На рассвете, пока все остальные готовились к дороге, Матвей вышел наружу и проверил небо. Изучая тяжёлые облака, медленно плывущие с востока, он вспоминал уроки Шамана. В последние несколько дней старший собиратель посвящал каждую свободную минуту обучению Матвея искусству предсказания погоды по небу, а тот, чувствуя себя почти новичком в ремесле собирательства, старательно впитывал каждое слово. И сейчас, глядя на небо, он признался себе, что не может вспомнить, к какому типу относятся эти облака – бессонная ночь и навязчивые кошмары явно сказались на ясности ума. Но был уверен в одном: надвигающаяся погода несла в себе как добрые вести, так и дурные.
Матвей почувствовал, как его дёрнули за рукав. Тихон подошёл совсем незаметно и выглядел взволнованным.
– Доброе утро, – пролепетал он.
– Доброе.
Мальчишка потёр руки, спрятал их в карманах и стал шаркать ногой по мерзлой траве, покрытой хрусталиками льда за прошедшую ночь.
На крыльцо вышел Лейгур. Лицо исландца выглядело помятым и усталым, борода была спутана.
– Матвей, пора, – хриплым голосом обратился он к нему. – Тебя только ждём.
– Иду, – ответил собиратель и набрал воздуха в грудь. Он встретил тяжёлый взгляд Тихона, потрепал его по волосам и вернулся в церковь. По пути ещё раз взглянул на облака, которые неумолимо двигались в сторону запада.
Все собрались вокруг затухающего костра. Проголосовавшие «за» уже накинули на плечи рюкзаки и винтовки, приготовившись к выходу. Троица из Нади, Маши и Тихона стояла особняком, рядом с Вадимом Георгиевичем. Надя укрепляла носилки ремнями, пока Маша гладила лежащего головой на её коленях отца, распутывая слипшиеся на его лбу седые волоски.
При виде больного старика очередная волна стыда подкатила к горлу Матвея. Все выжидающе смотрели на него в ожидании вердикта.
– Ну не томи уже, – нетерпеливо проговорил Юдичев. – Сделай одолжение, проголосуй «за» и двинем уже из этого местечка подальше. Мне здесь не по душе.
– Голосуй, как считаешь нужным, – добавил Лейгур.
– Идите уже, все вы, – устало произнесла Маша. – Справимся и без вас.
– Нет, не справитесь, – ответил наконец Матвей и, оглядев остальных, указал на дверь церкви. – Я только что проверил облака: сюда надвигается холодный фронт, возможно, последний в этом сезоне. Уже к полудню сюда придёт мороз, а с ним, вероятно, и буря – всякое может быть. В любом случае, какой бы новый вид мерзляков нас ни преследовал, такого холода они точно не переживут, по крайней мере, я на это надеюсь. Возможно, только поэтому они до сих пор на нас не напали – чуют приближение морозов.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросила настороженно Надя.
– Это наш шанс уйти как можно дальше на север, не боясь при этом столкнуться с мерзляками. Считайте, сама природа прикрывает нас на какое-то время, позволяя отступить туда, где безопаснее. Сколько это продлится? Понятия не имею. Возможно, две недели, возможно, три, а может, и вовсе пару дней. Но мы можем рискнуть… – он посмотрел на Машу, – и взять с собой Вадима Георгиевича.
Реакция Юдичева не заставила себя ждать – он пнул обугленную головешку возле костра и по привычке стал бормотать лишь ему понятные проклятия. Стоявший поодаль Домкрат, заметив вспыхнувшего от гнева Максима, всё понял, но никак не отреагировал.
Но вот Арина не пожелала оставаться безучастной и поспешила оспорить решение:
– Это слишком рискованно, Матвей. А если и правда этот фронт задержится всего на пару дней? Да мы с носилками за это время пройдём, даст бог, километров пятьдесят!
– Да, всё верно, – с печалью согласился Матвей. – Поэтому остаётся лишь надеяться, что холод продлится как можно дольше.
Юдичев резко направился к двери и заговорил:
– Вот что, я не собираюсь рисковать своей шкурой из-за без пяти минут мёртвого старика. И если среди вас ещё есть те, у кого голова на плечах, в отличие от этого горе-собирателя и тех двух дамочек, приглашаю пойти со мной.
Юдичев остановился в дверях в ожидании тех, кто согласится с его предложением. Так он простоял секунд десять, но ни один из присутствующих и шагу не сделал в его сторону.
