Глава 4. Объятия в темноте

Ветер затихает, будто затаив дыхание. Мои ноги врастают в землю, словно корни. Трава вдруг становится нежной, как лепестки, а воздух… Боги, он пахнет домом. Тем домом, которого у нас никогда не было.

Аэлина улыбается, и мое сердце разрывается на части.

Теперь передо мной стоит женщина. Не тень из моих кошмаров. Не хрупкий ребенок, которого я оставила. В ее высоких скулах моя гордость, а в изгибе бровей упрямство Лирана. Ее глаза – это наша бездна и наше небо, смешанные воедино.

– Мама.

Голос Аэлины обжигает. Я не могу дышать.

Ее пальцы, такие длинные, такие взрослые, касаются моего лица, и я понимаю: я недостойна этого прикосновения. Но Аэлина реальна. Она плоть и кровь. Моя кровь.

– Ты стала… – мой голос ломается, – такой взрослой.

– Ты… настоящая, – отвечает она, и в ее голосе дрожит вся вселенная.

Я хватаю ее за руки, сжимаю их, боюсь отпустить. Мой взгляд скользит по каждой черточке, по каждому изгибу – я запоминаю Аэлину, как запоминают молитву перед смертью.

– Ты выросла… – мой голос предательски ломается.

И тут я вижу шрам. Тонкий, как месяц, на виске. Моя рука сама тянется к нему:

– Это Тень сделала?

Аэлина закрывает глаза. В этом жесте вся ее боль.

– Я сама. Когда я прорывалась сквозь границы миров. Искала тебя и папу.

За ее спиной дерево вдруг вспыхивает тысячами огней – светлячки танцуют в его ветвях, как звезды, застрявшие в паутине.

– Я создала этот мир из твоих воспоминаний, – в словах Аэлины горечь. – Но он не настоящий. Как и я.

Это осознание бьет под дых.

– А папа?

Ее глаза вспыхивают странным светом:

– Он ближе, чем ты думаешь.

Аэлина берет меня за руку и ведет к дереву. Кора расступается, обнажая зеркальную гладь – и там…

Лиран сражается в кольце теней. Его светлые волосы слиплись от пота, меч описывает в воздухе смертельные дуги, а в синих глазах та самая ярость, ради которой я готова была сжечь миры.

Аэлина кивает в сторону отца:

– Мы можем его спасти, но тебе придется отдать что-то взамен.

Не думаю ни мгновения:

– Возьми все, что захочешь.

Ветви склоняются над нами, и мир начинает рушиться.

Но мне уже все равно. Потому что впервые за долгие годы я готова заплатить любую цену. Даже если этой ценой окажусь я сама.

* * *

Моя ладонь прилипает к зеркалу, и ледяной холод пронзает меня до самых костей. Я чувствую его – Лирана – сквозь эту проклятую преграду. Его сердце, бьющееся в бешеном ритме. Его боль, которая становится моей болью. Его ярость, которая всегда была нашей общей силой. Лиран так близко.

– Что я должна отдать? – мой голос звучит хрипло, будто я годами не произносила ни слова.

Пальцы Аэлины сжимают мою руку. Такие теплые.

Боги, она выросла без нас. Сколько ночей она засыпала в одиночестве? Сколько раз она звала маму, которой не было рядом? От этих мыслей мне больно дышать.

– Ты уже начала платить, мама, – голос дочери мягок, как лепестки тех странных цветов, что выросли из моих слез. – Каждое твое воспоминание о папе… Оно утекает, как вода сквозь пальцы.

Я резко оборачиваюсь к Аэлине, и мир плывет перед глазами:

– Что?

Аэлина молча поднимает мою руку. Там, где раньше был знак нашей с Лираном связи, теперь лишь бледный шрам.

– Разве ты не чувствуешь?

Я чувствую… пустоту.

Там, где еще час назад горела ярость от потери, теперь лишь… тихое смирение. Там, где кипело желание схватить Лирана и вырвать его из этой тьмы – холодное безразличие.

– Нет… – я отшатываюсь, сердце бешено колотится в груди. – Нет, я не отдам свою память!

В глазах Аэлины океан печали:

– Тогда папа останется там навсегда.

Дерево скрипит, будто стонет под тяжестью веков. В зеркале Лиран сражается с тенями, его рот раскрыт в крике, который не достигает моих ушей. Лиран зовет меня. Но я уже не помню, как звучал его смех, когда он впервые назвал меня своей.

– Есть другой способ, – Аэлина мягко улыбается. – Я могу стать мостом.

В ее глазах решение, от которого у меня перехватывает дыхание. Потерять Аэлину сразу после того, как я потеряла Лирана? Я не смогу.

– Нет! Я не хочу!

