Цитаты из книги «Кризис без конца? Крах западного процветания»

В основе всего лежала политическая проблема: сохранят ли Соединенные Штаты за собой привилегию выпускать мировую резервную валюту. Символом этой проблемы стал американо-китайский дисбаланс. В 1990-х годах США и ЕС открыли часть своего огромного внутреннего рынка для Китая. Китай разработал модель роста, зависевшую от поставки множества промышленных товаров по очень низким ценам на богатые потребительские рынки Запада. За счет своего сельского населения Китай располагал огромным резервом рабочей силы, и это означало, что его экономика будет расти очень высокими темпами, пока существует спрос на производимые им товары. Низкий уровень заработной платы и значительные сбережения китайских рабочих позволяли поддерживать внутренний спрос и цены на низком уровне, а это означало, что основная часть огромной прибыли от взрывного экономического роста будет в основном присвоена новым классом собственников и государством. Модель оказалась настолько успешной, что китайцы не видели причин менять ее и противились требованиям ревальвации юаня, поскольку его невысокий курс позволял обеспечивать конкурентоспособные цены на китайские товары, рост промышленных районов и постоянный приток миллионов новых рабочих из сельской местности в прибрежные города.

Страны, имевшие возможность пойти на снижение обменного курса и заставить свои центральные банки печатать деньги, чтобы поддержать коммерческие банки, оказались в относительно благоприятном с точки зрения кредитных рисков положении. Но страны еврозоны не могли использовать эти инструменты, потому что уже перешли на евро. Европейский центральный банк (ЕЦБ) был не готов поступить так, как поступали центральные банки США или Соединенного Королевства, поскольку не имел для этого политических полномочий, и всем странам пришлось удерживать единый обменный курс. Такая слабость еврозоны означала, что финансовые рынки могут в индивидуальном порядке определять кредитоспособность каждой отдельно взятой страны ЕС и устанавливать все более высокие ставки по кредитам, в которых эти страны все больше нуждались, чтобы оставаться на плаву.

В первом из трех основных концентрических кругов, построенных вокруг США, расположены три полюса западной экономики: англо-американские страны (Соединенное Королевство, Ирландия, Канада, Австралия и Новая Зеландия), Европа (в частности, страны, входящие в еврозону или присоединившиеся к ней) и Азиатско-Тихоокеанский регион (Япония, Корея, Сингапур и Тайвань). Среди англо-американских стран лидируют Соединенные Штаты, которые в то же время поддерживают тесные отношения в вопросах экономики и безопасности с двумя другими полюсами. Для каждого из этих полюсов характерна своя модель капитализма – англосаксонская, рейнско-скандинавская и восточноазиатская, уже пережившие период расцвета и увядания, но сохраняющие институциональное и определенное культурное своеобразие [Coates, 2000; Clift, 2014]. Конвергенция между этими тремя моделями не получила особого развития, отчасти потому, что ни одна из них не имеет очевидных преимуществ, хотя порой различные элементы этих моделей, такие как гибкий рынок труда или участие акционеров в управлении корпорациями, были либо взяты на вооружение в ряде стран, либо навязаны им. Другой отличительной чертой этих моделей является различие между либеральной рыночной и координируемой рыночной экономикой, которое позволяет анализировать экономику по секторам. В большинстве экономик присутствуют элементы и либерального, и координируемого рынка. К идее, что в западной экономике существуют радикально различающиеся модели капитализма, следует относиться с осторожностью. Например, в ЕС идеи неолиберализма достаточно сильны, хотя вероятность того, что в результате конвергенции там возникнет единый для всех стран-участниц комплекс институтов и общая практика ведения дел, невелика. ЕС принял неолиберальную риторику, но не все его члены в равной мере готовы к проведению неолиберальных реформ [Haller, 2008]. В неолиберальном дискурсе заметны значительные различия в выборе экономической политики, даже в англосаксонских странах

Такое понимание международной политической экономии заставляет вспомнить сделанное Джованни Арриги наблюдение, что государства, считавшиеся наиболее богатыми и сильными в 1900 г., сохранили свои позиции и в 2000 г., хотя распределение мест несколько изменилось. Япония оказалась единственной страной, только заявившей о своих претензиях в 1900 г. и занявшей одно из ведущих мест в мире к 2000 г., несмотря на катастрофическое поражение в войне с США [Arrighi, 1994; Арриги, 2006]. В остальном же картина остается пугающе неизменной. Основным историческим фактом международной системы за прошедшие 200 лет стал установленный сначала Британией, а затем США международный рыночный порядок, противящийся любому посягательству, в том числе со стороны занимающих особое место в нем Германии и Японии. К 1990-м годам этот порядок представлялся прочным, как никогда. Холодная война в Европе закончилась распадом Советского Союза и восстановлением суверенной независимости стран Центральной и Восточной Европы, находившихся на протяжении 40 лет в сфере влияния СССР, а также самоопределением многих республик Советского Союза и прежней царской империи, начиная со стран Балтии и заканчивая государствами Кавказа и Центральной Азии.

