К двадцати трём годам, благодаря мудрому руководству маман, я худо-бедно научилась маскироваться под нормального человека и заняла маленькую, но неплохую должность в Департаменте рабочей силы Космопорта Љ 12. Главное правило, которое маман не уставала повторять, а я усваивать, было: «Не высовывайся, за нормальную сойдёшь!». Я не высовывалась – приходила вовремя, помалкивала на собраниях и педантично выполняла должностные обязанности. Офисная работёнка – «не бей сидячего»: с утра со всех отделов нашей огромной организации поступает список вакансий, которые до обеда мне надо внести в базу данных. Затем база автоматически размещает описание вакансий на специализированных ресурсах, принимает оттуда резюме от всех желающих, анализирует по основным параметрам, откидывая сходу процентов девяносто пять кандидатур, и назначает оставшимся время для личной аудиенции. А мне остаётся только посмотреть в ясные глазки будущих работников и выбрать кого-то одного. За двадцать три года жизненного опыта мои методы усовершенствовались настолько, что я вполне смогла бы сама написать книжку в помощь людям с симптомами Гецера. В пять раз толще той, которую в своё время умыкнула маман у психиатра. Поэтому интервью я неизменно начинала издалека:

– Будьте любезны, вытащите из колоды любую карту. А теперь те, кто вытащил чёрную масть, могут покинуть кабинет.

Я обожала это вступление – после него отсеивалась добрая половина. Оставшимся соискателям предлагалось занять места за столом. Стол у меня был, что надо: длиной во весь кабинет, так что, рассевшись по его сторонам, претенденты смотрелись двумя колоннами солдат, застывших по команде «смирно» перед маршальской трибуной. Они трепетно ловили каждый жест главнокомандующего смотром и были готовы выполнить даже намёк на приказ, но их маршал до поры до времени молчал. А после продолжительной паузы, напрягавшей нервы рядовых до предела, маршал звонил маме и ронял в трубку условную фразу:

– Рыба или мясо?

Под рыбой подразумевалась левая половина стола, под мясом правая.

– Мясо, – я слышала в трубке, как бежит в раковину вода и шипят на сковородке котлеты.

– Окей, – мама готовит мясо, значит, «рыба» вылетает. – Я попрошу выйти из кабинета тех, кто сидит по левую сторону стола. До свидания. Руководство Космопорта Љ 12 будет счастливо видеть вас в качестве кандидатов на новые вакансии.

Ну, и так далее…

Не буду утруждать вас подробностями, но суть сводилась к тому, чтобы сократить участников парада до двух человекоединиц, а потом кинуть монетку. Как я уже говорила, монета меня ещё ни разу не подводила. За исключением того случая в детстве, когда её со мной попросту не было – на развилке. Но сегодня она, чёрт знает отчего, прилипла к пальцам. Я озадаченно повернула ладонь и задумалась, как можно расценивать такой выверт. То ли решка, так как монета сейчас была повёрнута лицевой стороной вверх, то ли орёл, поскольку, не прилипни рубль к пальцам, выпал бы как раз-таки он. Я никогда не кидаю монету дважды – у меня тоже есть принципы. И потому, глядя на коварную мелочь, я запаниковала. Два кандидата на должность техоператора грузовых тележек – иммигранты планеты Ж-728-ЛО54-Б11 или, как их называют в просторечье, «жлобы», смотрели на меня восьмью парами глаз, не мигая и уже не дыша.

– Окей, – подумала я. – Возьму того, у кого детей больше, ему работа нужнее.

Я протянула им по стандартному бланку анкеты и попросила:

– Напишите, пожалуйста, в графе «семейное положение» количество имеющихся на вашем иждивении детей.

Оба «жлоба» синхронно подхватили клешнями ручки и вывели по цифре восемь.

