Глава 1
• 2018 •

Кристина

На дискотеке было неуютно. Впрочем, даже приличной дискотекой, как в американских молодежных сериалах, назвать это разношерстное сборище вчерашних первокурсников язык не поворачивался. Но и грубое «вписка» не клеилось к набившимся в двухкомнатную хрущевку экономистам-второгодкам, закрывшим сессию три дня назад: наливали чинно, курили поначалу только на балконе, мусор сгребали на кухню. Даже ковер в гостиной свернули и прислонили к стене, и только ленивый за вечер не пошутил, что выносить тело надо обязательно в темноте. На дешевый юмор не обращали внимания.

Кто-то притащил допотопный проектор. Разноцветные всполохи светомузыки били в глаза, выхватывая из темноты раскачивающиеся в танце тела. Звук, рвущийся из портативной колонки, вибрировал в душной комнате, заставляя все внутри трепетать и отзываться в ответ.

Кристина содрогнулась, когда из выкрученных почти на полную мощность динамиков ударили вступительные аккорды новой песни. Вечеринка начала чахнуть, но после пары медляков и вовремя поднесенных запасов спиртного у толпы открылось второе дыхание. В прокуренном воздухе грохотало начало знаменитой «Видели ночь»^[2]. Вокруг сплошным бензиновым пятном колыхались тела танцующих. Капли пота блестели на разгоряченных лицах, распущенные волосы взметались и опадали. Кристина поморщилась и встревоженно огляделась по сторонам.

Все банально и просто. Но что-то все-таки не так. Совсем не так…

Ближе к полуночи ощущение «что-то не так» разрослось и словно газом наполнило комнату, погнав Кристину в ванную – освежить лицо и ладони под холодной водой, – а затем и в другие помещения в поисках друга.

Медленно покачиваясь и иногда бросая взгляд поверх не замечающих ничего необычного людей, Кристина стала осторожно пробираться в кухню: крохотное помещение с заваленным грязным столом и приютившимися в углу шкафчиками унылого серого цвета. Тусклый свет выхватывал из полумрака горы использованной одноразовой посуды, раскрытые коробки из-под пиццы и пустые бутылки. Жизнь на задворках веселья отчетливо попахивала объедками, дешевым пивом и чьей-то рвотой.

– …Говорят, ее еще в восьмидесятых построили. Окна поставили, даже оборудование завезли. Короче, почти все тип-топ было. Только строители не рассчитали зыбкость почвы, и фундамент повело. Это, конечно, официальная версия. Местные говорят, что лет за двадцать до стройки там кладбище с землей сравняли. Вот покойники и обозлились.

Появление Кристины на кухне посреди чужого разговора ощущалось как внезапный выход на сцену опоздавшего актера: все замолчали и синхронно повернули головы к двери, как будто только ее и ждали.

Здесь были душа группы Юлиан с не подходящей имени внешностью дворового задиры, спортсмен Сашка с девушкой Лерой и еще несколько ребят. Лица тонули в тенях и сигаретном дыму.

Ей махнули приветливо, давай, мол, к нам, и тут же вернулись к разговору.

– У нее же еще форма какая-то особенная была? – подсказала вполголоса Лера.

– У больнички? Ща расскажу. Вот… Не знаю, кому реально взбрело в голову, что строить лечебное заведение в виде знака биологической опасности – хорошая идея, но в конце концов имеем что имеем…

Кристина мазнула взглядом по подоконнику, удивительно чистому. За окном колыхал ветками старый клен. Свет фонаря слепым бликом расползался по стеклу, и разглядеть двор удавалось с трудом, но даже так Кристина увидела, что возле подъездного козырька пусто.

Никто не следил за ней… Сегодня не следил.

– Садись, красотка! – Рядом с ней похлопали по табуретке.

К своему стыду, Кристина все еще не знала имен некоторых одногруппников. Те, казалось, поступили после школы в вуз чисто для галочки и на пары не являлись. Зато, едва заходила речь о совместном внеучебном досуге, вырастали, как грибы из-под земли.

Она опустилась на липкую дерматиновую сидушку и, не зная, куда деть руки, стала теребить угол клеенчатой скатерти.

