Путь к обретению истинно духовной эрудиции долог и требует немалых усилий, и ему пока удалось преодолеть лишь часть этого пути – так, по крайней мере, скромно утверждал сам Осберт, – ибо у него не раз возникало острое искушение свернуть в сторону и попробовать другие жизненные удовольствия.

Если бы он этому искушению поддался, то мог бы, например, отложить написание трактата о реальных и потусторонних доказательствах тех изменений, которые претерпела англиканская вера, и заняться, скажем, сочинением романа со сложным переплетением сюжетных линий и – предпочтительно – основанного на любовной истории.

Помимо множества полок с трудами по теологии и истории, весьма сложными для понимания, в его библиотеке имелось и немало увлекательных исторических романов, и количество их запросто могло бы поспорить с библиотечным фондом Винчелфорда. «Полезно знать, что именно любят читать твои прихожане, – говорил Осберт, когда Софи спрашивала его насчет этих книг. – Исторические романы – это дверь в их души. – И предостерегающе подняв палец, он прибавлял: – Но такие книги не для тебя, Софи».

Осберт, должно быть, знал о ее налетах на библиотеку. О том, с какой жадностью девочка глотает книги и как неаккуратно украдкой сует их потом не на ту полку.

– Спроси меня, Хет, по истории, что хочешь. Хочешь, я расскажу насчет наследственного безумия королей Валуа?

– Господи, да какое мне до них дело!

– Ну тогда о резне во время Войны Роз? Или об отвратительном и подлом предательстве Жанны Д’Арк? Или о глупости Мэри, королевы шотландской, или о блестящем уме Елизаветы I, или о тупом упрямстве Карла I?

– Ну хорошо, раз уж тебе так хочется, рассказывай, – соглашалась Хетти, которая всегда стремилась сделать человеку приятное.

Да, читала Софи действительно много и жадно. Читала в постели. Читала за кухонным столом. Читала даже во время прогулки.

Она читала о «головокружительных страстях», о «беспомощности героя, пребывающего во власти чувства», об «испепеляющем желании», о «наивысшей радости – отдать свою жизнь ради спасения любимого человека», как все тот же Сидни Картон, да и многие другие герои сентиментальных романов. Софи, жизненный опыт которой был еще весьма короток и которая прекрасно сознавала собственную интеллектуальную неразвитость, некоторые пассажи, повествующие о мучительных хитросплетениях любви, политики и сражений, казались написанными на древнегреческом. Однако сладостное мурлыканье любовных романов с их примитивно-яркими эмоциями давало возможность забыться, хоть на время спастись от действительности. От неизбывной тоски по матери. От бесконечных тычков и замечаний. От смертельно надоевших требований «повернуться к жизни лицом» и «задуматься о собственном будущем».

Теперь, когда она стала уже почти взрослой, она могла запросто дать Осберту фору в плане критического изучения текста.

Хетти защищала Осберта, аргументируя это тем, что он, судя по его проповедям, «человек очень милый и добросердечный». «Возможно, – говорила она, – в нем просто больше женского, чем в большинстве мужчин».

Софи возражала, уверяя подругу, что Осберт, похоже, способен воспринимать любовь и страсть только в историческом контексте.

– Слава тебе, Господи!

Софи вздрогнула и обернулась, держа в руках очередную книжонку под названием «Дилемма Беренгарии»^[12]. В дверях стоял Осберт.

– Вот ты где, оказывается.

И все началось сначала. А Беренгария вместе со своей дилеммой вернулась на полку.

«Когда преподобный впервые у нас появился, мы все решили, что он малость не в себе. Чудной какой-то. Высокий, тощий, солнца не выносит, но, по крайней мере, намерения у него вроде бы добрые», – так рассказывал Софи Фред Панкридж, ее добрый приятель, король здешних огородов. (Тот самый, что не раз прятал маленькую сиротку Софи в зарослях помидоров и сладкого горошка. А заодно, в качестве дополнительных услуг, снабжал ее всевозможными сплетнями и легендами из истории Пойнсдина.)