– Ну и катитесь, – махнул он рукой.
Он поправил лямку рюкзака и ногой пнул дверь, выйдя из церкви.
– Ну что ж, стало быть, решено, – вздохнул Лейгур.
Исландец снял рюкзак, когда вдруг раздался хриплый, едва слышный голос Вадима Георгиевича:
– Доча…
– Он очнулся! – радостно, но с толикой горечи воскликнула Маша.
Глаза старика открылись и стали бегать по лицам окруживших его товарищей.
– Папочка, я здесь. – Маша слегка наклонила его голову к себе.
Губы Вадима Георгиевича дрогнули в полуулыбке, а из глаз потекли слёзы.
– Доча… мы всё ещё в церкви?
– Что? – Она наклонилась. Голос больного едва был слышен.
– Мы ещё в церкви?
– Да, папа, мы в церкви, но собираемся уходить.
Вадим Георгиевич стал мотать головой, а дрожащая рука потянулась к Маше, но так и не коснувшись её лица, обессиленно упала на пол.
– Оставь меня тут, – просипел он.
– Нет, я тебя не брошу. Мы что-нибудь придумаем, даю тебе слово. Мы…
И тут, словно из последних сил, Вадим Георгиевич вцепился рукой в куртку дочери. С виду простое действие далось ему нелегко, и на мгновение он будто бы ожил, вновь обретя силы.
– Я устал, не могу больше терпеть эту боль.
Слёзы брызнули из Машиных глаз. Она взяла его одряхлевшую руку и прижала к губам.
– Я ради тебя… – старик прервался, его горло сводила судорога. Каждое слово, да что там, каждый вздох давался ему с неимоверным усилием. – Я ради тебя отправился сюда, все мы. Прошу тебя, не делай мои усилия напрасными. – Он чуть крепче сжал её ладонь. – Тебе ещё многое нужно сделать. Вернуть «Копьё» и… и помочь людям Матвея с «Востока». Я дал им клятву, что они получат припасы, и теперь эта клятва ложится на твои плечи. Прости меня.
Надя шмыгнула носом, быстро смахнув выступившую слезу.
– Все вы, дорогие мои… все до единого… – продолжал едва слышно бормотать старик. – Всем вам ещё многое нужно сделать. Идите!
Последние слова прозвучали неожиданно грозно, с присущим Вадиму Георгиевичу командирским голосом.
«Начальник…» – пронеслось в голове у Матвея.
Дыхание старика участилось, взгляд обратился к потолку. Остатки сил быстро покидали его.
– Лучше здесь, в церкви, рядом с Богом, нежели там, в глуши, в холоде, – надрывно произнёс он, едва сдерживая рыдание.
– Папочка… – Маша вцепилась в старика.
– Пошли, Маш. – Надя взяла её за плечи.
– Я не могу, Надь, не могу.
– Пойдём, пойдём.
Надя изо всех сил тянула подругу прочь от старика, застывшего в ожидании смерти. Маша вырывалась, и тогда на помощь бросился Домкрат. Вместе они, хоть и с трудом, выволокли её наружу. За их спиной раздался новый приступ кашля – тяжёлый, рвущийся из глубины груди.
– Пошли. – Арина взяла за руку остолбеневшего от зрелища Тихона и увела прочь.
С Вадимом Георгиевичем наедине остались только Матвей и Лейгур.
– Матвей, – раздался голос старика.
– Да? – Он опустился на колени рядом с ним, чтобы лучше расслышать.
– Позаботься о Маше, хорошо?
– Обещаю.
– Ты хороший человек, Матвей. Хороший…
Он снова закашлялся.
– Как же больно… Господи! Боже милостивый! Как же больно.
Над его ухом наклонился Лейгур и прошептал:
– Если хотите, я могу покончить с этой болью.
Матвей вначале не поверил услышанному и в ужасе уставился на исландца. Не послышалось ли ему?
– Только скажите, – продолжил шёпотом Лейгур, – я всё сделаю. Боли не будет.
– Грех же… – выдавил из себя старик.
– Я не верю в вашего Бога, поэтому не боюсь его наказания. Но и делать ничего не стану, если не попросите.
– Хорошо, – не задумываясь, ответил Вадим Георгиевич.
– Хорошо?
– Да, хорошо. Сделай это, сделай… – Он поморщился от боли.
