– Сразу подбей количество в табеле и на полках. Не хватало ещё нам обделаться на старте учений! – посоветовал ответственный по роте, подходя к небольшой пирамиде с офицерскими автоматами. Его автомат, с приклеенной на нем биркой с фамилией «Антохин», стоял, как и остальные, дулом вверх.

– Так вы на стре́льбы? Морозов так сказал? – не отрывая глаз от табеля, спросил Багаев.

– Не знаю точно, но думаю, что это всё фантазия комбрига: начать с проверки боевой готовности с учениями на пару‑тройку дней. Просто чую это! – Прапорщик подошёл к единственному в комнате металлическому сейфу. Тот был закрыт.

– А ты чё этот не открыл?

– Так мы же не берём обычно боезапас при «подрывах».

– Обычно у нас комбриг не меняется. Сейчас всё берём! Дневальный, Никонова и Ерёмина сюда!

– Ефрейтор Никонов, подойти к посту дневального! Рядовой Ерёмин, подойти к посту дневального! – прохрипел вояка, пытаясь заглушить лязг затворов, потрескивание липучек бронежилетов и удары о пол небольших подсумков, второпях надеваемых на кожаные поясные ремни солдат.

В проёме оружейки показались двое стрелков.

– Боезапас из сейфа возьмите. – Прапорщик указал на открытую пухлым дневальным металлическую дверцу.

Закончив с подсумками и перекинув ремень автомата через плечо, Антохин вышел из оружейной комнаты и, дойдя до «взлётки», скомандовал:

– Рота, справа по одному на плац, на место построения, шагом марш!

Поправляя каску, первый справа солдат шагнул в сторону лязгнувшего металлического затвора открывающейся входной двери.

***

Луна, будто соревнуясь в яркости с фонарями, освещала плац перед казармами. На этой прямоугольной заасфальтированной площади между двумя линиями трёхэтажных зданий казарм уже собралось около четырехсот военных. С оружием на плечах, стянутые ремнями бронежилетов, с темно-зелеными шлемами на головах они стояли единым строем. Шеренги покачивались, напоминая ночной танец трав прибрежного дна, собравшиеся зевали, негромко шушукались, поправляли наспех надетое обмундирование. А новые солдаты в камуфляже всё выходили и выходили из дверей казарм и примыкали к строю, удлиняя его.

С левого краа, чуть в стороне от всех, за построением наблюдали прапорщики Антохин и Филиппов. Одного роста, одного звания, примерно одного возраста, но разной весовой категории, они были близкими друзьями не первый год. Пользуясь заминкой, пока командира полка не было на плацу, приятели курили, попутно обсуждая происходящее. Высокая фигура отделилась от рядов своих подчинённых и направилась к прапорщикам.

– Жизнь – театр, а комбриг – сценарист, да? – На сонном щекастом безволосом лице Филиппова висела издевательская улыбка.

– И не говори, – выдохнул дым Антохин. – Вот же ему приспичило в солдатиков поиграть! Сначала зависнем в полях на пару дней, а потом, по приезду в часть, сразу строевой смотр организуют! Дрочь сплошная…

– Обязательно, Тёма, обязательно! – Филиппов закуривал вторую сигарету. День был не из простых, и ночной подъём полка накалил его нервы основательно.

– Прогибаясь в прогибе? Да, мужчины? – с иронией в голосе, выделяя букву «ж», пробасил на подходе к ним лейтенант Кулибин.

Пачка сигарет, что он вытянул из нагрудного кармана кителя из-под бронежилета, казалась крохотной в огромных ладонях подтянутого, исполинского роста офицера. Кулибин одобрительно посмотрел на зажигалку в руках Филиппова. Тот дал прикурить и ответил, лишь убирая зажигалку в карман:

– Ага.

– Куда нас хоть? Есть предположения? – спросил Антохин.

Филиппов только пожал плечами, затягиваясь. Лейтенант отозвался:

– Связисты говорят, на пункт «2‑9», – потом пальцем стряхнул с сигареты пепел. – Только где это?

– А, это вроде в сторону шестидесятки. Чё-то такое было давненько… – Филиппов швырнул бычок в стоявшую неподалёку урну.

– Что, бля? Что за «шестидесятка»? – удивился лейтенант.

– Лет сорок назад был в этих краях режимный объект. Там бомбы всякие разрабатывали, оружие массового поражения, короче. Ну и полигон какой-то был неподалёку для испытаний. В границах полигона этот пункт «2‑9» находится. Только там лесом уже, наверно, всё заросло. Закрыли объект лет двадцать пять или тридцать назад. Местные так говорят. – Филиппов закончил рассказ, нервно стуча пальцем по карману, в который положил зажигалку.

