Глава 6

Во дворе на стоянке возле черного входа стояла Сенькина машина. Я чуток притормозила и, не торопясь увидеться с родной кровинушкой, пристроилась в соседнем дворе на лавочке под раскидистым кустом цветущей сирени. Быстро в уме прикинула всю ситуацию. Выходило, что сестре нужно все рассказать. Потому что она была в курсе насчет ключа, а значит, теперь рисковала наравне со мной. Вряд ли Казимир поверит, что я не рассказала обо всем сестре, если ему в голову придет начать спрашивать (тьфу, тьфу, тьфу…). А узнать, что Сенька – самый близкий мой человек, такому типу труда не составит. Вот и выходило, что если уж опасность стала за мной (пока еще) ползать, то и к Сеньке она прицепится – это точно. Ну подумаешь, покудахчет сестрица немного поначалу, побегает, поорет, как без этого. Но потом-то все равно успокоится. Куда ей деваться-то с подводной лодки? А там, глядишь, вместе чего умного и придумаем. В любом случае, если сестре грозит опасность (а я в этом была уверена), она должна об этом знать, чтобы как-то себя обезопасить. Приняв это решение, я встала со скамейки и решительным шагом направилась к офису.

Сенька сидела на диване, несколько развалившись в вольной позе, грызла печенюху и пролистывала макет нашего нового каталога, над которым я корпела несколько ночей подряд. Услышав, как открывается дверь, Сенька попыталась состроить физиономию строгого начальства, но, увидев, что именно я вхожу в кабинет, слегка расслабилась. Сграбастала из вазочки очередную печеньку, кивнула головой на каталог в своих руках и одобрительно проговорила:

– Толково… Только, думаю, нужно отдать дизайнерам, чтобы кое-что подправили… Ты как считаешь?

Я равнодушно пожала плечами:

– Отдай…

Подошла к кофеварке и принялась колдовать над ней. Мое безразличие Сенька восприняла несколько неправильно. Соскочила с дивана и, чуть заискивающе, пытаясь заглянуть мне в глаза, затараторила:

– Дуська, ты чего? Обиделась, что ли? Нормальный каталог, и работу ты проделала большую, профессионально проделала, но ты же не дизайнер. А они глянут своими наметанными взглядами, где чего подправят, где чего добавят… Ведь не хухры-мухры, на международную выставку выдвигаемся. Так что, какие тут обиды могут быть? А, Дуськ…?

Я усмехнулась.

– Да не обиделась я… С чего взяла-то? Устала немного… Спала плохо… А тут еще… – Я покосилась на сестрицу.

Сенька сразу стала в стойку. Брови сошлись на переносице, и она с какой-то тоской спросила:

– Дуська… Ты чего? Опять куда-то вляпалась?

В ответ я только тяжело вздохнула. Налила в две чашки кофе и пошла к креслу. Основательно уселась, словно собиралась в нем провести весь остаток своей не очень, как я теперь уже думала, долгой жизни, и сделала маленький глоток из своей чашки. Сестрица, все это время наблюдавшая с подозрением за мной, вдруг рявкнула так, что я чуть не подавилась ароматным напитком:

– А ну, немедленно говори, что опять случилось!!!

Неторопливо взяв салфетку со столика, я вытерла капли кофе, попавшие на юбку, и обиженно проворчала:

– Чего орешь, как укушенная? Сейчас все расскажу…

Ну и рассказала. Про нашего необычного посетителя, про то, как лоханулась с ключом, про его интерес и про встречу с Юриком, и, разумеется, выдала всю ту информацию, которую узнала про друга. Пока Сенька, морща нос, размышляла над моим повествованием, я подумала, подумала, да и рассказала ей и о монастыре. О той книге, которую увидела в руках Аникеева, про рисунок на ней, который, как две капли воды, был похож на рисунок на ушке ключа. Про Волкова и свои выводы тоже поведала. В общем, сдалась, что называется, с потрохами. Закончила свою невеселую повесть так:

