Глава IV
Иезуиты

Как только Полина вошла в гостиницу, хозяин заговорщицки подмигнул ей и сообщил, что со вчерашнего дня ее дожидаются два каких-то господина, один из которых назвался ее старым знакомым. Сейчас они в столовой и просили немедленно известить, когда госпожа вернется. Хозяин, по его словам, пренебрег этой просьбой и сперва рассказал обо всем своей постоялице, дабы она сама смогла решить, насколько желательна для нее эта встреча.

Первым порывом Полины было немедленно броситься прочь и, примчавшись в дом Абросимова, уговорить его немедленно бежать из этой деревни. Но она сдержалась, понимая, что если их настигла рука масонов или иезуитов, то эти люди не позволят так просто ускользнуть. Кроме того, они сами хотели встретиться с нею, а опасности, она это твердо знала, всегда лучше смотреть в лицо. После недолгих колебаний Полина попросила проводить ее к нежданным визитерам.

Двое мужчин сидели за угловым столом и были заняты поглощением обеда, который подавала им хозяйка. Один из гостей сидел спиной к двери, лица его было не разглядеть, второй же – человек средних лет с ничем не примечательной внешностью – оказался ей совершенно незнаком.

– Добрый день, господа! – громко произнесла Полина, быстро подойдя к обедающим. – Вы желали меня видеть?

Ее приход оказался неожиданным для обоих. Один из них так и застыл, не донеся до рта ложку с томатным супом, второй поперхнулся и резко повернул голову. Теперь уже настала очередь Полины изумляться. Этот мужчина и в самом деле был ей хорошо знаком. Перед нею сидел Влакис-Арконада. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, потом тонкие губы иезуита растянулись в приветливой улыбке, он встал и, учтиво поклонившись, произнес по-русски:

– Чрезвычайно рад встречи с вами, графиня. Не соблаговолите ли сесть и разделить с нами скромную трапезу?

С этими словами он чуть отодвинул ближайший стул, приглашая Полину к столу.

– Я не голодна, – холодно ответила она, но заняла предложенное место.

Арконада сделал короткий жест, его спутник, поспешно схватив свою тарелку, встал и перешел в противоположный угол комнаты, а хозяйка, подчиняясь властному взору иезуита, поторопилась скрыться за дверью.

– Я бы не хотел, чтобы содержание нашей беседы стало известно посторонним, – пояснил Арконада. – Хотя никто, кроме нас, не говорит здесь по-русски, но все же…

– И что же привело вас в эту сельскую глушь, Василий Карлович? Что заставило оставить Москву, вверенную вашему чуткому попечительству? – участливо спросила Полина, полностью оправившаяся от своего изумления, готовая к борьбе, напряженная, как струна.

По губам иезуита вновь прозмеилась улыбка.

– Не думаю, что ваш сарказм уместен, Полина Ивановна. Вам прекрасно известно, зачем я здесь. Немного поразмыслив, вы могли бы догадаться и о том, как я попал сюда. Мне, поверьте, было весьма приятно предаться беззаботной болтовне о том, что случилось со мною после нашей последней встречи, послушал бы и о ваших приключениях, хотя они мне хорошо известны, но у нас мало времени.

– Вы следили за мной?

– Конечно. Правда, в расположении русских войск ваш след был потерян. Но в Вильно мы снова напали на него и уже не упускали вас из виду. Когда вы задержались в Генте, стало ясно, что цель близка, и я поспешил во Фландрию. Дальнейшее, надеюсь, не нуждается в объяснении.

– Чего вы хотите?

– Все того же. Нам нужны дневники Масальского. Теперь, когда к ним подобрались масоны, которые, не сомневаюсь, в самом скором времени тоже будут здесь, эти бумаги необходимы нам больше, чем когда бы то ни было. И я очень рассчитываю на вашу помощь.

Полина открыла уже было рот, чтобы сообщить, что дневников в настоящее время нет у графа, но прикусила язык. Подчиняясь неясному чувству, она решила не говорить об этом. Она удивленно вскинула брови:

– На мою помощь? И чем же я могу помочь вам, мсье Арконада? Или у вас теперь иное имя?

– Вы должны понимать всю серьезность сложившегося положения, – сказал иезуит, пропуская вопрос собеседницы мимо ушей и не обращая внимания на ее язвительность. – Я исполняю личное поручение генерала ордена. Надеюсь, вы осознаете, что это значит? Так вот, генерал настаивал на быстрых и решительных действиях, считая нецелесообразными любые переговоры. То, что я беседую с вами, грубо нарушает полученные инструкции.

– Что вы подразумеваете под быстрыми и решительными действиями?

– Мне велено завладеть дневниками любой ценой. Слышите? Любой!

Арконада ненадолго замолчал, давая Полине возможность оценить сказанное, потом продолжил:

– У меня достаточно людей, готовых исполнить любое приказание. Дом графа со вчерашнего вечера находится под неусыпным наблюдением. Все возможные пути бегства перекрыты. Графу, его детям, теперь, естественно, и вам просто некуда деться. Если к завтрашнему вечеру я не получу бумаги Масальского, нам придется захватить дом и завладеть ими силою. Но в таком случае… В таком случае неизбежно прольется кровь. Вы можете думать обо мне все, что угодно, но я не хочу напрасных жертв. Я был против насилия и пытался объяснить генералу… Впрочем, сейчас это уже не имеет никакого значения. Я воин Иисуса и исполню полученный приказ. Вы должны это понимать.