– А мне говорили, что не закрыли, – возразил Антохин. – Охотники иногда слышат звук поезда как раз в стороне линии, которая к шестидесятке подходит. Один тип даже утверждал, что общался с каким‑то военным с объекта. Говорил, переименовали её в семидесятку, вроде. Или восьмидесятку. Да, точно, в восьмидесятку.

– О, как! – цокнул языком Кулибин. – Два года здесь уже служу и ничего не слышал!

– А ты с мужиками на рыбалку погоняй, они тебе столько всего выдадут, – усмехнулся Филиппов.

Из одноэтажного штаба вышел человек и спешно зашагал в центр плаца. По строю пролетела волна шепота: «Командир!», и гудящий улей из пяти сотен человек за несколько секунд утих.

– Пошли, командир на плацу! – Лейтенант бросил недокуренную сигарету.

Антохин занял место во главе роты, сделав всего пару шагов. Его товарищи юркнули за строй, пытаясь незаметно добежать до своих подразделений.

Командир полка, полковник Семёнов, шёл быстрым шагом, не обращая внимания ни на что. Это было на него не похоже. Внимательный и дотошный, всегда спокойный офицер сейчас был охвачен тревогой. Вместо табельного пистолета его руки сжимали автомат, каска надета набекрень, подсумки на поясе болтались, закрепленные не в том порядке. Не дойдя до центра плаца несколько метров, Семёнов громко отдал команду:

– Офицеры и прапорщики, ко мне!

Семеро, включая Антохина, Филлипова и Кулибина, отделились от общего строя и трусцой побежали к полковнику. Выполнив последние три шага строевым, они встали в линию лицом к нему. Семёнов удивлённо осмотрел подчинённых.

– Это всё? Где остальные? Где командиры рот? Где командиры взводов? Расчётное время прибытия по тревоге уже прошло! Почему я вижу только суточный наряд? – С каждым словом негодование полковника всё нарастало.

Семеро молчали.

«А, всё равно уже спалились!» – подумал Антохин.

Лицо командира налилось краской.

– Филиппов, где твой командир роты?

– Товарищ, я… – Прапорщик замялся.

Антохин решил закончить начавшийся допрос:

– Товарищ полковник, командиры рот убыли отмечать получение очередного звания майором Полевиным.

– А их оповестили? С ними выходили на связь? – Полковник повернул голову к сержанту взвода связи.

– Товарищ полковник, они вне зоны доступа вышек! Нет связи! – отчеканил сухой темноватый связист.

Губы командира полка задрожали, глаза начали наливаться кровью. Он закричал:

– «Нет связи», мля? «Да пошёл ты, полковник», да? Под трибунал всех этих говноедов! Отмечают они там, ослицы чпокнутые! Это они на меня болт забили? На меня?! Молокососы минетные! – полк впервые видел по обыкновению сдержанного Семёнова таким обозлённым. От того, как сейчас бушевал привычный размеренный голос полковника, у некоторых подрагивали коленки. Антохину казалось, что вот-вот кому‑то прилетит в челюсть прикладом командирского автомата. – Я их в такие части сошлю, мля – к чёртовой матери!

Гнев немного утих, Семёнов поправил съехавшую каску, сделал глубокий вдох и медленный выдох.

– Ладно. С ними потом разберусь. – Полковник на пару секунд задержал взгляд на ночном небе, сплюнул и продолжил: – Немедленно выдвигаемся в пункт «Канва», старый пункт «2‑9». Перед полком поставлена задача: прибыть в район операции, оказать помощь в ликвидации и отлове животных, заражённых бешенством. Правила ведения огня – защита от нападения инфицированных зверей. В районе эпидемия, мы включены в состав карантинного кордона.

«Что? Какие на хрен звери? Какой карантин? Мотострелковая бригада стала отделом егерей? Они совсем там с ума посходили?» – не поверил своим ушам Антохин.

– Берём максимальное количество техники с орудиями на борту. Через пятнадцать минут полк должен погрузиться в колонну из грузовиков, стоящую на пандусе у выезда из части. Авторота уже выгоняет автомобили из боксов. Кулибин!

– Я! – раздался бас лейтенанта.

– Отправь один взвод к складам – погрузить боезапас полка. А сейчас всем подразделениям на плацу наполнить магазины боевыми патронами из оружеек рот. По одному рожку на солдата! Всё понятно?

