиметрового бункера, распределяя их по огневым позициям таким образом, чтобы среди срочников было примерно равное количество более подготовленных контрактников. Он понимал, что такое распределение позволит в бою уменьшить панику и повысить эффективность действий солдат, если рядом со срочником будет кто-то опытный. У каждой из амбразур расположились по два-три спецназовца, в основном с пулемётами. Вся рота в бункере, так же, как и на сопке, просто дополняла более опытную и боеспособную третью группу, хоть и превосходила её по численности в несколько раз.

Последнюю пятёрку солдат прапорщик увёл с собой, возвращаясь к Левину.

– Принял. – Полковник показал радисту условный сигнал рукой. – «Пост-5», отходите, высылаю за вами.

Послышался звук переключаемых на приборе тумблеров. Левин снова вышел в эфир, но уже на другой частоте и под другим позывным:

– Десятый! Десятый, я ноль-первый, «Пост-5» забери! Немедленно! – После этих слов он осторожно снял гарнитуру с головы и передал её радисту. – Выходи на «Молот» и жди приказ.

Сбоку, за стеной бункера, у проезда между «хребтами», послышался шум двигателей. Через секунду на еле видную колею выскочил армейский джип и скрылся во мраке, направляясь вглубь долины.

Вновь пальцы связиста закрутили переключатели частоты на радиостанции. Антохин распределил последних солдат и подошёл к Левину.

– Товарищ…

– Молодец! Давай сюда. – Он поднял свой автомат с пола, ещё раз проверил магазин и передёрнул затвор.

Полковник и прапорщик встали у амбразуры рядом друг с другом, плечом к плечу. Они оба всматривались в темноту впереди, готовые вскинуть автомат в любой момент. Долина была усеяна островками камыша, кочками, небольшими оврагами, одинокими кривыми тонкими деревцами, на которых почти не было видно листвы. Сейчас в бледном свете лунного диска чахлая растительность казалась изуродованными лапами подземных гигантов, пытающихся выбраться из недр, а пятна невысоких кустов – хилым лесом на моховой степи. Заброшенный полигон очерчивался прерывистой линией сопок, уходящей от бункера куда-то вдаль. В оборванных образах ночи склоны хребтов напоминали отвесные скалы островов, обгрызаемых болотом. Всё, что было впереди за бывшим пунктом «2‑9», выглядело безжизненным, опустошённым.

Прошло уже почти пять минут, а ни света фар, ни звука двигателей джипа не было не видно, не слышно. Он пропал в этой тёмной мгле. Километрах в десяти, слева на «хребте», замерцали вспышки выстрелов из орудий. Вот уже доносились хлопки и далёкие разрывы… Антохин почувствовал лёгкий мандраж: «Сейчас начнётся».

Залпы загрохотали ближе.

– Рота, к бою! – прорычал Левин. Отовсюду послышались звуки вскидываемых автоматов, щелчки и слабые удары металла о бетон.

В глубине полигона происходило какое-то движение. Отдалённые разрывы снарядов высвечивали странные силуэты. На самом краю полумрака, на границе зоны, которую освещали фары танков, стали различимы чьи-то тела. Они приближались. На склоне возник и сразу исчез глухой звук – выстрелили осветительной ракетой. Спустя пару секунд в ночном небе появилась падающая белая точка. Пролетев пару метров, она зажглась искрящимся белым шаром, медленно падающим к земле.

«Мать твою!» – увидев противника, Антохин почувствовал, как сердце тут же ушло в пятки.

Метрах в ста от «Канвы» по земле бежала огромная стая. Горбатые холки шерстяных спин и сотни отблесков от мерзких тел чешуйчатых тварей заставляли военных вжиматься онемевшими пальцами в оружие. Блики тысяч озлобленных голодных глаз впивались в холодеющих от страха людей. Стая неслась на бывший пункт «2‑9», как цунами на берег. Был слышен топот, хлюпанье, шелест листвы затаптываемых кустов, клацанье челюстей, треск клешней и жал.

– На хер! Валим отсюда! – истошно завопили несколько солдат и бросились к выходу из бункера. Пара спецназовцев, в этот момент входящих внутрь, остановили группу новоявленных дезертиров ударами прикладов.

– Куда?! Здесь быть! Полежи-ка тут, баран!

Антохину с каждым ударом сердца становилось всё труднее удерживать себя от нажатия на спусковой крючок. Он видел приближающуюся нечисть через прицел.

– Огонь! – наконец закричал Левин.

Шквал выстрелов из всех калибров «Канвы» обрушился на ощетинившихся в предвкушении крови хищников. В полусотне метров от бункера земля вздыбилась мощью десятка взрывов, выстроенных в одну линию – подорвали минное заграждение. Подлетевшие вверх тела чудищ падали кусками. Несмотря на это, стая лезла сквозь пыль и дым, ещё не осевшие от взрывов. Прорвавшиеся вперёд монстры расстреливались в решето. По инерции навернувшись вперёд, некоторые из них отлеживались несколько минут, затем вставали и продолжали яростный бег – их раны затягивались прямо на глазах. А некоторые твари не замедлялись даже на мгновение: пули рикошетили от их панцирей.

Один из срочников закричал: перед ним из темноты показалась уродливая морда с вытянутой, как у крокодила, пастью. Тварь вцепилась срочнику в шею, а затем вытащила наружу истекающего кровью солдата.

