Изящное искусство создавать себе врагов

Забавная книжка. )) Главным образом, конечно, для любителей искусства, конкретно - живописи...

Уистлер - художник. Дело происходит в конце XIX века. Уистлер работает в Англии, его работы вызывают критику знаменитого критика искусства Рескина. Уистлер осмеливается возражать, еще таким неожиданным образом - дело дошло до разбора в суде. А дальше развернулось обширное сражение - сначала Уистлер против Рескина, потом Уистлер против Рескина и еще нескольких критиков, потом... подключаются все новые персоны, мелькают знаковые имена - ну, например, Оскар Уайльд и Суинберн... так что, пожалуй, в итоге, Уистлер против всех. ))

Книжка представляет собой сборник, так сказать, вырезок из печати. Уистлер собрал... ну, или там ему помогали... кто-то... собраны критические заметки и фрагменты из разных газет, иногда и из книг по искусству. На все эти публикации Уистлер отвечал своими письмами в те же газеты и речами на разных публичных мероприятиях. Звучат хлесткие и пафосные фразы (с обеих сторон), проявляются сарказм, ирония и всяческое остроумие... Все такое.

Прочитала с интересом (книжка маленькая), хотя, конечно, все это очень специфическое... )) Сразу скажу откровенно - я тут, в общем-то, склонна присоединиться к Рескину и прочим. ))) Хотя Рескин, конечно, сухарь, это я помню! читала какой-то его сборник... (боже, что мне только не попадается... ))) ) Но я опять же помню, что Уистлер - из импрессионистов, а я импрессионистов не люблю... )))

Заглянула в гугл, чтобы хоть понять, о чем сыр-бор. Ну... импрессионизм, само собой... )) Хотя и не так ужасно, как можно себе подумать после чтения всех этих статей. Хотя та самая картина, из-за чего все началось... как я поняла... вызвавшая негодование Рескина и последующий судебный процесс... В общем, на меня, как и на Рескина, производит нехорошее впечатление (отвратительная мазня ))) )

Хотя другая картина (одна из), вызвавшая горячие нападки, портрет девочки какой-то там... Ну, вполне обычная... По крайней мере, в наше время мы уже к такому привыкли.

Правда, тут упоминаются зеленое перо, еще что-то там зеленое... А на фотке ничего зеленого не наблюдается, я бы сказала... Это, видимо, уже явление, про которое встречаются упоминания в воспоминаниях художников - краски с течением времени изменяются, химические реакции что ли. Состав меняется, первоначальный цвет искажается... Грустно.

Короче говоря, обе стороны в запале перегибают палку. Как мне кажется. Критики слишком пристрастны (хотя по-человечески понять можно, после нападок и оскорблений! )) ), Уистлер тоже несет пургу... вплоть до того, что только художник имеет право критиковать художника, а не всякие там. Плюс к тому, упорно кажется, что он еще и тролль вдобавок. Выражаясь современным языком. Нарочно доводит и провоцирует серьезных людей, серьезно занимающихся искусством. )))

При чтении какого-то пассажа подумалось - а не связана ли вся эта катавасия - в смысле, не данный конкретный случай, а вообще, импрессионизм и прочие эксперименты с возникновением фотографии? Художников оскорбило, что какие-то там левые люди с механическим приспособлением создают нечто гораздо лучше и точнее отображающее реальность,чем их труды, далее логически развилось до стадии, что - точное отображение реальности для дураков, художник должен самовыражовываться! и т.д., пошло-поехало. Все то же желание элитарности и "не только лишь все". (рассуждаю я, испытывая неприязнь к импрессионистам ))) )