– В общем… Есть два пути. Первый: выкинуть этот ключ и забыть все, как страшный сон. Тут есть один минус. Боюсь, Сташевский в такое вряд ли поверит. И мы все равно будем, так сказать, под прицелом его внимания. Есть, конечно, вероятность, что походит, походит, да и успокоится. Но в такое счастье я поверить не могу. Кстати, так же, как и он, ни за что не поверит, что мы знать ничего не знаем. Скрывается за этим ключом какая-то тайна. А то, что, владея им, мы ни сном, как говорится, ни духом, этого типа мы вряд ли сможем убедить. – Я немного помолчала и продолжила уставшим голосом: – Второй вариант намного труднее, но и результат… В общем… Нужно узнать, что это за тайна. Почему бабулька в церкви отдала этот треклятый ключ именно мне? Кто она, вообще, такая, что владела им? И тогда мы пойдем по опасной дороге, но, по крайней мере, пойдем с открытыми глазами. И, кстати, неплохо было бы выяснить, что это за Журавлиное братство такое. – Закончив, я выдохнула: – Ну вот… как-то так… Теперь ты знаешь все. Что скажешь?

Сенька смотрела, не отрывая глаз, в свою чашку, словно там, на пресловутой кофейной гуще, хотела обнаружить ответы на все вопросы. Я терпеливо ждала, не торопя сестрицу. Понимала, что переварить такое в один миг не очень просто, а уж тем более принять какое-либо конструктивное решение. Я уже чуть не начала дремать, когда Сенька, наконец-то, оторвавшись от созерцания кофейной гущи, глянула на меня волком, да как рявкнет:

– Вечно тебя тянет… не пойми куда!!!! (по понятным причинам, я заменила не совсем цензурное выражение, не желая компрометировать интеллигентный образ сестрицы, на «не пойми куда»)

От неожиданности я подскочила на месте и схватилась за сердце, а в двери просунулась голова Игорька с перепуганными глазами. Охранник цепким привычным взглядом окинул весь кабинет и шепотом спросил:

– Евдокия Сергеевна, у вас тут все в порядке?

Я, замахав на него руками, зашипела торопливо:

– Все… Все в порядке! Иди, иди, Игорек… – А затем сердито пробурчала сестре: – Чего горланишь, как отставшая от поезда? Охрана вон и то переполошилась. Сейчас-то чего уж орать, когда все случилось?! Сейчас думать нужно, а не орать…

Сенька, суровости поубавив, никак не реагируя на мои замечания, хмуро спросила:

– Надо полагать, тема «наша хата с краю…» тебе не глянется?

Я хмыкнула:

– А было время, когда глянулась? Чего глупости-то спрашиваешь? Я, вроде бы, все внятно объяснила. Теперь поздняк метаться. Если уж совсем коротко, сейчас осталось только решить, как головами рисковать будем: за дело или за просто так. Я считаю, уж если башка на плахе, то лучше тогда за дело. А за просто так – обидно будет.

Сенька сверлила меня своими зелеными глазищами некоторое время, изображая генерала, у которого перед самым парадом какая-то падлюка свистнула фуражку. Причем, этой самой падлюкой, вроде бы, я и была. Надо полагать, ничего для себя не высмотрев, тяжело вздохнула, будто шарик сдулся, и потерянным голосом проговорила полувопросительно:

– Я правильно понимаю, что ты для себя все решила?

В ее голосе была слышна даже некоторая обида, что я «все решила». Я попыталась объяснить:

– Да пойми ты…! Сейчас уже мое «решила» или «не решила» ни на что не повлияет! Даже если мне под ногти начнут иголки загонять, а я при этом начну клясться, что ничего тебе не рассказывала и ты, вообще, не в курсе, во-первых, мне все равно, никто не поверит, зная наши отношения, а, во-вторых, даже если и поверят, тебя могут легко использовать как предмет шантажа, понимая, как ты мне дорога. Другими словами, ты для меня и есть то самое «слабое место», через которое им будет проще получить желаемое. – На Сеньку было жалко смотреть. Она вся сникла как-то и даже осунулась от переживаний.

Я подсела к ней на диван и, приобняв за плечи, стала утешать:

– Ну, чего ты… Прорвемся как-нибудь… Тут главное, знать направление прорыва. А мы его пока, увы, не знаем. Значит, надо нарыть побольше информации. Я уверена, что в той книге что-нибудь об этом ключе сказано. Только я пока не знаю, как нам до нее добраться…

Сестрица на меня покосилась, вздохнула тяжело и проворчала:

– Послал же Бог сестрицу…

Ее фраза означала только одно: Сенька в игре. Я про себя с облегчением выдохнула и тихонько засмеялась:

– Ну, какая есть… Другой-то все равно нету.

