Цитаты из книги «Кризис без конца? Крах западного процветания»

Одним из результатов политических конфликтов и преобразований 1970-х годов стало изменение конфигурации отношений между государством и рынком: «кейнсианский период», будь то в форме ордолиберализма – социальной рыночной экономики, получившей развитие в Западной Германии [Turner, 2011], – или «укорененного» либерализма [Ruggie, 1998], эпохи существования относительно защищенных национальных экономик, был объявлен завершенным. Это проявилось в инфляционных ловушках 1970-х годов. Стали набирать силу другие либеральные доктрины, включая монетаризм и австрийскую школу. Но в неолиберальном порядке важно не то, что в его поддержку выступили интеллектуалы различных направлений, а то, что в Вашингтоне был разработан и определен ряд ключевых подходов к управлению международной экономикой и национальными экономиками, и то, как их удалось превратить в общепринятые представления о том, как работает экономика [Gamble, 2014].

Подобно административной головоломке и головоломке экономического роста, с которыми она тесно связана, фискальная головоломка не нова. Она занимала политических лидеров на всех этапах современной либеральной политической экономии, существовала при всех видах связанного с ними международного рыночного порядка. В неолиберальную эпоху эта головоломка приобретает особый вид, но вопросы налогов и расходов всегда играли важную роль в обеспечении легитимности рыночного порядка. Современное государство является налоговым государством, потому что оно в основном зависит от поступлений, а значит, ресурсы, находящиеся в его распоряжении, зависят от налогов, которые ему удается назначить и собрать с домохозяйств и компаний. Государство и его расходы частично необходимы для воспроизводства социальных условий, в которых существует либеральная рыночная экономика, а частично – для подтверждения легитимности институтов и результатов экономической деятельности в глазах граждан. После финансового краха решение фискальной головоломки неолиберального порядка состоит в том, чтобы сохранить эту легитимность в условиях, когда социальной сплоченности угрожает крайнее неравенство, падение уровня жизни, сокращение объема предоставляемых государством услуг и экономическая стагнация.

Тезис о возвращении длительной стагнации поддерживают и экономисты, такие как Ларри Саммерс, и экономические историки, такие как Роберт Гордон. Гордон утверждает в манере, напоминающей высказывания Кондратьева и других сторонников теории длинных волн, что в течение последних 300 лет мы пережили три крупные научно-технические революции, каждая из которых приводила к новому подъему плато производительности труда человека, а значит, и его богатства. Первая революция связана с паром, ткацким станком и железными дорогами; вторая – с электричеством, двигателем внутреннего сгорания и водопроводом; третья – с компьютером и Интернетом. Все три революции были значительными, но Гордон считает, что третья революция, при всей своей важности, до сих пор остается менее значимой, чем первые две, а трансформация производительности, достигнутая при ней, и ее будущий потенциал относятся к величинам иного порядка. Он не отрицает появления целого потока новых продуктов и устройств в результате интернет-революции, но считает, что лишь немногие их них способны повысить общую производительность в масштабах, подобных изменениям, произошедшим в результате внедрения паровых машин или электричества [Gordon, 2012].

Однако технологические инновации, способствующие ускорению общих темпов экономического роста за счет увеличения производительности труда в экономике в целом и оказывающие влияние почти на все отрасли экономики, появляются все реже. Инновации, которые в настоящее время имеют наибольшее значение для перспектив роста, зачастую представляют собой инновации прошлых лет, с успехом внедренные в развивающихся экономиках. Перед западными странами стоит дилемма: либо отдать приоритет содействию общему развитию научного знания и распространению знаний в быстрорастущих развивающихся экономиках, либо сделать приоритетным проведение технологической политики, которая позволит сохранить привилегированное положение на рынке своих компаний и работников в цепочке создания стоимости, продвигая исследования в направлениях, имеющих непосредственное коммерческое применение.