– Ты отдаешь воспоминания, а я… – Аэлина улыбается, и в этой улыбке вся ее не прожитая с нами жизнь, – я отдам часть той магии, что держит меня здесь.

Ветер рвет лепестки с дерева. Я хватаю дочь за плечи:

– Я тебе запрещаю!

– Ты не можешь мне запретить, мам, – ее лоб касается моего. – Я уже сделала выбор.

Зеркало трескается.

Лиран падает на колени по ту сторону, его руки упираются в невидимую преграду.

– Давай! – Аэлина толкает меня вперед.

Мир взрывается. Я падаю во тьму. В объятия Лирана.

Последнее, что я вижу перед тем, как реальность разрывается: Аэлина стоит под деревом, ее фигура становится прозрачной, как утренний туман. Она машет мне рукой, а ее губы шепчут одно-единственное слово: «Живите».

И я знаю: я никогда не прощу себе этого.

* * *

Я бесконечно падаю.

Тьма обволакивает меня, как теплый саван, липкий и безжалостный. Нет ни верха, ни низа – только это бесконечное падение, от которого сводит живот.

«Лиран…»

Имя вспыхивает в сознании и гаснет, как последняя искра в потухшем костре. Я судорожно сжимаю кулаки, пытаясь удержать его образ, но он тает, как дым сквозь пальцы. Остается только жгучее знание, что там, впереди, меня ждет…

Кто-то, без кого я не могу дышать.

Тьма разрывается. Я падаю на каменный пол, и боль пронзает мои колени, локти, ладони. Воздух спертый, он пахнет кровью и мокрым камнем. Поднимаю голову – это круглое помещение, его стены расписаны фресками с эльфами, несущими оленьи рога как корону. Паршивое место.

И еще тут какой-то очень красивый мужчина, прикованный к стене серебряными цепями. Его голова бессильно склонена, а светлые волосы слиплись от пота.

Я знаю его. Но я его не помню.

– Ли… – чье-то имя застревает в горле, как заноза.

Мужчина поднимает голову. Его глаза – два озера, залитых лунным светом – расширяются.

– Ты пришла, – голос хриплый, будто скрип ржавых петель.

Я бросаюсь вперед и цепляюсь за его плечи. Я должна почувствовать, что он настоящий. Почему мне это так важно?

– Я забываю тебя, красавец, – признаюсь. – Это магия. С каждым ударом моего сердца ты ускользаешь…

Его руки – теплые, такие знакомые – обнимают меня.

– Тогда я буду напоминать тебе, – мужчина целует мои веки. – Каждое утро. Каждую ночь.

Цепи звенят, когда он притягивает меня ближе. Наши лбы соприкасаются, и…

Вспышка. Лес. Мы у ручья. Наши первые поцелуи под дубом.

– Видишь? – его пальцы вплетаются в мои волосы. – Дочь оставила нам карту. Наши воспоминания… они здесь…

Я всхлипываю, прижимаясь к его груди. Где-то в глубине сознания мелькает образ: девушка с серебряными косами улыбается нам из тени.

– Аэлина, – вспоминаю имя дочери. – А ты Лиран. Мой муж Лиран.

– Да. Аэлина стала мостом, – в голосе Лирана гордость, от которой сжимается мое сердце.

Стены содрогаются. С потолка сыплется каменная пыль.

– Тень идет, – Лиран разрывает цепи, и они рассыпаются, будто только этого и ждали. – Нам нужно бежать.

– А куда мы можем деться… отсюда?

Лиран прижимает мою ладонь к своей груди, где под кожей пульсирует голубой свет – точно такой же, как у меня.

– Туда, куда поведет этот свет.

Дверь взрывается.

В проеме Тень. Она слишком высокая, хотя и мы не низкие. На ее голове венец из черных рогов. Ее платье соткано из теней и стонет от тысячи потерянных голосов. Дрянь, которая посмела вмешаться в нашу жизнь.

– Мои беглые птички, – ее голос скрипит.

Лиран мягко толкает меня:

– Элиана, беги!

Я вцепляюсь в его руку:

– Нет, только вместе.

Мы разбегаемся в разные стороны.

Тень замирает. Этот миг – наш шанс. Мы бросаемся к свету, и мир взрывается болью. Тень хватает меня за волосы:

– Куда ты, малютка?

Ее пальцы впиваются в мои волосы, вырывая их с корнем. Боль пронзает кожу головы, слезы выступают на глазах. Я кричу, но не от боли, а от ярости.

Этого не должно было случиться. Нам же почти удалось убежать!

– Малютка, – дыхание Тени пахнет гнилыми листьями, – ты действительно думала, что сможешь меня обхитрить?

Я извиваюсь в ее хватке, ногти впиваются в ее запястье. Кожа под моими пальцами холодная и склизкая, как мокрая кора. Мерзость. Шиплю:

– Отпусти меня!