Лейгур взглянул на Матвея и словно взглядом спросил, нет ли у него возражений? Матвей посмотрел на Вадима Георгиевича, на его искажённое болью лицо. Будь он на месте старика, сам бы пожелал скорейшего избавления от подобной агонии – любыми средствами…
Так и не услышав слова против, огромные ладони Лейгура потянулись к горлу старика.
Собиратель встал и отвернулся, не найдя в себе сил наблюдать за творящимся. Выйти он не мог – подумают неладное, когда спросят, почему там задержался только исландец. Последнюю волю Вадима Георгиевича лучше сохранить в тайне.
На верхушке полуразрушенного иконостаса перед Матвеем висело изображение распятого Христа, чей лик стёрло время. Виднелся лишь обращённый к земле мёртвый взгляд, наблюдающий за происходящим в Его храме.
Раздалось кряхтение, глухие удары о дощатый пол, затем приглушённый кашель – и наступила тишина.
***
Матвей и Лейгур вышли на крыльцо церкви и заметили, как остальные уже поднимались по кювету к трассе. Надя придерживала за плечо Машу, удерживая её от желания вернуться в церковь.
– Я должен был это сделать, – проговорил Лейгур.
– Да, – ответил Матвей, глядя в голубые глаза исландца. – Если хочешь знать, я не осуждаю тебя. Но остальным об этом лучше не рассказывать.
– Разумеется. Всё это между нами, – тихо произнёс исландец.
Оба спустились по ступеням и отправились вслед за командой.
Когда вышли на трассу, не обмолвились и словом. Со стороны шестеро путников походили на похоронную процессию – только без гроба, с идущей во главе дочерью, потерявшей отца. Порой Маша срывалась в сторону, явно желая вернуться, но ласковая и одновременно крепкая хватка Нади останавливала её, прижимая к себе. Однако чем дальше они отходили от злополучной церкви, тем меньше становилось таких попыток, пока Маша и вовсе не успокоилась.
Холодало. Ветер усилился, окружающие путников деревья заскрипели протяжно, а птицы, парящие в воздухе, защебетали. Казалось, сам лес предупреждал о надвигающемся холоде. Удивительно, но ещё вчера здесь царствовали грязь и морось, а теперь всё снова должно было покрыться белой пеленой.
Матвей подумал:
«Вадим Георгиевич наверняка приплёл бы Божье вмешательство».
Полчаса спустя они заметили Юдичева, бредущего впереди. Тот увидел их метров за сто, остановился и сел на упавшее вдоль дороги дерево.
– Так, не понял, – сказал он, когда остальные подошли. – А где же ваш груз?
Внезапно Маша подскочила к Юдичеву, опрокинула его на землю и принялась колотить по лицу. Прежде чем Матвей успел вмешаться, он заметил, как физиономия капитана обрела выражение растерянности – тот явно не ожидал подобного.
Матвей не успел разнять их – всё произошло слишком быстро. Юдичев, взбешённый до предела, швырнул Машу в сторону, но Матвей встал между ними. В этот миг Максим вытащил из кармана пистолет.
– Я предупреждал тебя, сука! Предупреждал! – орал капитан, снимая оружие с предохранителя. Из его левой ноздри потекла кровь, окрасив пшеничные усы багровым пятном. Значит, кулак Маши всё же достиг цели.
– Убери пистолет, – велел Матвей, встав у него на пути.
Но Юдичев и не думал успокаиваться.
– Чтоб ты сдох, ублюдок, – пробурчала Маша, лежа в мокрой траве.
Надя не осталась в стороне и навела винтовку на голову Юдичева.
– Брось пистолет, – её голос прозвучал твёрдо.
– И не подумаю, если эта сука не возьмёт и не извинится…
Пока взгляд Юдичева был обращён к Наде, Матвей быстрым движением выхватил у него пистолет. Всё прошло не совсем гладко – палец капитана успел нажать на спусковой крючок. Пуля рассекла воздух, пронзительно звякнув в ушах.
Все на мгновение остолбенели.
Матвей очнулся, схватил Юдичева за шиворот куртки и прижал к стволу сосны. От применения кулаков сдержался – руки так и чесались расквасить эту морду.