– Артема не видели?

– Был здесь. Ща придет, не боись. Ну че там дальше?

Юлиан побарабанил пальцами по колену, как бы вспоминая, на чем они остановились.

– Короче, и вот. Строительство прекратили в восемьдесят пятом, а уже в девяностых по ближайшим районам расползлись слухи, что в подвале Ховринки обосновалась секта сатанистов под названием «Немостор». Они облюбовали один из четырех уровней подвала, где и проводили свои черные мессы, которые часто заканчивались жертвоприношениями. Сначала, когда в Ховрино стали пропадать бездомные собаки и кошки, никто особо не обратил внимания на это, но впоследствии стали исчезать и люди. А потом вблизи Ховринки находили человеческие останки с явными следами ритуальной смерти.

Грохот музыки в соседней комнате вибрациями передавался по стенам, и зловещего шепота не выходило, но все равно сделалось как-то не по себе.

– Выдавить сектантов из подвала не удалось, поэтому в одну из облав было принято решение просто затопить его, а потом забетонировать все входы-выходы. Что и сделали. Но проверить достоверно невозможно: говорят, ФСБ наложила на эту операцию гриф «секретно».

– Потом же другие завелись? Вроде подражателей. «Дети черного черепа» или как-то так.

Из угла возразили:

– Это в Нижнем было. И не в девяностых, а в конце нулевых. И че там дальше? – Последнее относилось к Юлиану.

Смятый сапожок самокрутки передавался из рук в руки по кругу, и Кристина не была уверена, что внутри был обычный табак.

Кристина поморщилась и демонстративно разогнала дым перед лицом ладонью. В горле першило, и все время тянуло закашлять. На парней ее молчаливое, скрытое недовольство, впрочем, не особо подействовало – или история про то ли ховринских, то ли нижегородских психов слишком увлекла их фантазию.

– А дальше пропажи вроде бы прекратились.

– В каком это году было?

– Я тебе что, «Википедия»? – вяло огрызнулись в ответ.

– Зато теперь девушек опять ищут.

Сказано было как будто просто вслух, не для кого-то конкретного. Тем не менее в кухне стихли даже шорохи. Только музыка по-прежнему долбила из гостиной.

– Думаешь, дело в больничке? – В груди у Кристины что-то болезненно екнуло.

Сашка не ошибался, но факты бессовестно искажал: сообщения об исчезнувших девушках действительно мелькали на просторах «ВКонтакте», заплывая даже в некоторые студенческие беседы (одна из пропавших года три назад училась в их универе, и, говорят, каждый сентябрь ее фотография в тревожной поисковой рамке мелькала в студенческих новостях).

Но ничего, кроме условных границ «возраст 20–25 лет, нормальное телосложение, рост средний», их не объединяло: ни общие знакомые, ни место жительства, ни социальный статус, ни тем более какая-то заброшенная больница в глухомани на севере Москвы.

– Хорош! – вывел Кристину из размышлений бодрый голос Юлиана. Он как раз достал из-за стула гитару, несколькими рублеными и точными ударами по струнам проверил настройку и тряхнул челкой. – Давайте лучше нашу.

Под «нашей» обычно подразумевался любой известный хит, который приходил ему в голову.

 
– Давно потускневший город
Под рев ледяных моторов
Пытается выжать соки,
Но плесень там не Рокфоров…^[3]
 

Артем все не возвращался. Кристина поежилась и огляделась, внезапно осознав, что не знает и половины из затесавшихся на кухню. И буквально наткнулась взглядом на незнакомку. Закинув ногу на ногу, та сидела здесь же, между холодильником и темным проемом в коридор.

Выглядела студентка так, словно и впрямь «не удержалась и стала готкой»: черное платье из тяжелого бархата, но с атласными лентами; такие же ленты плотными витками оплетают запястья обеих рук. Черные с холодным отливом волосы змеятся по плечам и заканчиваются где-то в районе бедер. Жилка пульсирует на лбу, а кожа бледная, белая – что у гоголевской панночки. Зато губы вишнево-красные, а глаза – двумя темными осенними лужами на лице.