Джон Рескин: "Я до этого много видел и слышал о нахальстве кокни, но все же я не ожидал, что самодовольный скоморох посмеет нагло запросить двести гиней за то, что он швырнул горшок краски в лицо публики."
***
"- Не покажется ли эта цена (200 гиней) нам - нехудожникам, несколько чрезмерной?
- Очень вероятно.
- Но художники ведь всегда поставляют добротный материал за свою цену?
- Рад слышать, что это так твердо установлено."
***
"- Ах, два дня! Вы, значит, просите 200 гиней за двухдневную работу?
- Нет, я прошу за знания целой жизни."
***
"- Вы считаете, что это правильное изображение моста в Баттерси?
- Я не собирался дать "правильный портрет" моста. Я стремился к изображению лунного цвета, и устой моста в центре картины, может быть, вовсе не похож на устои моста в Баттерси, знакомые вам при дневном свете. Что касается того, что именно изображено на картине, то это зависит от того, кто на нее смотрит. Для некоторых - на ней изображено все, что предполагал изобразить художник, а для других - ничего."
***
"- Рассмотрите этот ноктюрн в синем и серебряном, будто изображающий мост в Баттерси. Что это за сооружение в середине? Это подзорная труба или пожарная лестница? Разве оно похоже на мост в Баттерси? что это за фигурки на верху моста? Если это лошади и экипажи, каким манером, во имя всего святого, они оттуда спустятся? Теперь относительно этих картин - с точки зрения истца, присяжным нельзя публично выразить свое мнение, или они рискуют, что против них также будет возбужден иск за убытки."
***
"Прокурор: Если кто-нибудь считает картину пачкотней, он вправе это сказать, не подвергая себя риску вызвать против себя судебный процесс."
***
"Мистер Боуэн предлагает рассмотреть картину Тициана, чтобы показать, что такое законченность. Мистер Парри протестует против этого. Мистер Хэдлстон: "Вам придется доказать, что это действительно Тициан". Мистер Боуэн: "Я смогу это сделать". Мистер Хэдлстон: "Это основано только на общепринятом мнении. Мне не хочется вызывать смех, но всем известна история с "бесспорным" Тицианом, который был куплен, чтобы учащиеся и все прочие могли открыть тайну его удивительных красок. С этой целью картина была смыта, а под ней открылась красная поверхность, под которой, как предполагали, и была скрыта тайна, но, продолжая смывать, они обнаружили портрет Георга III в полной военной форме."
***
"Снова и снова генеральный прокурор твердил, защищая свое дело: "Что станется с живописью, если критики не будут применять плеть?" С таким же успехом он мог бы спрашивать, что сталось бы при подобных обстоятельствах, если бы они были возможны, с математикой. Я утверждаю, что дважды два у математика продолжало бы равняться четырем, несмотря на жалобное хныканье профана о трех или воплях критиков, требующих пяти."
***
"...Он стоял под одной из моих "гармоний", с трудом впивая ее легкое дыхание и являя собой потрясающую горчично-салатную "композицию" с пестрым голубым кашне в узорах "птичьего глаза" - тем самым он ненароком немедленно и начисто уничтожил мою работу целого года!"
***
"Как покорно все случайное в Природе принимается за "великое", видно из беспредельного восторга, вызываемого ежедневно банальным заходом солнца."
***
Оскар Уайльд: "Предупреждаю, Джеймс, оставайтесь, как я, непонятым. Быть великим - значит быть неверно понятым."
***
"Я почерпнул из газет, где, естественно, я читаю только о себе, общее впечатление оскорбительной агрессивности... которая подготовила меня к тому, что по прибытии //в Америку// меня ожидает томагавк. Однако, не могу же я откладывать поездку, пока не пройдет век любителей."
***
"Я всегда тщательно уничтожал доски, рвал оттиски и жег полотна, дабы избавить будущего коллекционера от унижения каталогизировать свои обидные ошибки. Уничтожать - значит сохраниться."

Одно название этой книги достойно настоящего художника.
Всё же не ожидала, признаться, многого от текста: ах, все эти книги с заманушными названиями часто оказываются редкостной скучищей.

Первую часть - воспоминания о художнике - читать занятно, но далеко не так, как вторую. Это - воистину учебник для искусствоведа и критика, построенный по принципу "как не надо". Джеймс Мак-Нейль Уистлер, творец и забияка, высмеял глубокомысленных обсирателей своих работ так, что не позавидуешь. На любой пассаж утончённых "ценителей" у него есть ответ; и в художественную работу заложена такая чистейшая концепция, что подкопаться никак невозможно.
Первый раз я по-настоящему хохотала над книгой об искусстве!
И всю её можно разобрать на цитаты: читала бы и перечитывала.
И хочется после прочтения рассматривать до посинения, побеления и порозовения его чудесные картины, кои я для полного счастья засуну даже сюда.

Дальше...