– Слушай сюда, – процедил сквозь зубы Матвей, – твоё поведение уже всех достало…
– Ты чего себе возомнил, собиратель? Отпусти меня, или я…
Терпению настал конец. Матвей ударил его кулаком под дых – так, что того скрючило на месте. Удерживая его за шиворот, он сел на корточки и продолжил:
– Её отец, я, все мы плыли сюда, чтобы спасти в том числе и твою шкуру, ясно тебе?! Некоторые отдали жизни – мой друг погиб в Москве! – Матвей усилил хватку. – Хорошего доктора, чьего имени ты даже не знаешь, распотрошили мерзляки, вчера загрызли Шамана, который снабжал тебя жратвой, а ты и бровью не повёл! А теперь Вадим Георгиевич… Все они погибли, пытаясь спасти тебя, сука!
Матвей отпустил его и отдышался, пытаясь дать отпор душащей его ярости.
– Вадиму Георгиевичу ты должен быть особенно благодарен, – спокойным, но с примесью раздражения продолжал он. – Только благодаря ему ты до сих пор дышишь, ходишь и говоришь. И я тебе не позволю обращаться к нему и его дочери с таким пренебрежением. Да и вообще – ко всем нам. Понял?
Юдичев выплюнул кровавый сгусток под ноги Матвея и стал буравить его взглядом.
– Сейчас у тебя есть два пути. Первый – остаёшься в группе, но следишь за языком. Пасть открываешь только по делу. Второй – разворачиваешься катишься ко всем чертям. Но учти: увижу тебя рядом – убью на месте. Выбор за тобой.
– Советую выбрать второй путь, – с трудом дыша от гнева, добавила Маша. – Так дольше проживёшь.
Матвей с укоризной взглянул на неё, молча велев не вмешиваться.
– Я с вами, – пробормотал Юдичев, поморщившись от боли.
– Громче.
– Да с вами я!
Он вырвался из хватки и протянул руку, надеясь вернуть пистолет. Матвей не торопился, внимательно смотря ему в глаза, насквозь пропитанные ненавистью.
– Остынешь – тогда верну, – ответил он и убрал оружие в карман. – Я за тобой слежу.
– Лучше проследи за своей новоиспечённой ненормальной подружкой, – рявкнул Юдичев, возвращаясь на дорогу. – Вроде учёная, а творит всякую нелогичную херню.
Он протёр нос тыльной стороной ладони, увидел кровь и, пробормотав что-то нечленораздельное, ушёл вперёд.
С неба посыпался редкий снег.
– Ладно, идём, – сказала Надя.
Маша подошла к Матвею и положила руку ему на плечо.
– Спасибо, – сказала она.
Матвей кивнул.
– Не за что. Но всё же постарайся воздержаться от воплощении в жизнь своих угроз, хорошо? По крайней мере на время.
– Я очень сильно постараюсь.
Матвей надеялся на искренность её обещания.
Команда продолжила путь.
– Обернётся он нам ещё проблемами, – сказала Арина, догнав Матвея. – На твоём месте я бы его прикончила.
– С каких пор ты так легко говоришь о чьей-то смерти? – удивился Матвей и даже остановился, чтобы другие отошли и не услышали разговор.
– Потому что это проще всего, Матвей, и наверняка, – настаивала Арина, глядя ему в глаза. – Он только и делает, что вредит. И я уверена – твоё предупреждение его не остановит. В следующий раз он сделает что-то куда хуже.
– Ты умеешь видеть будущее?
– Что? – она опешила. – Нет… Я…
– Тогда не говори того, чего не знаешь. Убить человека только на основе домыслов – путь в одну сторону. В пропасть.
– Мы уже в пропасти, Матвей, – возразила Арина. – А Михаил Буров – на полпути домой. И знаешь, что меня гложет? Всего этого могло не быть, разберись ты с сержантом после его выходки в «Мак-Мердо». Йован рассказал мне о вашей попытке, но ты тогда не решился. Теперь Йован мёртв, сержант сбежал, а мы идём хрен знает куда, лишь на время откладывая конец.
У Матвея впервые в жизни возникло желание ударить Арину. Конечно, он бы этого не сделал, но казалось, только пощёчина могла отрезвить её от сказанного ею безумия.
– Твоя жалость тебя погубит, Матвей. Возможно, она погубит всех нас.
Она больше ничего не сказала и пошла вперёд, оставив Матвея в ступоре. Это была она? Его Арина? Казалось, с ним говорил чужой человек – лишь внешне похожий на ту проницательную, добрую девушку, которую он знал последние семнадцать лет.
Внутри разлилась вязкая пустота, и он медленно поплёлся следом за остальными.
О проекте
О подписке