Цитаты из книг автора «Джудит Макнот»

– Будь мы искренни и чистосердечны, не смогли бы убедить мужчин, что они умнее, сообразительнее и храбрее, чем мы, хотя, говоря по правде, вы берете верх над нами исключительно грубой силой, которая необходима лишь в тех случаях, когда нужно передвинуть или поднять тяжелые предметы.

В раковину била горячая вода, и за шумом он не слышал, о чем говорит Кейт, но плечи были напряжены, голова опущена, а свободной рукой она потирала затылок. Вся ее поза говорила о внутреннем напряжении и досаде. Митчел предположил, что адвокат либо сообщает о прилете на Сен-Мартен, либо устраивает ей сцену за то, что не отвечала на звонки. Беседа длилась не более

стройными. Александра, застыв от ужаса и стыда под взглядом мужа, упорно смотрела в пол и лишь тихо о

Я не по своей воле оказалась в вашей постели. – И, отводя померкший взгляд от его дымчато-серых глаз, добавила: – Но по своей воле ее бы не покинула.

Чудесный сон приснился мне. Но не во сне, а наяву Я вижу ту мечту мою     И туч сплошная пелена Не скроет солнце от

и музыканты. – «Корковадо», – отметил он, но не попытался вновь пригласить ее на танец, и Кейт решила, что он так сдержан в присутствии официантов. И поскольку так и не смогла возродить то настроение, которое царило здесь до появления официантов, решила, что лучше всего затеять легкую беседу, а если повезет, побольше узнать о человеке, с которым собиралась лечь в постель. – Судя по тому, как вы танцуете, я уже поняла, что вы любите музыку, – начала она. – А какая ваша любимая? – Джаз. Кейт с преувеличенным отчаянием вздохнула: – Мужчины вечно предпочитают джаз, потому что им лень слушать тексты песен. А с джазом можно даже не притворяться, что слушаешь. Ну а кроме джаза? – Классическая музыка. – В которой вообще нет текстов, – кивнула она с таким самодовольным видом, что Митчел невольно улыбнулся. – А кроме джаза и классической музыки? – Опера. – Тексты, которые вообще невозможно разобрать, – сухо заметила Кейт, торжествующе поднимая руки в знак того, что сумела доказать свою теорию, но промелькнувшая в его глазах нерешительность заставила ее опустить руки. – Вы знаете итальянский? Именно итальянский, а не английский был первым языком Митчела, но вместо того чтобы признаться в этом и спровоцировать очередной допрос, он просто кивнул. – Может, и говорите на нем? То есть объясняетесь так же хорошо, как на голландском и английском?! – Я не слишком силен в голландском, – напомнил он. Из этого Кейт заключила, что в итальянском он как раз силен, и с возрастающим уважением уставилась на собеседника. – И сколько же языков вы знаете? – Не считал. – Давайте посчитаем, – предложила Кейт, принимаясь загибать пальцы. – Лучше не надо! – отрезал Митчел, надежно пригасив и ее улыбку, и энтузиазм, отчего ему вдруг стало так стыдно, что он поспешил неуклюже загладить свою грубость, предложив не слишком понятное объяснение, смутившее девушку и потребовавшее уточнения: – Большинство европейцев говорят на нескольких языках. – Но вы скорее похожи на американца. Никогда бы не подумала, что вы европеец. – Я не европеец. – Тогда кто же вы? – не выдержала она. – Ни то и ни другое. Я нечто вроде гибрида всех цивилизаций, – ответил Митчел напрямик, потому что именно гибридом и считал себя. Но когда сообразил, что мягкий голос и сияющие глаза только сейчас заманили его в ловушку, заставив высказать то, что он никогда не признал бы вслух, ему стало не по себе. Митчел нетерпеливо посмотрел в сторону террасы и, взяв Кейт под руку, повернул туда. – Официанты уже ушли. Зайдем в номер, – попросил он, намереваясь без дальнейших обсуждений уложить ее в постель. Кейт кивнула и послушно пошла рядом. Митчел предположил, что она разгадала его план. Но когда они оказались на террасе, она намеренно или случайно расстроила его замысел, усевшись на каменную балюстраду. – Митчел… Она впервые назвала его по имени тихим, мелодичным голосом, но тут же осеклась, словно

каштановыми. – Шампанское? – удиви

Я, может быть, своевольная. И упрямая. И безрассудная. Но по-моему, совсем не горделивая.

«На свете не существует пожара более сильного, чем страсть, акулы более свирепой, чем ненависть, и урагана более опустошительного, чем жадность».

Леонардо да Винчи когда-то сказал: «Чем шире душа человека, тем глубже он любит».