Второй похожий уродец приземлился на склоне холма напротив пулемёта. Спецназовец сдвинул дуло на пару сантиметров влево, и тело огромной летучей мыши-ящерицы превратилось в окровавленный кусок мяса. Залпы танков сносили толпы бегущих созданий. Огромный бык с капающей изо рта кровавой пеной взбежал на склон, пересёк линию амбразур. Автоматные пули всего лишь щелкали о пластины его странной кожи, уходя в рикошет, но не останавливая тварь. Одновременно с этим миномётные снаряды взрывами перепахивали землю перед «Канвой». Левин, не переставая стрелять по напирающим монстрам, прорычал радисту:

– Ноль-два-один!

– Ноль-два-один! – повторил в гарнитуру боец.

Зверь с телом волка и жалом скорпиона, ползущий в сторону амбразуры на перебитых конечностях, получил залп в череп из дергающихся в руках автоматов двух кричащих от ужаса солдат. Трава на склоне стала багряной. Капли красной крови, попадавшие на автоматы, испарялись за доли секунды с перегретых пламегасителей, искрившихся огоньками выстрелов. Несколько изуродованных тел в камуфляже и разорванных бронежилетах скатились с вершины вниз.

Земля содрогнулась. Прицел заходил из стороны в сторону, и Антохин увидел за ним разрывы артиллерийских снарядов, разметавших всё живое немного правее от «Канвы».

Замолк тяжёлый пулемёт, стоявший на въезде меж сопками – шипастые хвосты проворных тварей замелькали вдоль грунтовой дороги, совсем близко к бункеру.

«И этих тоже нет», – пронеслось в голове прапорщика. Небо зазвучало крутящимися лопастями, и долину впереди очертили узоры из трассеров и белых вспышек ракет, выпущенных с бортовых орудий двух штурмовых вертолётов. Оскалившаяся стая всё чаще натыкалась на тела убитых сородичей. Жуткая лавина кровожадных созданий не сбавляла напор, вгрызаясь в крепость горстки людей, вставших у неё на пути.

Стиснув зубы, трое стоявших на охране входа в бункер бойцов с воплями отстреливали боезапас длинными очередями, уходящими в узкий проход. Дверной проём уже почти забился телами мутантов.

– Цели на двенадцать часов! – что есть мочи прокричал сквозь общий шум стрельбы и истошных воплей один из спецназовцев.

Под ночным светилом, метрах в двухстах впереди из глубины полигона в сторону «Канвы» шли две огромные ящерицы. Размером со слона, они перебирали перепончатыми лапами удивительно ловко и быстро.

«Мать честная…» – Антохин смотрел на вскидывающего голову ближайшего «динозавра».

– Координаты: все нули! Все нули! Сейчас их разом накроем! – приказал радисту Левин, заменяя магазин в автомате.

Ящеры расправили покрытые чешуёй капюшоны, почти синхронно вдохнули, заполнив воздухом раздувшиеся шары под скулами, а затем открыли клыкастые пасти. Казалось, пространство треснуло. Высокий, тонкий, мерзкий звук ошарашил, оглушил людей. Он отдавался в голове острой колющей болью. Никто не мог продолжать стрельбу: солдаты и офицеры зажимали уши руками, царапали себе виски, многие падали и начинали биться в судорогах на полу. «Лавина» не остановилась, она лишь замедлила свой шаг: ужасные создания продолжали идти, чуть прижавшись к земле, осторожно прощупывая поверхность перед тем, как наступить на неё. Прокатившись мимо сопок, в гущу стаи въехал танк. Он бессмысленно вертел башней, облепленный какими-то обезьянами с волчьими головами и кривыми когтями, полосующими металл брони. Его движение было почти неуправляемым, а когда дуло в очередной раз повернулось в сторону бункера, танк выстрелил по вершине холма. Земля осыпалась на одну из амбразур. Впереди в ста метрах от бункера вверх дном падал штурмовой вертолёт. Рухнув, машина превратилась в горящую окровавленную груду металла и битого стекла, похоронив под собой нескольких зазевавшихся тварей.

Сквозь мелькающие цветные пятна в глазах Антохин увидел мёртвого радиста. Рядом на коленях сидел полковник Левин, погрузивший пальцы в ушные раковины неестественно глубоко и травматично. Он водил разодранным почти до кости лбом по бетонной стене, раз за разом освежая бурую линию кровью, текущей по лицу. Прапорщику казался бесконечно долгим путь до гарнитуры радиостанции: конечности онемели, мозг разрывался от боли, а всё вокруг расплывалось. Твари уже пробирались через некоторые амбразуры в бункер. Они грызли и рвали на части ближайших солдат, не замечая сидевшего Антохина, подносившего микрофон гарнитуры ко рту.

– Фсе нули! Фсе нули! Се нули! Се нли! Сенли! Сенли!

Связки прапорщика надрывались от усилий выговорить, прохрипеть слова, которые он теперь никак не мог услышать. Из ушей на пол падали капли, разбиваясь в красные пятна, а адский звук, издаваемый ящерами, поселился внутри головы.

Участок длинного кривого ряда сопок, опоясывающего заброшенный полигон, осветился длинной чередой ярких огненных вспышек. Всё стихло.