Symphony in White, No. 1: The White Girl 1862

Symphony in White, No. 3 1867

Harmony in Flesh Colour and Red 1869

Nocturne: Gold and Black - Falling rocket

Nocturne: Blue and Silver - Chelsea 1871

В 1875 году англо-американский художник Джеймс Уистлер выставил на продажу в Галерее Гросвенор (1) свою картину под загадочным названием «Ноктюрн в черном и золотом», в ответ на что известный критик Джон Рескин разместил в июльском номере «Fors Clavigera» (2) уничижительный отзыв, ставший причиной судебного процесса, который состоялся в ноябре 1878 года. Уистлер оказался единственным живописцем, осмелившимся открыто бросить вызов самому влиятельному художественному критику викторианской эпохи, одно слово которого могло стать приговором для любого художника. Как отмечает русский переводчик (3) книги «Изящное искусство создавать себе врагов»: «…в области художественной критики каждое его — весьма субъективное — замечание рассматривалось как изречение оракула. Ни один художник не смел протестовать». Рескин позволял себе не столько язвительные, сколько на редкость наивные замечания, во многом объяснявшиеся его желанием видеть художественное творчество в непосредственной близости с практической пользой, подъемом нравственности и укреплением религиозного чувства (но как же разнится понимание религиозности у Рескина и Жозефа Пеладана, написавшего эстетико-эзотерический манифест «Искусство — это религия»!) Для Рескина, в отличие от Уолтера Пейтера, провозгласившего принцип «искусство для искусства» (а очарованный им Оскар Уайльд затем скажет, что «эстетика выше этики») и возвысившего красоту над проблемой добра и зла, этическое доминировало над эстетическим. Какую практическую пользу сэр Джон Рескин мог бы извлечь из энигматических Ноктюрнов и Симфоний Уистлера? Столь же «бесполезными» были для него и полотна Рембрандта, чьи краски, по мнению авторитетного критика, «не верны от начала до конца» и служат свидетельством «вульгарности, скуки и неверия». Не удивительно, что в России морализм Рескина нашел большого поклонника в лице Л.Н. Толстого, чьи дневники пестрят выдержками из трудов английского теоретика искусства. Его эстетические прения с Пеладаном, к слову, еще более занятны, чем судебное разбирательство между Уистлером и Рескиным.

Итак, в 1875 году в «Fors Clavigera» послышался властный голос Рескина:

«Ради самого господина Уистлера не менее, чем для защиты покупателей, сэру Коутсу Линдзи не следовало бы допускать в галерею произведений, где невежественное тщеславие художника столь смахивает на преднамеренное плутовство. Я до этого много видел и слышал о нахальстве кокни, но все же я не ожидал, что самодовольный скоморох посмеет нагло запросить двести гиней за то, что он швырнул горшок краски в лицо публики»(4).

Нет никаких сомнений в том, что сей язвительный выпад остался бы без малейшего внимания художника, если бы не положение, занимаемое Рескиным, безжалостным судьей, чьим приговорам внимали и художественные критики, и художники, и литераторы, и владельцы музеев и галерей, и коллекционеры, и почтенная публика. Журналы и газеты запестрили негативными отзывами, выражавшими свою полную солидарность с оценкой Рескина:

«В его светотени отсутствует моральная основа».

(Richmond Eagle)

«Слишком сенсационно».

(Athenaeum)

«Эти странные произведения представляют собой столь замысловатые загадки, что нуждаются в весьма тонком толковании — Эдип затруднился бы их разгадать» (5).

(Daily Telegraph)

«Для толпы посетителей выставки они кажутся загадками или мистификациями».

(Times)

«М-р Уистлер обладает изрядной долей дерзости и эксцентричности…».

(Daily Telegraph)

Уистлеру не захотели простить ни оригинальности, ни утонченного вкуса, ни отказа потакать массам. В России, в стране, с которой Уистлер был связан настолько, что местом своего рождения называл не маленький американский городок Лоуэлл, где он в действительности появился на свет, а Петербург, в котором художник вместе со своими родителями оказался в 1843 году, на судебный процесс отреагировал журнал «Мир искусства». Художник В.Васнецов писал:

«…в 78 году Рескин объявил войну Уистлеру, одному из величайших художников наших дней. Рескин почувствовал приближение опасного противника и постарался поскорее заклеймить его своим авторитетом» (6).

В другом номере журнала был напечатан текст Жориса Карла Гюисманса, который поддерживал Уистлера, как это делали Малларме, братья Гонкуры, Гюстав Жеффруа, Бодлер. Я позволю себе привести здесь пространную выдержку из этого текста:

“Уистлер, как тончайший художник, умеющий отделить сверхчувственное от реального, напоминает мне своими пейзажами некоторые нежно-ласковые, журчащие стихотворения Верлена. Как тот, так и другой вызывают минутами нежнейшие ощущения и убаюкивают нас чарами, тайная сила которых ускользает от нас. Верлен дошел до пределов поэзии, где она превращается в дуновение и где начинается облать музыки. Уистлер в своих гармониях почти переходит границу живописи, он вступает в царство поэтов и шествует по меланхоличным берегам, где цветут бледные цветы Верлена.

Уистлер в своих “Ten o’clock», переведенных Стефаном Малларме, определяет искусство следующими словами: «l“art est une divinité d”essence délicate, toute en retrait». И славой Уистлера как и немногих других, презревших требования толпы, будет то, что художник всегда проповедовал тонко аристократическое искусство, противное идеям масс, уходящее от толпы; искусство вечно одинокое и горделиво пребывающее в вечной тайне» (7).