Приняв все происходящее как неизбежность, сестра стала преображаться прямо на глазах. Спину распрямила, в глазах огонь, словно она уже была готова принять бой. Деловитым голосом она произнесла:

– Так… Про этого Казимира я кое-что слышала. Прав твой Юрик… Тип это опасный, если не сказать хуже. Ну ничего… Мы тоже не вчера на свет появились. Могем и мы кое-чего… Так, – она уставилась на меня требовательным взглядом, – ты говоришь, что книга эта самая в Свято-Троицком монастыре хранится, а вокруг нее какие-то типы вьются? – Я молча кивнула головой. Сенька на несколько мгновений задумалась, а потом, прищурив один глаз, проговорила голосом лисички из сказки «Колобок»: – А не съездить ли нам с тобой сегодня на вечернюю службу? Думаю, к тому времени там уже этих типов быть не должно. – И пояснила, словно для тупенькой: – У них же, поди, рабочий день не резиновый. – Несколько сконфуженно глянула на меня и пробормотала: – Не то, что у нас… – Потом, отогнав грустные мысли о «резиновом» рабочем дне, деловым тоном продолжила: – Надеюсь, мы сможем поговорить без посторонних глаз и ушей с отцом Андреем. Я его знаю. Не скажу, что уж очень хорошо, но пересекались с ним пару-тройку раз. Мужик он, что надо, несмотря на то что монах. – Она вдруг смутилась, поняв, что брякнула что-то не то про человека, посвятившего себя служению Богу, и с легким смущением поправилась: – Ну я имею в виду, что он наш человек, нормальный, без лишних закидонов.

Получилось еще хлеще. Я укоризненно глянула на нее, но комментировать не стала. Ни к чему сейчас было затевать с Сенькой ненужного спора.

Сестрица поднялась с дивана и командным голосом произнесла, словно поднимала полк в атаку:

– Так… Все свои рабочие дела на сегодня заканчивай, и поедем… Вечер уже не за горами. Пока доедем, то, да се… В общем, давай… Вперед!

Получилось вполне жизнеутверждающе. Но выполнять команду сестрицы я не торопилась. Все еще не вставая, смущенно потупилась и заерзала на кресле, словно сидела на колючке чертополоха. От Сенькиных глаз это не укрылось. Грозно нависнув надо мной, как парящий орел над цыпленком, спросила:

– Ну… что еще…?

Я подняла на нее виноватый взгляд (хотя, моей вины в этом я и не видела) и пробормотала, опасаясь очередной гневной вспышки:

– Тут такое дело… – И решительно выпалила: – В общем, за мной, кажется, следят…

Сенька растерянно захлопала ресницами, а потом на выдохе почти простонала:

– Час от часу не легче!!! Так «кажется» или следят?

Я покаянно проговорила:

– Если ты о том, видела ли я кого-то… То, нет, не видела. Но ты же знаешь, я такие вещи за версту чую. Ошибки быть не может, следят, и весьма профессионально. От чего становится совсем страшненько…

Сестра хмыкнула и не очень удачно попыталась меня передразнить:

– «Страшненько» ей… – И тут же грозно добавила: – Бояться раньше надо было, когда у незнакомого человека ключ этот дурацкий брала! А теперь надо действовать, пока нас тут всех… – От нафантазированных самой же, в пылу беседы прогнозов по поводу нашего недалекого будущего, ей даже сделалось нехорошо. Закатив глаза, она пробормотала в сердцах: – Твою ж ты перспективу…!