По степени воздействия кризиса развитые страны можно разделить на три региональные группы. Мы уже отметили различия между США и Канадой, а также различия между группами стран в ЕС. Экономическая стратегия России и в определенной степени Бразилии, экономика которых надежно обеспечена ресурсами, очень во многом отличается от стратегии также относящегося к группе БРИК Китая, экономика которого ориентирована на экспорт. Индия более самодостаточна и менее открыта, чем остальные страны, но и в ней существует много внутренних проблем, препятствующих полному раскрытию имеющегося потенциала. Различия между странами с формирующейся и странами с развивающейся экономикой – величина достаточно непостоянная. Изначально страны с формирующейся экономикой определялись, во-первых, с учетом численности населения, во-вторых, исходя из высоких темпов экономического роста, который они были в состоянии поддерживать, особенно на протяжении 10 лет до 2007 г., и который затем продолжился после 2010 г. Правда, после 2013 г. темпы экономического роста ряда стран с формирующейся экономикой, в том числе Бразилии, Индии, Индонезии и Турции, стали снижаться. К тому же в Бразилии и Турции начались беспорядки.

К третьей группе стран по классификации МВФ относятся страны с развивающейся экономикой. В эту расплывчатую категорию входят страны Африки южнее Сахары, часть стран Восточной и Центральной Европы, Ближнего Востока, Латинской Америки и Карибского бассейна, а также ряд стран Южной, Центральной и Восточной Азии. Страны этой группы часто рискуют остаться без должного внимания на фоне шумихи вокруг стран БРИК. После финансового краха никто не посчитал необходимым включить их представителей в обновленный состав «Большой двадцатки». Отчасти это связано с тем, что они представляют собой наименее организованную и наиболее разношерстную группу стран, которой не хватает сил и способностей. Тем не менее они остаются важной частью мировой экономики, и к тому же являются местом сосредоточения многих застарелых конфликтов. Многие страны этой группы серьезно пострадали от разразившегося на Западе финансового кризиса [Sen, 2011].

В подходе, используемом МВФ для осмысления международной экономики, страны делятся на три группы: страны с развитой экономикой (advanced economies), страны с формирующимся рынком (emerging economies) и развивающиеся страны (developing economies). Страны, входящие в ОЭСР, относятся к первой группе, у которой имеется три полюса: Северная Америка (США и Канада), Западная Европа (преимущественно 15 стран, вошедших в ЕС до 2000 г., а также Норвегия и Швейцария, не присоединившиеся к ЕС), и Азиатско-Тихоокеанская группа (Япония, Корея, Сингапур, Австралия и Новая Зеландия). Во вторую группу включены страны с формирующимся рынком. Сам термин «формирующийся» (emerging) необычен. Мне более точным представляется термин «быстрорастущие» (rising), и я использую его в настоящей книге, потому что экономика большинства этих стран уже не просто формируется, а набирает силу. К числу быстрорастущих относятся страны БРИК (Бразилия, Россия, Индия и Китай). Это государства с большим населением, низким уровнем доходов, имевшие в 1990-х годах устойчиво высо

Мы уже отмечали, что кризис по-разному сказался в различных экономических регионах. Но и в отдельно взятых регионах, например в Северной Америке или в Европе, его последствия существенно различались. Это был не общий кризис, одинаково сказавшийся на всех странах. Скорее, последствия этого кризиса всегда были обусловлены конкретными обстоятельствами, сложившимися на местах. В эпицентр кризиса попал финансовый сектор США, но в то же время был почти не затронут находившийся по соседству финансовый сектор Канады. Иная система регулирования деятельности канадских банков стала преградой на пути проникновения финансовой инфекции из США. Аналогичным образом кризис выявил глубокие территориальные различия в Европе между Севером, где располагаются страны-кредиторы с твердой валютой, высоким уровнем доходов и социальной защиты, скоординированным рынком, и двумя перифериями – южной, где находятся клиентелистские государства-должники со слабой валютой, средним уровнем доходов, крупным государственным сектором, и восточной, где находятся государства с низким уровнем доходов и социальной защиты и с переживающим становление либеральным рынком.

Начавшиеся сдвиги еще более масштабны, потому что они не ограничиваются Индией и Китаем, но затрагивают многие другие страны глобального Юга. Качественно изменились перспективы экономического развития Бразилии, Индонезии, Турции, Мексики, Нигерии, Южной Африки и других не столь крупных стран [O’Neil, 2013]. Эти изменения стали еще более заметными после кризисных событий 2008 г., когда поступательное движение новых быстрорастущих стран резко отличало их от западных стран, погрузившихся в рецессию и вынужденных прибегать к столь болезненным мерам жесткой экономии и реструктуризации.

Еще одной причиной для беспокойства стало то, что в условиях роста западной экономики, особенно в течение 15 лет, предшествовавших финансовому кризису, представлялось вполне очевидным вовлечение в нее новых быстрорастущих стран. Обе стороны были заинтересованы в этом. Постепенное замедление роста западной экономики в сочетании с опасениями новой стагфляции или продолжительной стагнации привело к тому, что международный рыночный порядок в своем нынешнем виде стал гораздо менее привлекательным в глазах тех, кто не стоял у его истоков, и потому оказался отстраненным от руководства этим порядком. В подобных условиях достичь соглашения об углублении сотрудничества оказывается намного сложнее, отчасти потому, что кризис придал новым быстрорастущим странам смелости выступить за реформирование институтов международного рыночного порядка. Если в течение ближайших 10 лет согласовать эти реформы не удастся, то может увеличиться число двусторонних, а не многосторонних соглашений между различными странами, а также станет возможным возникновение новых региональных альянсов и сфер влияния и даже появление альтернативных международных порядков.