Удивительно, как при такой колоритной внешности девчонка умудрялась оставаться незаметной, подобно какому-нибудь шкафу или еще одной табуретке. Об нее и правда пару раз чуть не споткнулись, когда передвигали стол, расширяя количество посадочных мест, или пытались соорудить на подоконнике башню из пустых коробок от пиццы.

Однако ничто не прошибало ее отрешенного спокойствия: ни болтовня, ни возня, ни дым. Девушка так и сидела, уперев острые локти в острое же колено, и внимательно слушала рассказ, уставившись в пространство неподвижным, как у змеи, взглядом.

«Уже отъехала», – подумала Кристина, и ей вдруг сделалось неуютно.

 
– От удушия круги под глазами наружу.
Равнодушия я полон, немного простужен.
Закрой небо рукой, мы не помним, как нас зовут,
Дорогой мой друг.
 

Почувствовав на себе взгляд, девушка пристально уставилась на Кристину – всего на пару секунд, но их хватило, чтобы по спине прошла волна колких мурашек. Стараясь не привлекать к себе внимания, Кристина встала, отодвинула скрипучую табуретку и, огибая пустые бутылки, расставленные так густо, будто кто-то нарочно «минировал» ими кухню, протиснулась в коридор.

Кристину обдало удушающе-сладким парфюмом: немного гвоздики и ладан. Так пахло в церкви: тяжело и обволакивающе.

Вслед донеслось вместе с гитарным боем:

 
– Проведи меня до дома, мы знакомы до истомы.
Комом в горле застрянут, день был слишком натянут.
Проведи меня до дома, мы знакомы до истомы.
Комом в горле застрянут, день был слишком натянут, а-а…
 

Артем Леонтьев обнаружился в подъезде: сидел на подоконнике на один лестничный пролет ниже квартиры, в компании чудом уцелевшей герани, равнодушно тыкал в светящийся экран мобильника и, кажется, чувствовал себя вполне комфортно.

Лестничная клетка была как в доме Артема, и на секунду Кристина представила, будто она снова, как много лет назад, по привычке заглянула к нему в гости и наткнулась на друга, пережидавшего родительскую ссору за пределами квартиры.

Артем поморщился, будто не рад был самой Кристине, кинул косой взгляд на дверь, буркнул:

– Как соседи еще никого не вызвали?

Кристина прислушалась. Музыка дрожью и глухими ударами битов разносилась по стене. Прибавь громкость – и дом-шестидесятник развалится подобно карточному собрату.

– На дачах, наверное, все. Суббота, – неуверенно предположила она.

Спорить с Артемом значило нарваться на угрюмое ворчание или, хуже того, лекцию минут на сорок. В школе его дразнили всезнайкой и занудой, в универе на удивление миролюбиво сторонились.

И все-таки компания сначала одногруппников с их музыкой, а теперь и Артема оказалась лучше тревожного, разъедающего изнутри одиночества. Потому что, стоило остаться одной, Кристину настигал липкий страх, живший с ней уже неделю.

– Примитивные радости. Как животные, – сказал Артем, намекая на оставшееся за дверью веселье, и Кристину сразу обдало знакомым холодом. Так чувствовалась опасность, которая незаметно для Артема проникла в дом и устроилась рядом с ним на подоконнике.

Почему-то вспомнилась шутка, что людей с отчеством Артемович не существует, а значит, друг детства заранее обречен.

На фоне темного окна его силуэт казался неясной тенью, явившейся в подъезд из потустороннего мира. Отглаженные брюки, рубашка – жалкий маменькин сынок, чистюля. Разношенные кеды на контрасте с остальной одеждой смотрелись высшим проявлением вольности. Лишь на подобную степень развязности он был способен – этот тихий очкарик-отличник.

Ну, и еще на кое-что…

– Проводи меня домой, Тем. Пожалуйста.

Странности начались чуть больше недели назад. Поинтересуйся кто-то, в чем дело, сама Кристина не смогла бы точно рассказать, почему внезапно воздух за спиной начинал густеть и зло покалывать спину ощущением чьего-то взгляда; почему на пустынной улице или даже в универском коридоре тянуло невзначай обернуться, хоть взгляд каждый раз наталкивался на ничем не примечательную пустоту.