На этом все дискуссии были закрыты, и Сенька пулей вылетела из кабинета, крикнув мне на ходу:

– В машине жду…

Я быстренько отдала все распоряжения по поводу работы, коих у меня было не так уж и много, и, схватив сумку, отправилась (хотела бы сказать, «навстречу приключениям», но…) к машине, в которой сидела на пассажирском месте сестрица и, можно сказать, «била копытом» от нетерпения. Увидев данную рекогносцировку, или, выражаясь простым языком, распределение обязанностей, я только хмыкнула. Хотя я знала, что сестрица за рулем не особо любила ездить и при каждом удобном случае делегировала эту рутину мне, но сегодня такая расстановка ролей меня несколько удивила. Ожидалась погоня, или, по крайней мере, запутывание «хвоста», если, конечно, такой имелся, а такие вещи, где полнота ответственности ложилась на того, кто был за рулем, она, обычно, любила брать на себя. Разумеется, своими умозаключениями на этот счет я с ней делиться не стала. Времени на диспуты уже не было. Солнце неуклонно клонилось к западу, а значит, вечерняя служба могла скоро начаться. А монастырь – это вам не ночной клуб, который работает до пяти утра. В монастыре жесткий устав и четкое расписание. И следовало это учитывать.

Мы выехали со двора, и я буркнула, не отрывая почти взгляда от зеркала заднего вида:

– Коли ты сегодня штурман, тогда настрой под себя боковое зеркало и смотри внимательно. «Хвост» в монастырь притащить бы не хотелось…

Сенька к обязанностям штурмана относилась всегда серьезно. Она вела себя практически как профессиональный разведчик. На месте не елозила, головой не крутила. Деловито и осторожно поменяла ракурс правого зеркала под себя, и теперь вся углубилась в наблюдение, при этом время от времени не забывая стрелять взглядом по сторонам. Мы сворачивали с главного проспекта на боковую улочку, которая вела к объездной дороге, когда Сенька вполне будничным голосом проговорила коротко:

– За нами «хвост». Видишь темно-синий седан Шевроле? Он почти от самого магазина за нами тащится. – Сестра озабоченно глянула на меня и спросила с сомнением: – Отрываться будем?

Я задумалась. Собственно, ничего особо секретного я не видела в том, что мы с сестрой собрались посетить Святую обитель во время вечерней службы. Но в данной ситуации, если за нами следят люди Казимира, то два плюс два он сложит очень быстро. А создавать проблемы монастырским мне бы совсем не хотелось. Тем более, что я пока не очень хорошо понимала, как это все между собой связано. И, руководствуясь известным изречением «береженого Бог бережет», с усмешкой проговорила:

– Как мы еще в студенческие времена говорили: хвосты будем рубить.

Я стала мысленно представлять карту этого района города. Район был старым, со множеством домов частного сектора, со всякими тупиковыми переулочками и извилистыми, не всегда заасфальтированными дорогами. Уходить от хвоста в этом районе было довольно бесперспективно. А вот если мы заедем в промышленный пригород… Знала я там одну хитрую дорожку в сторону объездной. Правда, седану там было делать нечего, а вот Сенькин Мицубиси пройдет, как ласточка. Резко крутанув руль на следующем перекрестке, я поехала в сторону промзоны. Сенька вопросов мне не задавала, сосредоточенно глядя в зеркало. А я принялась рассуждать вслух, чуть ворчливым голосом:

– Отрываться нужно грамотно. Чтобы у них даже тени сомнения не было, что мы отрываемся. Другими словами, мы две беспечные «блондинки» и не видим, что за нами кто-то едет. Иначе нас возьмут в такие жесткие тиски, что мы и чихнуть без их ведома не сможем.

Сестрица в ответ на мои слова фыркнула.

– Дуська, у меня такое чувство, что ты разведшколу прошла… Рассуждаешь, как опытный разведчик, блин! – Потом, помолчав немного, ворчливо прибавила: – Но ты права… Если поймут, что мы их засекли, обложат, как медведя в берлоге. Вот же, влипли!!!

На ворчание сестры я уже внимания не обращала, сосредоточившись на дороге, мысленно прикидывая, как будем уходить от «хвоста».

Описывать всю процедуру данного мероприятия не буду. Скажу только, что от наших наблюдателей мы ушли так, что комар носа не подточит. Тихо и незаметно растворились в хитросплетении складов, гаражей и промышленных территорий. Убедившись, что больше за нами никто не следует, я притопила педаль газа, и уже через несколько минут мчалась вдоль берега в сторону Свято-Троицкого монастыря. На благоухание природы и шикарные виды, открывающиеся с высокого берега реки, внимания почти не обращала, обдумывая свой разговор с отцом Андреем. Про ключ решила пока ничего не говорить. Главным сейчас было, как можно больше получить информации про Журавлиное братство. Одолевали меня, конечно, сомнения, что монахи что-то об этом самом братстве знают. Все ж-таки это было не каноническое христианское образование. Может, монахам и знать-то про него не полагалось, согласно их уставу.

