Усомнившийся Макар

«Среди прочих трудящихся масс жили два члена государства: нормальный мужик Макар Ганушкин и более выдающийся – товарищ Лев Чумовой, который был наиболее умнейшим на селе и, благодаря уму, руководил движением народа вперед, по прямой линии к общему благу. Зато все население деревни говорило про Льва Чумового: «– Вон наш вождь шагом куда-то пошел, завтра жди какого-нибудь принятия мер… Умная голова, только руки пустые. Голым умом живет».

Макар же, как любой мужик, больше любил промыслы, чем пахоту, и заботился не о хлебе, а о зрелищах, потому что у него была, по заключению товарища Чумового, порожняя голова. Впрочем, Макар постоянно размышляет над усовершенствованием мира. Однажды он собирает карусель, «гонимую ветром», и толпу зевак вокруг. В результате жеребенок Чумового остается без присмотра и сбегает. Взамен Макар обещает Чумовому сделать самоход, но для этого ему требуется железо, которого нет в округе. Тогда он находит железную руду и ухитряется вытопить железо из нее в обычной домашней печке. С самоходом у Макара ничего не получается. Чумовой пытается узнать, как он умудрился в домашних условиях выплавить железо («Ты что же, открытие народнохозяйственного значения скрываешь, индивид-дьявол! Ты не человек, ты единоличник!»), но Макар отвечает, что не помнит, так как у него «памяти нету». Чумовой штрафует его, и Макару для оплаты штрафа приходится отправляться в Москву на заработки.

В поезде Макар, как безбилетник, едет на сцепках между вагонами (еще и для того, «чтобы смотреть, как действуют колеса на ходу»). Объясняет он такой способ путешествия «по-научному» – дескать, чем вещь тяжелее, тем дальше она летит (в отличие, скажем, от пушинки), а стало быть, он, Макар, придает поезду дополнительную тяжесть, чтобы быстрее домчаться до Москвы. «От покоя и зрелища путевого песка Макар глухо заснул и увидел во сне, будто он отрывается от земли и летит по холодному ветру. От этого роскошного чувства он пожалел оставшихся на земле людей».

«Сгрузив себя с поезда, Макар пошел на видимую Москву, интересуясь этим центральным городом». «Деревья росли жидкие, под ними валялись конфетные бумажки, винные бутылки, колбасные шкурки и прочее испорченное добро. Трава под гнетом человека здесь не росла, а деревья тоже больше мучались и мало росли. Макар понимал такую природу неотчетливо: «Не то тут особые негодяи живут, что даже растения от них дохнут! Ведь это весьма печально: человек живет и рожает близ себя пустыню! Где ж тут наука и техника?» Попутно Макар предлагает встречным различные пути усовершенствования жизни: например, ему невдомек, зачем перевозить молоко в бидонах, да вдобавок транспортировать порожнюю тару обратно. Макар предлагает начальнику перевозки сделать «молочную трубу», по которой молоко должно доставляться до трудящихся. Однако тот говорит, что он не «выдумщик труб», а исполнитель, и советует обратиться к высшему начальству.

Толчея и спешка поражают Макара в Москве. Он садится на трамвай, отказывается от билета («чтобы не затруднять трамвайную хозяйку»), сходит в качестве эксперимента «по требованию» и оказывается в неизвестном месте. Все, что видит Макар, удивляет его. Он по-своему пытается понять происходящее. «На перекрестке милиционер поднял торцом вверх красную палку, а из левой руки сделал кулак для подводчика, везшего ржаную муку. «Ржаную муку здесь не уважают, – заключил в уме Макар, – здесь белыми жамками кормятся». Наконец Макар попадает в «центр государства», на площадь, у которой «с одного бока… стояла стена, а с другого дом со столбами. Столбы те держали наверху четверку чугунных лошадей». Проголодавшись, Макар находит стройку (по словам одного из рабочих, здесь строят «Вечный дом из железа, бетона, стали и светлого стекла»), куда пытается устроиться, чтобы подработать. Каменщик отводит его в барак поесть из общего котла, при этом говоря: «А поступить ты к нам сразу не можешь, ты живешь на воле, а стало быть – никто. Тебе надо сначала в союз рабочих записаться, сквозь классовый надзор пройти». Затем Макар идет осматривать стройку. «Начальник Макара по родному селу – товарищ Лев Чумовой, тот бы, конечно, наоборот, заинтересовался распределением жилой площади в будущем доме, а не чугунной свайной балкой, но у Макара были только грамотные руки, а голова – нет; поэтому он только и думал, как бы чего сделать». В процессе наблюдения за рабочими Макар делает еще одно «изобретение» – чтобы бетон подавался наверх по трубам – и отправляется на поиски главной технической конторы.

В учреждении Макар высказывает суть своего изобретения, а очевидную выгоду (дешевизну) перехода на его способ строительства («кишку») объясняет тем, что «ясно это чувствует». Его отсылают «в конец коридора», так как «там дают неимущим изобретателям по рублю на харчи и обратный билет по железной дороге». Макар получает рубль, но отказывается от билета. В профсоюзе его снабжают бумагой, из которой следует, что Макару требуется поддержка, чтобы устроить его изобретение по промышленной линии. Вспомнив, что уже читал это словосочетание на каком-то из лозунгов, Макар пускается на поиски пролетариата (который, согласно плакату, твердо стоит на промышленной линии). Макар оказывается в ночлежном доме, а поскольку требует проводить его к «самому нижнему» пролетариату, то попадает в комнату для самых бедных. Он пытается выступить перед «пролетариатом» и объяснить, что пора переходить на его способ строительства домов, и слышит в ответ: «Раз ты человек, то дело не в домах, а в сердце. Мы здесь все на расчетах работаем, на охране труда живем, на профсоюзах стоим, на клубах увлекаемся, а друг на друга не обращаем внимания – друг друга закону поручили… Даешь душу, раз ты изобретатель!» Макар расстраивается и ложится спать.