Но и теперь, в пятьдесят пять, кожа Осберта по-прежнему не выносила прямых солнечных лучей и воспалялась, и сам он все так же был похож на ходячий скелет, а его длинную тощую фигуру хотелось сложить, как рулетку. Сутана болталась на нем складками, обвисая в самых неподходящих местах. Ох уж эта сутана! На ветру она вечно хлопала, то раздуваясь, то опадая, и этот образ преследовал Софи в страшных снах. В этих снах Осберт Нокс превращался то ли в птеродактиля, то ли еще в какого-то неприятного, постоянно линяющего крылатого хищника, правда, крайне незадачливого: он вечно куда-то мчался с невероятной скоростью, однако никогда своей цели не достигал.

Осберт уселся за письменный стол, заваленный книгами и бумагами, среди которых было несколько экземпляров бюллетеня, посвященного бегам. Впрочем, как прекрасно знала Софи, хаос на столе был обманчив. В нем скрывалась некая закодированная система, согласно которой Осберт с легкостью в течение нескольких секунд отыскивал любой нужный ему документ.

– Итак, ты преодолела важную веху на своем жизненном пути, – промолвил он тем торжественным тоном, каким читал воскресные проповеди.

В церкви он всегда требовал предельного внимания и откровенно стремился подчинить себе аудиторию. Во имя этого он не пренебрегал ни драматическими жестами, ни риторической цветистостью, ни трескучими фразами. Весьма эффектно также выглядела и его привычка – дурацкая с точки зрения Софи – буквально занавешивать кафедру своей чересчур свободной сутаной.

Вот и сейчас, торжественно воздев руку, он провозгласил:

– Пора тебе с должной энергией взяться за дело, отставив в сторону всякие детские штучки. Твоя помощь необходима миссис Нокс, да и мне тоже.

Софи окинула взглядом книжные полки; где-то там был ключ к пониманию…психики Осберта, хоть она и не знала толком, что такое психика.

Он заметил, куда она смотрит, и постучал по лежавшей перед ним книге.

– А вот мое последнее приобретение. «Король должен умереть» Мэри Рено. Отличная книга, должен признаться. Написано очень хорошо. – Он немного помолчал и с удовольствием прибавил: – Весьма колоритно.

Его ежедневник лежал открытым на столе. «9.00 – молитвы. 10.00 – заседание Совета. Затем процедура экзорцизма. 14.00 – ежегодное общее собрание в воскресной школе…»

Туда-сюда, то в церковь, то из церкви, то в ратушу, то домой, то посещение прихожан… Всегда в черном, всегда исполненный энтузиазма, хищный… Он и Элис всегда были заняты воплощением в жизнь планов Господа, но при этом, ни на мгновение не ослабляя своей удушающей хватки, продолжали неустанно «заботиться» о правильном поведении и правильном образе жизни прихожан. В этом отношении запас их энергии был поистине феноменален; они безошибочно чуяли любой, даже самый крошечный грешок и с бесконечным упорством требовали покорности Господу.

– В твоей жизни наступают серьезные перемены, – говорил между тем Осберт, несколько сменив тон и теперь используя те отеческие интонации, какими обычно пользовался при подготовке детей к конфирмации. – Благодаря нашей, миссис Нокс и моей, предусмотрительности, а также тем деньгам, которые твоей матери удалось привезти с собой, ты получила достойное воспитание и образование.

А Софи вспоминала, как выглядит Пойнсдин – зеленые поля, хирургический кабинет, бакалейщик мистер Сили, продающий различные товары прямо с задка своего хлипкого грузовичка, – и думала: может, мне было бы легче принять здешнюю жизнь, если бы я никуда и не уезжала, а все это время прожила в деревне?

– Меня, наверно, следовало все же отдать в местную школу.

– Возможно. Но твой отъезд значительно облегчил жизнь миссис Нокс. Тем более, тогда ты была еще слишком мала.