Но рассуждать на эту тему сейчас было уже бессмысленно. Мы прибыли к монастырю. На небольшом паркинге стояло несколько машин. К моему облегчению, ни Тойоты, ни Рено, знакомых мне по прошлому посещению, среди них не было. Намотав на голову шарфы, мы с Сенькой отправились прямиком к воротам, которые были гостеприимно распахнуты. Вечерняя служба уже началась, о чем, с некоторым упреком, сообщил нам служка, исполняющий роль привратника. Поэтому мы прямиком направились к церкви, из раскрытых дверей которой доносились песнопения.

Вечернюю службу проводил сам настоятель Феофил. Мы с Сенькой встали скромно в уголочке за колонной, стараясь быть как можно незаметнее. Минут через десять сестрица начала томиться. Ее деятельная натура требовала движения, активных действий. А для меня такая пауза в нашей стремительной жизни была сейчас в самый раз. Понимаю, что в церкви во время службы не положено думать о мирском и суетном, но человеком я была невоцерковленным, посему за великий грех сие не считала. Окруженная звуками молитв и пением хора, я начала успокаиваться после недавней гонки по городу от неведомого нам синего седана. В моей голове все мысли стали укладываться и сортироваться в некотором порядке, сами собой выстраиваясь в логические цепочки.

Так… Что мы имеем, как говорится в сухом остатке? С чего все началось? Правильно, с потери моего браслета. В мистику я не особо верила, но в то, что на свете существует что-то, чего мы, по ограниченности нашего ума, не знаем и не понимаем, в этом я была убеждена. И этот факт (в смысле, потеря моего браслета) смело могла отнести к этой категории. Что называется, судьба привела. Едем дальше… бабуля, надо сказать, очень необычная, которая передает мне непонятный ключ с непонятными напутственными речами, и в этот же вечер бабулю убивают. В то, что старушка сама навернулась с лестницы, я упорно не верила. И моя интуиция была в этом со мной полностью согласна. Что еще имеем? Имеем мое появление в монастыре, имеем книгу с тиснением, точно таким же, как и рисунок на ключе, имеем еще двух странных типов, историков (угу… особенно Волков! Ну просто типичный «книжный червь»!), и, словно вишенка на торте – появление Сташевского в нашем магазине и мое неосмотрительное действие, вследствие которого он этот ключик и увидел. И не просто увидел, но еще и узнал. И отсюда вывод: о Журавлином братстве он что-то знает и знает наверняка. Иначе, на кой бы ему понадобился мой ключ? Так. Стоп! А кто сказал, что он ему понадобился? Если бы это было так, то в этот же день, меня по голове стук, и вот он ваш ключ! Возможности были. Когда я на встречу к Юрику шла, и, в особенности, когда я с этой самой встречи шла обратно. Шла по бульвару, заросшему кустами сирени. Народу, считай, ни души. Самое место, чтобы по голове-то приложить. Что называется, получите и распишитесь. А он что? Он слежку за мной отправил. Вот, черт! Совсем я запуталась во всей этой истории! Нужно было взять небольшой тайм-аут. И я, постаравшись выбросить все это из головы, сосредоточилась на пении церковного хора, кстати, на очень хорошем пении.

По окончании службы мы первыми вышли из церкви и уселись недалеко от входа на скамеечке, которая уютно разместилась под кустом зацветающей рябины. Вскоре в дверях церкви показался отец Андрей. Мы соскочили с места и с сиротским видом двух заблудших грешниц, которые остро нуждались в срочном покаянии, уставились на благочинного. Брови у отца Андрея слегка приподнялись, выражая тем самым степень его удивления от нашего здесь появления. Но и только. Размашисто, но без излишней суеты, он зашагал к нам навстречу. Не доходя нескольких шагов, проговорил своим глубоким, я бы даже сказала, обволакивающим голосом, пряча сдержанную улыбку в бороде:

– Матушка Евдокия… И вы, Августа Николаевна… Счастлив видеть вас у нас. Каким благим ветром вас к нам занесло? Неужто, какие проблемы с нашими изделиями приключились?