– Так точно!

– Выполнять! – велел полковник и замолк, будто выругался.

– Есть! – Антохин, как и остальные, развернулся на месте и пошёл к своему подразделения.

«Звери, кордон, боевые патроны, техника с бортовыми орудиями для отлова лисиц. Хрень!» – мысли никак не давали Антохину покоя. Вернувшись к строю, он громко произнёс:

– Первая рота, наполнить магазины! Пока по одному на человека! Проверить бронежилеты, подсумки, перевязочные пакеты! У нас боевой выход!

***

Колонна грузовиков, усиленная тремя бронетранспортёрами, медленно ползла по извилистой грунтовой дороге шириной в полторы колеи. В кузове шедшей впереди машины из‑за плохо закреплённого, болтающегося на ветру тента были видны сидящие на лавках солдаты. Гул моторов висел в воздухе, подлесок, начинавшийся от придорожной канавы, с обеих сторон просвечивался фарами. Из рации на плече Антохина периодически раздавались приказы Семёнова: «Направо! Здесь – налево!». На соседнем с прапорщиком сиденье шмыгал коротким широким носом водитель, молодой тощий солдат лет двадцати трёх. Он постоянно сморкался через опущенное стекло: его мучала простуда, взявшаяся летом непонятно откуда. Водитель поворачивал руль вслед за манёврами ехавшего перед ними автомобиля, лишь кивая при каждой вылетавшей из рации команде. Это был странный, только ему одному ведомый диалог, в котором одобрялось всё сказанное полковником. Водитель умудрялся держать одинаковую дистанцию между машинами. Получалось везде: и на участках, где приходилось резко тормозить из-за ям или колдобин, и на промежутках с ровным покрытием, когда командир приказывал: «Ходу!». Своё дело солдат знал хорошо, каким бы чудным или нелепым не выглядел со стороны.

Холодный диск луны висел справа над макушками деревьев, придавая усыпанному звёздами небу особую красоту. В таком небе можно было забыться. В таком небе неплохо бы остаться хоть взглядом. В нём очень хотелось потеряться прапорщику первой роты, снова и снова гонявшему в голове всё сказанное на плацу. Он пытался понять истинную задачу полка, пытался додумать, зачем на самом деле они едут в указанную точку и таким составом. Ведь никаких «карантинов», никаких «Лавин» не было ни разу за пятнадцать лет его службы.

Полк ехал уже около получаса, забираясь всё дальше и дальше в лесную глушь, в сторону предгорий, к сопкам, к бывшему секретному «Объекту 60». Вдруг из рации протрещала команда: «Колонна, стой!».

Из-за резкого торможения прапорщика качнуло вперёд. Хорошо, что скорость была небольшая – участок дороги попался труднопроходимый, подтопленный, с большими лужами. Ни сам Антохин, ни водитель не пострадали, хотя лобовое стекло в момент торможения оказалось чертовски близко. «Мля, надо всё же пристегнуться», – прапорщик уже шарил рукой в поисках ремня безопасности, радуясь, что выдалась минутка, чтобы осмотреться и понять, где они находятся.

Тишина. Ночь. Лес вокруг. Только двигатели грузовиков что-то бормотали навязчивым тоном холостых оборотов. Опёршись предплечьем на открытое окно кабины, Антохин принялся рассматривать деревья по ту сторону обочины. Высокие ели соседствовали с могучими соснами, между ними стояли ольха и берёза, кое‑где появлялись тонкие ивы. Ветви покачивались на ветру, шумя листьями.

«Что?» – прапорщику показалось, что с ветки на ветку перепрыгнул маленький зверёк. Антохин присмотрелся.

«Да не, ветер просто. Хотя! – Его взгляд уловил движение: ещё один крохотный силуэт мелькнул на ветвях ближайшего к дороге дерева. – Белки!»

Неподалеку от колонны и чуть дальше в глубине леса ветви слегка прогибались под прыжками маленьких грызунов с пушистыми хвостами. Белки убегали от того места, к которому следовала колонна.

– Товарищ прапорщик! Там! – Водитель указал пальцем на лес из своего окна.

– Что там? – спросил Антохин. Он тоже заметил какое‑то движение в чаще, но не успел рассмотреть, что это было.

– Там волки! Стая была!

– Волки, говоришь? А шли они куда?

– Они бежали отсюда – туда! – Водитель показал себе за спину.

– Ага, ещё и волки, значит, – пробубнил под нос прапорщик.

