Роза села в машину, которая ожидала ее у входа. Машину трясло, как плот, преодолевающий пороги. Казалось, она ехала кругами по извилистой дороге, ведущей в гору. По мере приближения к ее вершине дома становились все более и более внушительными. Они слишком высоко вознеслись над землей, чтобы быть осведомленными, как быстро люди нищают. Великая депрессия в общем и целом их не затронула. Водитель вышел из машины, чтобы открыть ворота перед домом, и потом машина въехала во двор. Особняк из красного кирпича был большой, участок, на котором он стоял, занимал весь небольшой квартал. Дом был очень красив. На верхушке одной из башенок развевался небольшой синий флажок, как будто это было маленькое королевство.

Водитель посигналил, и из парадной двери навстречу им вышла горничная в форменной одежде. У ее ног стоял мопс и смотрел на Розу.

– Здравствуй, моя дорогая, – сказала горничная. – Позволь мне проводить тебя в твою комнату. Там ты сможешь устроиться.

Горничная велела мопсу вернуться домой и затворила за ним дверь. Они с Розой вошли в дом с черного хода и поднялись по узкой белой лестнице, начинавшейся в кухне. Розина комната располагалась на верхнем этаже, где находились комнаты детей.

– Большую часть времени ты будешь присматривать за детьми. Я слышала, ты особенно хорошо обращаешься с теми, кто поменьше.

– Да, думаю, это так. Я люблю смешить людей. А детей рассмешить нетрудно. Но мне еще очень нравится смешить взрослых.

Горничная пристально на нее посмотрела. Роза взглянула в ответ с тем непроницаемым выражением лица, по которому, как она знала, невозможно определить, что она думает на самом деле.

– Еще мне говорили, ты весьма своеобразная девушка.

Горничная отворила дверь в спальню, которой предстояло стать комнатой Розы. Ей это было непривычно, потому что она всегда спала вместе с лежавшими в ряд детьми. Девочки просыпались по утрам и вставали со своих одинаковых кроватей в своих одинаковых ночных рубашках. Они напоминали кукол из бумаги, вырезанных одним махом. И сколько их было – одна или сто тридцать пять таких одинаковых девчушек, на этот вопрос могла ответить только математика.

Стены в крохотной комнатке были выкрашены в белый цвет, будто напоминая Розе о том, что ей следует оставаться непорочной. Там стояла маленькая кроватка, а в углу – маленький белый письменный стол. Места хватало лишь на то, чтобы преклонить колени у кровати и помолиться перед сном. Единственным украшением комнатенки служило зеркало в чудесной металлической оправе, напоминавшей венок из цветов. Роза чуть склонилась, чтобы посмотреться в него, но тут же ощутила бессмысленность своего желания, как будто ей захотелось проверить, осталась ли она в своем собственном обличье.

Розе выдали голубое платье с передником, которое ей надлежало носить каждый рабочий день в доме. Еще ей дали белую крахмальную шапочку, делавшую ее похожей на медицинскую сестру. Переодевшись, она вышла в кухню, где встретилась с горничной, пообещавшей показать ей дом.

Она шла рядом со старшей горничной, женщиной лет тридцати на вид. Дом был такой большой, что если бы Роза потерялась, то без карты ни за что не отыскала бы свою спаленку. Ее знакомили с каждой комнатой, как будто каждое помещение было одним из обаятельных жильцов дома со своими особыми потребностями.

Там была курительная комната, где важные люди курили толстые сигары. Стены там были цвета хаки, но если бы кому-нибудь пришло в голову снять со стен картины, то на их месте можно было бы увидеть прямоугольники изумрудно-зеленого оттенка – в такой цвет комнату покрасили, когда строили дом.

Была там и библиотека, где фолианты в кожаных переплетах хранили ценную информацию и статистические данные о мире.

– А можно мне будет ненадолго брать отсюда кое-какие книги?

– Ой, да брось. Это же только для видимости. Такие книги никто никогда не читает.

Еще одна комната была отведена для чаепития после часу дня. Стены там были разрисованы голубенькими цветочками, на полу стояли большие часы с маятником. Их громкое тиканье звучало так, будто человек, задумавший самоубийство, снова и снова взводит курок ружья.

Посреди зала искусств стоял мольберт. Еще там был небольшой столик с вазой, полной засушенных цветов. В этом помещении в разных сосудах стояло множество кисточек самых разных форм, которыми можно было на холсте воспроизвести любой существующий в мире предмет.

Дальше располагались кабинет, бильярдная и оранжерея. Еще был маленький зал с небольшим бассейном. На поверхности воды в нем одиноко плавали мальчуковые шорты, чем-то напоминавшие морскую черепаху. Еще в одной комнате были собраны предметы, кем-то привезенные из дальних странствий. В застекленной витрине там покоилась засушенная голова. Солнце только что село, и Роза спросила, можно ли ей посмотреть в направленный в окно телескоп.

– Ладно, давай, – сказала горничная. – Только, пожалуйста, не смотри в него слишком часто.

Впервые за последние пять лет кто-то взглянул в телескоп, так долго к нему вообще никто не подходил. В доме уже давно никто не смотрел в небеса. Роза выпрямилась и отошла от телескопа на пару шагов. Она никак не ожидала настолько близко увидеть луну. Это ее испугало. Небесное светило больше не походило на поцарапанную поверхность ледового катка. Оно было серым, корявым и злым. Оно выглядело так, будто его сделали из пороха. У нее возникло чувство, что она только что распахнула дверь, а за ней стоял кто-то голый. Смотреть на луну было непросто. Розе показалось, что она увидела там чье-то лицо.