Рядом раздается рев Лирана. Я вижу мельком: он бросается вперед, его глаза горят той самой яростью, что я так люблю. Боги, как он прекрасен…

Но Тень лишь смеется – ее мерзкий смех звучит, как треск ломающихся костей:

– Ах, мой рыцарь, – она взмахивает свободной рукой, и тени срываются с пола, обвивая Лирана, как змеи.

Он падает на колени, его лицо искажается гримасой боли.

– Лиран! – мой крик разрывает горло.

Я бьюсь в хватке Тени, но Тень лишь крепче сжимает жуткие неестественно длинные и сильные пальцы, притягивая меня ближе:

– Ты отдала за него свои воспоминания, дитя мое. Но что ты отдашь за нее? – шепот Тени заползает в уши, как червь.

Я замираю. О чем эта проклятая тварь?!

И вдруг понимаю. Аэлина. Мост. Ее магия.

Холодная волна страха накрывает меня с головой.

– Нет… – сдавленно пищу, но Тень уже знает, что я поняла.

Ее губы растягиваются в улыбке – слишком широкой, слишком зубастой.

– Она уже угасает, дитя. Скоро от нее не останется ничего. Ни имени. Ни души.

Я смотрю на Лирана. Его глаза полны той же ужасной догадки: наша дочь умирает.

И тогда… я перестаю бороться. Мои мышцы расслабляются, голова падает назад, будто от покорности.

Тень смеется – торжествующе, мерзко:

– Вот и хорошая девочка.

Но ее смех обрывается, когда я впиваюсь ей в лицо. Я не целюсь. Я рву. Ногти скользят по ее глазам, и Тень впервые кричит – не игриво, не насмешливо, а по-настоящему.

Тени дрожат.

Лиран поднимается, разрывая их оковы. Я вырываюсь из захвата, чувствуя, как клочья моих волос остаются в костлявых пальцах Тени.

Мы бросаемся к свету – к той самой точке, где пульсирует наш общий знак.

Но Тень уже оправляется от моего нападения:

– Я найду вас! – ее голос преследует нас, впивается в спину, как лезвие. – И вашу дочь тоже!

Мы прыгаем. Свет обжигает глаза. И первое, что я вижу, когда зрение возвращается… Аэлина лежит на земле. Ее тело почти прозрачно.

Я падаю на колени рядом с Аэлиной, и мои руки проходят сквозь нее, как сквозь утренний туман.

Нет. Нет. Нет. Слишком больно.

– Мама… – голос Аэлины едва слышен, словно доносится из-под толстого слоя воды.

Я сжимаю кулаки, чувствуя, как ногти впиваются мне в ладони. Эта боль – ничто по сравнению с болью, что разрывает мне грудь.

– Держись, – прошу, хотя знаю – ей не за что держаться. Ее тело растворяется.

Лиран стоит позади меня, его дыхание прерывистое. Я чувствую его взгляд на спине – тяжелый, полный той же безысходности, что ощущаю я сама.

– Мы можем… – он начинает, но замолкает.

Мы ничего не можем.

Аэлина улыбается. Эта проклятая улыбка – такая же, как у Лирана, когда он знает, что все хуже некуда.

– Время… почти вышло… – совсем прозрачная рука Аэлины касается моего лица. Я не чувствую ничего.

Тени вокруг нас сгущаются. Они еще не нападают, они просто… ждут. Как хищные птицы выжидают кончину добычи.

– Нет, – я качаю головой и сжимаю плечи Аэлины, но сквозь мои пальцы проходит холодный воздух. – Нет, я тебе не позволяю! Нельзя!

Где-то вдали раздается знакомый скрежет – будто кто-то точит когти о камень.

Тень близко.

Аэлина внезапно хватает мою руку. Как она может хватать, если ее уже почти нет?! Я теряюсь. Голубые глаза дочери горят.

– Мама… помни… лес… ручей… – каждое слово дается ей с трудом. – Ваш… свет…

Лиран резко оборачивается:

– Они идут.

Я знаю, что он прав. Тени стали плотнее. Воздух пахнет гнилью. Но я не могу уйти. Не могу оставить дочь им.

– Мама… – Аэлина смотрит на меня, – Бегите. Срочно. Это все, что я хочу.

Ее тело вспыхивает голубым светом, Аэлина дает нам последний шанс.

Лиран хватает меня за руку:

– Элиана!

– НЕТ!

Аэлина шепчет последние слова:

– Найдите… начало…

Свет становится ослепительным. Тени взвывают. Мир переворачивается с ног на голову. И в последний момент, перед тем как нас уносит прочь… я вижу, как когти Тени впиваются в то, что осталось от моей дочери. Аэлина исчезает.