При сохранении высокого уровня долга усиливаются последствия старения населения и возрастает склонность граждан делать выбор в пользу сбережений и не связанных с риском инвестиций, которым отдают предпочтение пожилые люди. Решение о том, что банки надо спасать, а не ликвидировать, похоже, стало сигналом того, что высокий уровень долга теперь считается нормой, а обслуживание долга превращается в основную обязанность всех организаций и домохозяйств, а также правительств. Наличие большого долга не обязательно означает несклонность к риску. Оно может стать стимулом к тому, чтобы идти на еще большие риски.

Если же держатели значительной части долговых обязательств находятся за рубежом, а проценты, выплачиваемые за обслуживание долга, увеличиваются, то наступает момент, когда обслуживание долга становится невозможным без серьезной реструктуризации государственных финансов. Если доходы недостаточны даже для того, чтобы обеспечить выплату процентов по долгу, то размер задолженности возрастает, и это вызывает еще большую обеспокоенность инвесторов вероятностью дефолта. Именно так и произошло в некоторых странах еврозоны в период между 2010 и 2012 гг.

Еще одной проблемой, стоящей перед рыночной экономикой в воспроизводстве условий для стабильного и устойчивого роста, является проблема прибыльности инвестиций. Одна часть проблемы связана со спросом, другая – с предложением. Для возврата к экономическому росту необходимо значительно сократить долговую нагрузку. Наиболее простым способом сокращения долговой нагрузки является обеспечение роста экономики и роста цен, вызванного стимулированием спроса. Инфляция снижает реальную долговую нагрузку быстрее, чем что бы то ни было еще. Если фискальные или монетарные стимулы окажутся слишком сильными, то может возникнуть риск инфляционной ловушки, в которой в 1970-е годы очутились многие страны. Похоже, что сегодня происходит обратное. Слишком быстрое сокращение долговой нагрузки за счет снижения частных или государственных расходов может подтолкнуть экономику в дефляционную ловушку низкого роста и растущего долга.

Проблема правительств состоит в том, что они настолько озабочены необходимостью сохранять свою конкурентоспособность в «глобальной гонке», что постоянно предлагают новые программы повышения квалификации рабочих и гибкости рынка труда. Все это очень дорого стоит. В этом и заключается одна из причин того, что правительства многих стран начали повышать размер вклада, который, например, должны сделать студенты, желающие получить высшее образование. Для снижения издержек правительствам надо либо уменьшить объем предлагаемых ими услуг, либо сократить расходы, заставив платить самого получателя этих услуг, как в случае со студентами, или вынудив домохозяйства снова взять на себя бремя этих расходов. Излюбленное неолиберальное решение состоит в том, чтобы заставить получателя платить, потому что это позволит сделать услугу рыночной и создать тем самым возможности для дальнейшего расширения перечня финансовых услуг, этой жизненно важной артерии неолиберальной модели экономического роста

Государства могут обойтись и без иммигрантов, если им удастся обеспечить уровень рождаемости, достаточный для расширенного воспроизводства рабочей силы и предотвращения старения населения. Страны, где большинство граждан моложе 30 лет, имеют очевидное преимущество с точки зрения возможностей быстрого роста, если соблюдается ряд других условий. Все эффективные экономики на определенной стадии воспользовались этим демографическим дивидендом. Но по мере того как экономика набирает силы, она приближается к плато численности населения, поэтому во все большем количестве стран уровень рождаемости снижается или даже достигает отрицательных значений, а это приводит к старению населения и требует дополнительных расходов.

Изложить головоломку экономического роста в капиталистических рыночных экономиках достаточно легко. Для обеспечения воспроизводства социальных, политических и культурных условий, поддерживающих деятельность рынков, им требуются домохозяйства и государства. Капиталистическая рыночная экономика живет за счет приватизации прибыли и социализации убытков, но этот процесс требует деятельности определенных институтов, и здесь с большой долей вероятности могут возникать различные нестыковки и трения, особенно в том, что касается распределения бремени издержек. При неолиберализме этот конфликт проявился в острой форме, спровоцированной энтузиазмом неолибералов, которые стремились стимулировать прибыли частных лиц за счет сокращения налогов, а налоги пытались возместить за счет урезания социальных издержек воспроизводства. Это и есть один из основных источников фискальной головоломки, о которой речь пойдет в главе VII.