Старшая горничная сообщила Розе, что мистер Макмагон часто отлучается по делам или ночует в квартире в центре города. А когда он все же приходит домой, это всегда случается поздно ночью, уже после того, как все легли спать. Его жена, наоборот, выходит из дома очень редко.

Они остановились у спальни хозяйки, чтобы поздороваться с миссис Макмагон. Она лежала на кровати поверх одеяла, полностью одетая. На ней были замечательное голубое бархатное платье на пуговицах спереди и пара черных туфель. На лоб она себе положила влажную салфетку. У жены Макмагона была необычайно чувственная пышная фигура. Она знала, что в молодости ей удалось покорить мистера Макмагона именно благодаря своему телу. Он на все был готов ради того, чтобы видеть ее гигантские груди. Даже несмотря на то, что половину лица миссис Макмагон скрывала салфетка, Роза увидела, что она просто красавица.

– Ну ладно, теперь иди к детям, – сказала ей миссис Макмагон. – Хэйзл и Эрнест. Они совершенно невменяемые. Я не для красного словца это говорю, а только потому, что я их мать.

За исключением детской, до которой они с горничной еще не дошли, в доме было немного признаков присутствия детей. Тем не менее кое-где Роза уже видела их недвусмысленные сигналы с просьбами о помощи, когда они проходили из одной комнаты в другую. Так, в зале искусств ее внимание привлек карандашный рисунок мальчика с отвалившейся головой. А на оконном стекле помещения с бассейном кто-то кончиком пальца написал: ПОМОГИТЕ.

Они повернули по коридору и направились к детской. В конце коридора стоял маленький светловолосый мальчик, которому на вид можно было дать лет шесть. На нем была полосатая маска, а в руке он держал кнут. При виде его горничная заметно вздрогнула.

– Я слишком долго мирился с львиным дерьмом, – сказал мальчик.

Из комнаты вышла девчушка с лошадиной головкой на палочке, которую она с силой уперла в пол, будто древко копья. У нее были светло-каштановые волосы и карие глаза, выглядела она лет на семь. Кроме белья и носков, на ней ничего не было.

У Розы возникло ощущение, что эти дети дикие. Что, войдя в их спальню, она увидит заросли джунглей, пышную тропическую растительность, диких кабанов и бабочек с большими, как теннисная ракетка, крыльями.

Горничная громко хлопнула в ладоши, направив руки в сторону детей. Они оба подпрыгнули, как маленькие зверьки, и с криками побежали в детскую. Она проводила туда же Розу и оставила ее знакомиться с детьми. Детская оказалась большим помещением с выкрашенными в голубой цвет стенами, по верхнему краю которых плыли небольшие кучевые облака. На полках там были расставлены великолепные игрушки, а на полу стоял замечательный кукольный дом, сделанный на манер викторианского замка. Хэйзл и Эрнест уставились на Розу.

– Вы видели волка, который вошел через заднюю дверь?

– Что-что-что-что ты тут такое несешь, черт возьми? – отозвались дети.

– Я с ним встретилась на заднем дворе как раз перед тем, как развесить стираное белье на веревке. Он пытался утащить что-нибудь из одежды вашего отца.

Оба ребенка тут же рванули к окну посмотреть, нет ли на заднем дворе волка.

– Там его уже нет. Я ему прямо сказала, что думаю о краже одежды вашего папы, а он мне тогда ответил, что спросит вашу маму, можно ли ему взять что-нибудь из отцовской одежды.

– Ты что, с ума сошла? – взвизгнула Хэйзл. – Волка нельзя посылать к маме! Он же может ее съесть.

– Ну ладно, схожу гляну, как там дела.

– Мама не любит, когда ее беспокоят, – заметил Эрнест.

– Знаешь, если ее кушает волк, я уверена, она не будет возражать против того, что я его остановлю.

– Тогда, пожалуйста, поторопись! – крикнула Хэйзл.

Роза спустилась по ступенькам. Дети переглянулись, одновременно испуганные за свою мать и пораженные храбростью Розы. Когда она вернулась в детскую, на ней был один из костюмов Макмагона и его цилиндр, который она обнаружила в кладовке в прихожей.

– Я слышал, что здесь меня искали какие-то дети. Я – мистер Волк.

Хэйзл так резко вскочила со стула, что он опрокинулся позади нее. Она захлопала в ладоши от счастья, потому что ей рассказали сказку, о которой она даже не просила.

– Посмотрите на меня. Я совсем не чудовище. Мне только надо немножко одежды, чтобы я мог устроиться на постоянную работу. Ну, может быть, я время от времени и съем ребеночка. Такая уж у меня натура. Но я ем только непослушных детей. Только таких, которые прогуливают школу. И когда они шляются по улицам средь бела дня, я их ловлю. Или поджидаю у кондитерской каких-нибудь обжор, а потом сам их пожираю. А еще я бросаю маленькие камушки в окна, чтобы узнать, какие дети по ночам не спят. И если они допоздна колобродят, это, конечно, потому, что хотят, чтобы я их съел.

Хэйзл и Эрнест не знали, как им отнестись к Розиному представлению. Впечатление, которое она на них произвела, нельзя было сравнить ни с чем другим. Оно было сильнее, чем если одним глотком выпить чашку горячего шоколада. Оно было лучше, чем когда висишь вниз головой на детской площадке в парке. И потом, к их неописуемому удивлению, Роза сняла цилиндр, дала его девочке, сделала переворот назад и нарочито неловко приземлилась на попу.

Дети хлопали в ладоши, еще не вполне поверив, что им так повезло. А на мопса, который выглядел как маленький старичок в купальном халате, этот спектакль не произвел никакого впечатления.