Так вот в чем дело. Эта жестокая фраза была произнесена самым обычным тоном, но у Софи перехватило дыхание.

– Но ведь я считала, что это мой дом. Да у меня другого никогда и не было.

Осберт только руками развел, как бы подчеркивая неизменность тогдашнего решения.

– «Дигбиз» – очень хорошая школа. Тебе можно только позавидовать. Да и пора, наконец, понять, как тебе повезло, и начать отдавать долги.

– Отдавать долги? – Несколько мгновений Софи воспринимала это совершенно буквально.

Осберт охотно пояснил:

– За крышу над головой. За пищу насущную. За постель. Ты ведь могла и в сиротском приюте оказаться, знаешь ли. Но я уверен, что ты захочешь отплатить нам добром за добро.

Подводя итоги долгам Софи, он словно ощупывал взглядом ее хрупкую фигурку, отпущенный подол старого школьного платья, расплетшуюся косу. И в итоге явно остался удовлетворен осмотром, что, похоже, его самого удивило.

– А знаешь, ты ведь можешь стать почти хорошенькой. – И он, указав на книжную полку, прибавил: – Похожей на героинь тех романов, где их непременно спасает красавец-герой.

Интересно, подумала она, кого он имеет в виду? Эдит с прекрасными льняными косами из «Алфред и девушка», заставившую даже короля преклонить перед ней колени, или Даниэлу из «Бесконечного горизонта», беспризорную девчонку, которая во времена королевы Виктории работала в литейной мастерской, затем познакомилась с беглым преступником (его посадили в тюрьму за кражу буханки хлеба), сбежала вместе с ним в Австралию и в итоге стала хозяйкой скотоводческой фермы?

А Осберт, молитвенно сцепив пальцы рук, спросил:

– Софи, я надеюсь, ты мне доверишься, если когда-нибудь попадешь в беду или будешь испытывать некие трудности? Да?

Нет!

– Все-таки у меня богатый жизненный опыт, – он помолчал, – и я, как тебе известно, хорошо умею слушать.

Софи снова промолчала.

– Я просто хочу тебе помочь. Хотя, конечно, дети теперь совсем другие, не такие простые и покладистые. Однако наш долг – помочь тебе, поскольку теперь ты вступаешь во взрослую жизнь. Но мы постараемся относиться с пониманием к твоим новым чувствам и ощущениям. – Он многозначительно приподнял одну вислую бровь, почему-то похожую на креветку. – Ведь за то время, что ты жила здесь, знаешь ли, мы с миссис Нокс успели тебя полюбить. – Он взял со стола экземпляр журнала «Girl» и протянул ей. – Я подобные издания не одобряю, но миссис Мид сочла, что тебе этот журнал может понравиться. Он у нее от внучки остался. Я его полистал, и он меня приятно удивил. Там много говорится о девушках, которые нашли себе полезное дело по душе. Я тебе советую прочесть статью «Сьюзен способна приготовить настоящую бурю».

Подошва на правом ботинке Осберта была подвязана шнурком, что служило ярким свидетельством того, в каком состоянии находится все их безумное хозяйство.

– Из комиксов я давно уже выросла, – сказала Софи.

– Мы надеемся, что вскоре ты возьмешь на себя все наши хозяйственные заботы. И если в этом отношении ты хоть немного похожа на твою незабвенную мать, то наше совместное будущее будет прекрасным. Когда нашим домом занималась Камилла, у нее все было в полном порядке. Почти как в царствии небесном. Чистота и благоухание. Господи, какие же дивные ароматы здесь царили – полироль, свежеиспеченный хлеб… Неужели снова так будет? – воскликнул он, словно обращаясь к тому шнурку, которым подвязал разваливающийся ботинок. – Ну что ж, хорошо, что ты вернулась. Полагаю, мы прекрасно уживемся. А теперь ступай, поздоровайся с миссис Нокс. Она тебя ждет.