Я сглотнула первый солёный ком и набрала домашний номер. Решила, что спрошу: «Один или два?». Тот, который ближе к двери, будет номер один…

Напрасный труд – маман к телефону не подошла. Это уж вообще небывалое дело: ну, ладно, монета к пальцам прилипла, но чтобы матушка свалила из дома, забыв телефон… Метода, заботливо выстроенная нашими с ней обоюдными усилиями, рухнула в одночасье. Мир растерял все свои краски, и только оранжевые лбы «жлобов» оставались яркими заплатками на его мучнисто-сером фоне. И эти яркие лбы требовали моего решения. Молча, как приснопамятные голографии «Жучка и Жучка». А я, затягивая с ответом, заставляла «жлобов» то измерить клешнями стол в моём кабинете, то решить математические задачки, то подпрыгнуть (кто выше) на месте, то пробежаться по коридору наперегонки… Короче, перебрала все варианты, кроме «камень, ножницы, бумага» (заранее поняла, что их конечности могут выбросить только «ножницы»).

Я устала не меньше, чем от пяти часов полноценного рёва. Таких сволочных кандидатов у меня ещё никогда не было: они всё делали одинаково и синхронно, выдавая идентичные результаты, словно всю жизнь тренировались проходить интервью у человека с диагнозом Гецера. Мы развлекались до тех пор, пока последний час рабочего дня не замигал на часах лукавым зелёным светодиодом и у моей начальницы не лопнуло терпение. Она выскочила из своего кабинета и набросилась на меня прямо в коридоре, как щенок на тряпку:

– Что вы себе позволяете, Колыманова!?

Ах, да, фамилия моя Колыманова – будем знакомы до конца. Ой, только не надо ахать: «Как, та самая Колыманова?!» Уверяю вас, не сделай я в тот день верный выбор, я как была генетической выбраковкой, так ею и осталась бы.

– Как что? – пролепетала я. – Интервью по отбору кандидата на должность техоператора грузовых тележек.

– И как ваши успехи? Выбрали?

Начальству никогда нельзя говорить «нет», оно этого не любит. Поэтому я сказала то, что остаётся:

– Да. Обоих, – и, видя удивлённо вздёрнутые брови начальницы, добавила. – Думаю, нам необходимо расширить эту должность до двух мест. Пусть один работает в дневную смену, а другой в ночную. А то ночью никто тележками не занимается…

– Вот как? – неизвестно чему обрадовалась начальница. – То есть, вас, Колыманова, не устраивает утверждённое штатное расписание? То есть вы, Колыманова, считаете себя умнее начальства? Мило! Знаете, мне придётся донести это до вышестоящего руководства. А вы, Колыманова, пока дорабатывайте.

Я, в абсолютно подавленном состоянии, вернулась на своё рабочее место, понимая, что быть ему уже завтра не моим. «Жлобы», скорбно шевеля ложноусиками, приволоклись следом. Я посмотрела на них и подумала: «Вот это да! И начальницу разозлила, и сама под увольнение попала, а что с ними делать, так и не сообразила».

– Укажите в графе «предполагаемая зарплата» сумму, за которую вы согласны работать, – сохраняя остатки спокойствия, решила, что отброшу самого жадного.

«Жлобы» схватили ручки и, вычерчивая на бумаге синхронные круги, написали одну и ту же цифру. К слову, вполовину меньше указанной в штатном расписании.

Всё. Я сдалась. И, как оказалось позже, сделала свой единственно правильный выбор в жизни.

– Сдайте мне ваши трудовые и по две голографии – вы приняты. Рабочий график: семь дней в неделю по двенадцать часов. Обеденный перерыв – час. Начало смены в девять утра и в девять вечера.

Я расписалась в их книжках и оформила два пропуска, понимая, что подписываю собственный волчий билет. Решила ещё, что сейчас реветь не буду, потерплю до дома. И тут один из «жлобов» сказал, трепетно прижимая к груди пропуск:

– Пожалуйста, простить мы, госпожа Колыманова. Мы должен признаться.

– Ю-ю, признаться, – пристыженно заморгал восемью глазками второй. – Объяснять доступный понимания госпожа пример, мы – батарейка.

– Типа, он минус, я плюс. Вместе – генерация события. Госпожа Колыманова не выбирать, мы управлять события.

– Ю-ю, как мы выгодно. Только я плюс, он минус. Вместе батарейка. Потому монета прилипать, а мама телефон забывать.