Лицо Полины побледнело, губы плотно сжались. У нее возникло страстное желание выхватить стилет из ножен, спрятанных в левом рукаве платья, вонзить его в горло этому негодяю, а там… Нет. Это не годится. Если ей и удастся убить Арконаду сейчас, это ничем не поможет Абросимову и его семье. Кроме того, она постоянно чувствовала нацеленный ей в спину цепкий взгляд спутника иезуита. Этот человек вовсе не походил на деревенского увальня. Убить Арконаду будет не так просто, да и не даст его смерть ничего, даже отсрочки, наоборот, только ускорит развязку. Иезуит напряженно ждал решения Полины, внимательно изучая ее лицо, которое оставалось непроницаемым, никак не отражая тех чувств, что бушевали сейчас в груди графини.

– Что я должна сделать?

В глазах Арконады промелькнули облегчение и торжество.

– Найти дневники, забрать их, передать мне. Не думаю, что вам стоит сообщать мужу о нашем разговоре. Сколько я знаю, граф неимоверно упрям и верит в идеалы рыцарства. Почти уверен, что ни при каких условиях он не согласится расстаться с бумагами Масальского. Будет лучше, если вы все сделаете тайно. В этом случае я обещаю, что никто не пострадает: ни вы, ни граф, ни его близкие, а мы немедленно покинем эти места, позволив вам и дальше наслаждаться деревенской тишиной, покоем, прогулками в Арденнских лесах. Вы знаете, что я держу свое слово и всегда соблюдаю условия договора.

– Значит условия договора таковы: дневники Масальского в обмен на жизнь Абросимова и его семьи?

– Именно так, – кивнул Арконада.

– Но вы забыли сообщить мне еще кое-что.

– Что же?

– Сумму, которую я получу, если выполню ваше задание.

Арконада снова улыбнулся и укоризненно покачал головой.

– Боюсь, Полина Ивановна, вы все-таки плохо представляете себе свое положение. Вам следует думать не о деньгах, а о том, чтобы остаться в живых. Разве жизнь не лучшая награда за ваши труды? Кроме того, с чего это вы вдруг стали столь меркантильны? Помнится, на борту «Фелиции» вы отказались от денег, которые я предлагал вам.

– Обстоятельства изменились, господин Влакис. Если я похищу так необходимые вам дневники, это неминуемо приведет к окончательному разрыву с мужем. Вряд ли он сохранит за мной то содержание, которое я получаю теперь. Я слишком хорошо знаю, что такое нужда, и слишком долго сама добывала себе средства к существованию. Если я потеряю все то, чего с таким трудом добилась, то должна получить достойную компенсацию. Что до ваших угроз… До того, что вы позволили себе пугать меня смертью… Вам должно быть хорошо известно, что я не раз рисковала жизнью и по более ничтожному поводу, а теперь…

– Хорошо! Хорошо! – замахал руками Арконада. – В чем-то вы даже правы. И сколько вы хотите?

– Двадцать тысяч франков. Золотом.

– Однако! – присвистнул иезуит. – У вас неплохой аппетит. Ладно, не будем торговаться. Вы сможете получить эти деньги через неделю в Брюсселе. Вам следует прийти…

– Я получу эти деньги завтра, когда передам вам дневники.

– Но, сударыня… Вы же понимаете, что я не вожу с собой столь крупных сумм. Необходимо время, а его у нас, как я вам уже сказал, нет.

– У вас впереди целые сутки. Зная возможности ордена, не сомневаюсь, что это достаточный срок, чтобы раздобыть и значительно большую сумму. Завтра я передам вам бумаги в обмен на деньги.

Арконада задумался, внимательно поглядел на Полину, наконец, кивнул:

– Хорошо, вы получите то, о чем просите.

– И еще. Не удивляйтесь, если я явлюсь на нашу встречу не одна.

– Бог с вами, Полина Ивановна! Разве я хоть раз обманул вас?

– Я опасаюсь не вас. Мне после нашей сделки придется бежать из этих мест, а слабой женщине не стоит путешествовать одной со столь большими деньгами.

– Если дело в этом, я могу предоставить вам надежную охрану.

– Мне будет куда спокойнее, если меня будет сопровождать человек, которому я безусловно доверяю. О вас, сударь, я подобного сказать не могу.

– Не знаю, почему вы хотите меня обидеть, но это ваше дело. И кто же сей надежный человек?

– Это уж мое дело. Назначайте время и место нашей следующей встречи. Мы увидимся здесь?

– Не думаю, что это разумно. Тут слишком много посторонних глаз. Встретимся в лесу за домом графа. В гору поднимается тропа, в поллье пути она разветвляется, вам следует идти по правой дорожке до поваленной сосны. Мы будем ждать вас там завтра в два часа пополудни.

– Хорошо, – сказала Полина и кликнула хозяина гостиницы.

Она велела ему доставить ее вещи в дом за каменной грядой, туда же отогнать лошадей и экипаж, после чего щедро расплатилась за недолгий постой, наградила Арконаду холодной улыбкой на прощанье и покинула постоялый двор. Спутник иезуита все это время безмолвно просидевший за угловым столом быстро вскочил на ноги и сделал шаг к двери, вопросительно глядя на Арконаду. Но тот жестом велел ему вернуться на место. Не было никакого смысла следить за Полиной на деревенских улицах. Тем более, что бежать ей, действительно, было некуда. Арконада прекрасно знал это.

* * *