– «Ещё»? А почему «ещё»? Смотрите! – Солдат дёрнулся к лобовому стеклу, тыча пальцем в сторону обочины.

Антохин высунулся из окна и увидел с десяток других шустрых маленьких зверьков с хвостиками-ниточками.

– Мыши? – Вопрос прапорщика был риторическим, в такт мыслям. По дороге бежала целая стая полёвок. Все они пытались быстрее улизнуть от чего‑то, что ждало солдат впереди, в районе старого полигона.

– Ох, не к добру они все убегают, не к добру… – Антохин сжал пальцами автомат, крепко схватившись левой рукой за цевьё. У него появилось предчувствие чего-то необъяснимого и очень скверного.

– Продолжить движение! – Голос полковника из рации вновь заставил машины завращать колёсами.

Через сотню метров дорога ушла влево на Т‑образный перекрёсток. На нём колонна повернула направо, оставив сбоку неизвестную грунтовку.

– Йо-о-о! – не скрывая удивления, протянул прапорщик.

Колея, что осталась по левую руку, была заставлена танками. Стволы пушек подняты вверх, земля освещена включёнными прожекторами дюжины бронированных «коробочек». Над головой пронёсся гул вертолётных двигателей: четыре единицы прошли очень низко, прямо над дорогой, но Антохин не успел разглядеть их как следует.

«Зачем мы здесь?» – вопрос повис в воздухе беспросветной мглой этой ночи.

Из рации донеслось:

– Колонна, стой! Машины припарковать на левой обочине, оставьте место для прохода техники. Личному составу выгрузиться, получить боезапас из складских ящиков у старших машин. После того как танки пройдут мимо, построиться вдоль колонны!

Водитель взял левее, остановился, чуть накренив кузов в кювет. Прокряхтел рычаг ручного тормоза, двигатель смолк после поворота ключа зажигания. Громко хлопнули дверцы кабины грузовика. Простывший худощавый водитель побежал ставить откатные клинья под передние колёса. Прапорщик, спустившись на землю, пошёл к кузову со стороны канавы, хлопая по борту и командуя:

– Разгрузка!

Дойдя до места, откуда его увидят из кабины следующего автомобиля, Антохин помахал рукой с криком: «Разгружай!». Солдаты выпрыгивали на ярко освещённую траву и грязь, затем отходили к бровке кювета, в темноту, давая место для приземления остававшимся в кузове сослуживцам. Тонкой нитью бойцы тянулись вдоль колонны к автомобилям с боеприпасами. Зазвучали негромкие разговоры, щелчки патронов, вдавливаемых в магазины автоматов, то здесь, то там потрескивали рации офицеров и прапорщиков, мгновенно сливаясь в гул зеленого пятнистого роя. Но через пару минут его перебил рёв двигателей танков, ехавших с оставшегося позади перекрёстка. Рубленые черты тяжёлой гусеничной техники в свете фар и прожекторов выглядели зловеще. Едкий дым из выхлопных труб многотонных металлических машин бил в нос, комки то ли дёрна, то ли глины вылетали из-под гусениц. Рядом «на броне» сидели солдаты соседней части. Шум двигателей постепенно глушился приближавшимися вертолётами. Метрах в ста впереди взлетели ещё два транспортника и, набрав высоту, скрылись в тёмном небе за стеной леса. Наконец проехал замыкающий танк.

– Командиры подразделений, построить личный состав у первой машины! – приказал полковник сквозь трескотню рации.

– Рота, строиться! Налеее‑во! Шагом марш! – скомандовал Антохин.

Полк потянулся к началу колонны, давя по пути подошвами берцев следы от металлических гусениц на мокрой земле.

Первая машина – Семёнова – стояла у опушки поляны, которая напоминала собой треугольник. Его широкая сторона примыкала к заброшенному полигону – еле различимой в свете прожекторов заболоченной долине с редким лесом и множественными низинами. Сама треугольная поляна, похожая на въезд, была чем-то вроде бойницы в ряду рукотворных сопок, идущему слева направо.. По этому пространству, ставшему сейчас чем-то вроде площадки разгрузки, суматошно бегали военнослужащие. Одни несли какие-то мешки, другие вскрывали сложенные в штабели деревянные и металлические ящики. К подножию «въездных» сопок-ворот пристраивались танки, обратив стволы орудий в сторону долины. Ещё несколько тяжело бронированных машин, задрав дула, пробирались вдоль вала по примятому стальными траками кустарнику.