Макару снится сон: на горе стоит «научный человек», а сам Макар лежит под горой «как сонный дурак», «ожидая от него либо слова, либо дела. Но человек тот стоял и молчал, не видя горюющего Макара и думая лишь о целостном масштабе, но не о частном Макаре. Лицо ученейшего человека было освещено заревом дальней массовой жизни, что расстилалась под ним вдалеке, а глаза были страшны и мертвы от нахождения на высоте и слишком далекого взора. Научный молчал, а Макар лежал во сне и тосковал.

– Что мне делать в жизни, чтоб я себе и другим был нужен? – спросил Макар и затих от ужаса.

Научный человек молчал по-прежнему без ответа, и миллионы живых жизней отражались в его мертвых очах».

Макар ползет наверх. «Силой своей любопытной глупости Макар долез до образованнейшего и тронул слегка его толстое, громадное тело. От прикосновения неизвестное тело шевельнулось, как живое, и сразу рухнуло на Макара, потому что оно было мертвое».

Макар просыпается и видит, что все ушли на работу, кроме одного рябого пролетария по имени Петр. На вопрос Макара о его бездеятельности Петр отвечает, что работающих много, а думающих мало, поэтому он «наметил себе думать за всех». Узнав, что сомнение не чуждо и Макару, Петр приглашает его пойти вместе с ним и «думать за всех».

«Навстречу Макару и Петру шло большое многообразие женщин, одетых в тугую одежду, указывающую, что женщины желали бы быть голыми; также много было мужчин, но они укрывались более свободно для тела… Едущие и пешие стремились вперед, имея научное выражение лиц, чем в корне походили на того великого и мощного человека, которого Макар неприкосновенно созерцал во сне. От наблюдения сплошных научно-грамотных личностей Макару сделалось жутко во внутреннем чувстве. Для помощи он поглядел на Петра: не есть ли и тот лишь научный человек со взглядом вдаль?» На это Петр отвечает, что он надеется «существовать вроде Ильича-Ленина: я гляжу и вдаль, и вблизь, и вширку, и вглубь, и вверх». Затем Петр интересуется отношением Макара к коммунистической партии, уверяет, что она не ограничивается товарищем Львом Чумовым, говорит «про чистую партию, у которой четкий взор в точную точку».

«Макар отвлекся взором на московский народ и подумал: «Люди здесь сытые, лица у всех чистоплотные, живут они обильно, – они бы размножаться должны, а детей незаметно».

Про это Макар сообщил Петру.

– Здесь не природа, а культура, – объяснил Петр. – Здесь люди живут семействами без размножения, тут кушают без производства труда…

– А как же? – удивился Макар.

– А так, – сообщил знающий Петр. – Иной одну мысль напишет на квитанции, – за это его с семейством целых полтора года кормят… А другой и не пишет ничего – просто живет для назидания другим».

Макар с Петром долго гуляют по Москве, после чего Петр приглашает Макара пойти в милицию пообедать. Там Петр заявляет, что Макар – душевнобольной, и ему необходимо медицинское освидетельствование. В больницу милиционер отправляет Макара под конвоем все того же Петра, в больнице Петр заявляет, «что он приставлен милицией к опасному дураку и не может его оставить ни на минуту, а дурак ничего не ел и сейчас начнет бушевать», затем прибавляет, что «псих» ест много. Макару приносят тройную порцию, и Петр тоже «насыщается». Доктор осматривает Макара, приходит к выводу, что у него «в сердце бурлит лишняя кровь» и решает оставить его «на испытание». В больничной библиотеке Петр читает Макару вслух книги Ленина с собственными комментариями и трактовками («наши законы – дерьмо», «иные наши товарищи стали сановниками и работают, как дураки»). В конце концов они решают украсть из библиотеки эту нужную и правильную книгу, а самим «сесть в учреждение и думать для государства».

Утром Макар и Петр отправляются в РКИ, где «любят жалобщиков и всяких удрученных». Там им попадается Лев Чумовой, который чем-то руководит, «оставив свою деревню на произвол бедняков». Петр решает не обращаться к Чумовому, а идти выше. «Выше их приняли, потому что там была тоска по людям и по низовому действительному уму.

– Мы – классовые члены, – сказал Петр высшему начальнику. – У нас ум накопился, дай нам власти над гнетущей писчей стервой…

– Берите. Она ваша, – сказал высший и дал им власть в руки.

С тех пор Макар и Петр сели за столы против Льва Чумового и стали говорить с бедным приходящим народом, решая все дела в уме – на базе сочувствия неимущим. Скоро и народ перестал ходить в учреждение Макара и Петра, потому что они думали настолько просто, что и сами бедные могли думать и решать так же, и трудящиеся стали думать сами за себя на квартирах.

Лев Чумовой остался один в учреждении, поскольку его никто письменно не отзывал оттуда. И присутствовал он там до тех пор, пока не была назначена комиссия по делам ликвидации государства. В ней тов. Чумовой проработал сорок четыре года и умер среди забвения и канцелярских дел, в которых был помещен его организационный гос-ум».