Но так или иначе, после статьи в «Fors Clavigera» картины Уистлера перестали выставлять и покупать и, по всей видимости, впереди художника ожидала лишь череда творческих кризисов и…забвение. Рескину почти удалось вычеркнуть имя Уистлера из истории мирового искусства, однако мастер, которого все еще осенял «ореол колористического полубога», нашел в себе силы нанести ответный удар критику и отстоять право художника на творчество, презревшее прокрустово ложе теоретизирующих морализаторов, с одной стороны, и вкусов буржуазной публики — с другой. Уистлер подал на Рескина в суд и потребовал в качестве моральной компенсации 1000 фунтов. Не смотря на то, что Уистлер одержал победу, он получил лишь один фартинг (что было явной насмешкой) и дошел до банкротства, покрывая судебные издержки. Художник оказался полностью разорен, все его имущество ушло с молотка в связи с необходимостью выплатить крупные долги. Все, что происходило в суде, куда, впрочем, сам Рескин не явился из–за очередного обострения душевной болезни, напоминало фарс.

«Теперь, м-р Уистлер, не скажете ли вы мне, за сколько времени вы состряпали этот ноктюрн?»

«…Простите»» (Смех)

«О, боюсь, что я употребил термин, который, видимо, более подходит к моей собственной работе. Мне надо было бы сказать, — сколько времени потребовалось вам, чтобы написать эту картину?»

«Нет, позвольте, мне очень лестно, что вы применили к моей работе термин, который вы привыкли употреблять по отношению к своей собственной. Скажем так, сколько времени мне потребовалось, чтобы «состряпать» — так, кажется, — «состряпать» этот ноктюрн, ну насколько я помню, примерно день».

«Всего один день?»

«Ну, я не очень уверен, — возможно, я мог добавить несколько мазков на следующий день, если краски еще не высохли. Пожалуй, точнее было бы сказать, что я работал над ним два дня».

«Ах, два дня! Вы, значит, простите двести гиней за двухдневную работу?»

«Нет, я прошу за знания целой жизни». (Аплодисменты) (8).

Внимательный к нелепым потугам критиков, обрушивших на него волну негодования, Уистлер, вняв совету американского журналиста Шеридана Форда, решил собрать небольшую коллекцию наиболее несуразных «перлов» своих недоброжелателей и, снабдив их «острыми» комментариями, опубликовать в виде манифеста, которому он дал название «Изящное искусство создавать себе врагов». Наделенный прекрасным чувством юмора, Уистлер громил критиков вердиктами вроде: «Вы как будто начали понимать, что болтовня — это все, что было суждено Вам в этом мире и, вероятно, навеки». Он оставался верным самому себе, то есть, эксцентричным — и в неразгаданном современниками творчестве, и в самой жизни. Текст «Изящного искусства…» украсила своеобразная монограмма Уистлера — мотылек с ядовитым хвостом скорпиона, а эпиграфом были выбраны слова из Евангелия: «Вашими устами будут судить вас».

(1) Галерея Гросвенор (Grosvenor Gallery) — картинная галерея, принадлежавшая сэру Коутсу Линдзи и его супруге Бланш, была основана в 1877 году в Лондоне. Вероятно, в издании Уистлер, Джеймс. Изящное искусство создавать себе врагов. М.: Ад Маргинем Пресс, 2016. на странице 232 допущена досадная опечатка: Галерея Гросвенор названа Галереей Гроувнер. В 1876 году в Лондоне была основана частная картинная галерея лорда Гроувнера, однако, насколько мне известно, в ней никогда не выставлялись картины Уистлера.

(2) Ежемесячное издание, выпускаемое Джоном Рескиным с 1871 по 1886 годы и адресованное труженикам и рабочим Великобритании.

(3) Екатерина Алексеевна Некрасова (1905-1989) — доктор искусствоведения, специалист по истории русского и европейского искусства, переводчик. Автор книг “Уильям Блейк”, “Тэрнер”, “Ломоносов-художник”, “Вильям Хогарт” и др. Е.А. Некрасова была одной из первых исследовательниц творчества Джеймса Уистлера в России. Ее перевод книги “Изящное искусство создавать себе врагов” вышло в 1970 году в издательстве “Искусство”.

(4) Уистлер, Джеймс. Изящное искусство создавать себе врагов. М.: Ад Маргинем Пресс, 2016. С. 62.

(5) Право, это был лучший комплимент

(6) Мир искусства. Т. 1: 1899. № 1–12. С. 7.

(7) Мир искусства. Т. 2: 1899. №13-24. С. 67-68.

(8) Уистлер, Джеймс. Изящное искусство создавать себе врагов. М.: Ад Маргинем Пресс, 2016. С. 65.