Тут я не выдержала и выругалась:

– Вот свиньи! Сказали бы сразу, что всё за меня уже решили, я бы и не мучилась!

– Не всё, госпожа Колыманова, – защёлкали они хитином. – Госпожа мочь выкинуть мы оба. Но она добрый, она не выкинуть. Она мы оба взять и дать пропуск в жизнь на эта планета.

– Мы для вы благодарны и хотеть искупить вина. Пусть только госпожа сказать, какой выгода.

– Ю-ю, какой желание.

Тут я совсем размякла от их сочувствия и брякнула, ни на что не надеясь:

– Да какое у меня может быть сейчас желание? Только одно: пусть не уволят, – и разревелась, не дотерпела-таки до дома.

«Жлобы» дружно протянули мне салфетки и хором ответили:

– Никто вы не уволить!

За пять минут до конца рабочего дня уволили начальницу. Её звонок руководству вдруг вызвал бурю, которая обрушилась на её же голову. Оказалось, что на разрядившиеся и на самоблуждающие по ночам тележки давно валятся в компанию жалобы, и моя отмазка про посменных техоператоров вдруг стала свежей и актуальной идеей. Начальницу выбросили, как нагадившего в гостиной щенка, а мне достался её кабинет, её настенный календарь и её оклад.

Маман, кстати, этого поворота событий не одобрила: она всегда считала, что генетической выбраковке не следует слишком высовываться. Ну, не суть.

Через полгода я перевела «жлобов» из техобслуги тележек в собственные заместители – по очередной новой должности мне полагались два зама. А ещё через год мы с ними заняли кресло директора Космопорта Љ 12. «Жлобы» стремительными темпами тащили меня вверх по служебной и социальной лестнице, как флаг, пока не водрузили на самой вершине, спросив однажды:

– Госпожа Колыманова желать стать президент Объединённая Земля или нет?

Я подумала, подумала и спросила:

– А что-нибудь третье есть? Могу я, скажем, баллотироваться на пост царицы?

Мне-то самой с детства больше всего хотелось носить бархатные платья и золотую корону. «Жлобы» со мной спорить не стали, хотя такой должности тогда ещё не существовало. Но с их умением генерировать события она скоро появилась. Я стала первой в истории царицей Объединённой Земли.

Маман была в тихом ужасе, потому что успешная карьера была несовместима с главным правилом: «Не высовывайся!». Кстати, корона оказалась штукой неудобной, голову натирает и тяжёлая, у меня от неё шея болит. А вот сама должность не в пример лучше. Мне теперь ничего ни изобретать, ни выбирать не нужно, у меня для этого есть специально обученный персонал. А придворный математик чётко объяснил, что моя методика выбора государственных решений всегда приводит к оптимально удачному варианту. Какой-то там мухлеж с теорией вероятности и генерацией случайных чисел – я сама в этом так и не разобралась. По счастью, мне и не надо разбираться во всём подряд: царице – царицыно, а математику – математиково. Лично я вполне довольна тем, что теперь я должна просто знать, чего хочу. Скажем, хочу, чтобы в Бразилии засуха кончилась или генетики научились восстанавливать утраченные органы, и говорю об этом «жлобам». Простите, министру финансов и министру внешней политики. А они просто подстраивают под это реальность.

А что маман? Она по-прежнему жарит котлеты, вяжет носки и счастлива, что ей не надо вылезать из собственного дворца. Никак не поймёт, что теперь, с моей коронацией, диагноз Гецера (а дотошные журналисты его-таки раскопали в моей биографии, несмотря на все старания маман) из позорного клейма стал аристократической печатью, как, например, подагра в Средневековье. Когда маман видит меня в телевизоре, она непременно пугается, что меня раскроют и свергнут с царского трона. А меня теперь, что ни день, то по какому-нибудь каналу да и показывают – царица то, царица се. Ну, вы наверняка видели. И я каждый раз в конце съёмки еле сдерживаюсь, чтобы на всю Объединённую Землю не заявить: «Вот, видишь, мамочка, я снова в телевизоре! А ты мне твердила: „Не высовывайся, не высовывайся…“»