Глава 5. Дверь в забытое

Мы падаем в свет. Он обжигает, выжигает, вытравливает из меня последние слезы. Лиран держит мою руку ужасно крепко, даже больно, но я молчу. Лирану плохо, как и мне. Может, ему даже хуже, чем мне. Он не спас нашу дочь, не защитил ее.

Наша Аэлина исчезла. Рогатая тварь забрала ее. Эти мысли гложут меня изнутри, как голодные крысы.

Земля встречает нас жестко. Я падаю на спину, и воздух вырывается из легких. Над нами небо такого синего цвета, которого я не видела сто лет.

– Лес… – Лиран хрипит, поднимаясь на локти.

Я переворачиваюсь на живот и застываю. Перед нами тот самый ручей из вспышки памяти. Те самые деревья. Даже тот самый камень, на котором мы с Лираном когда-то вырезали наши имена магией.

Но что-то не так. Воздух дрожит, как над раскаленным камнем. Края мира подернуты дымкой.

– Это не настоящий лес, – говорю, поднимаясь. – Это…

– Память, – заканчивает Лиран. Его глаза горят странным светом. – Наша с тобой общая память о наших первых моментах.

Где-то за спиной хрустит ветка. Мы оборачиваемся одновременно. Между деревьев стоит и улыбается маленькая девочка с моими глазами и красивыми чертами лица Лирана:

– Мама? Папа?

Мое сердце замирает. Это Аэлина, но не та, что стала мостом, а та, которой она никогда не была.

Лиран делает шаг вперед:

– Как?..

Девочка смеется и вдруг растворяется, как мираж. На ее месте остается только голубой светящийся цветок, как те, что вырастали из моих слез.

Издалека доносится кошмарный вой. Лиран хватает мою руку:

– Аэлина подсказала нам путь.

Я еще не вполне понимаю:

– Путь куда?

Лиран смотрит на меня, и в его глазах ответ, от которого кровь стынет в жилах:

– Туда, где все началось.

– Я не понимаю! Объясни!

Вой становится ближе. Деревья вокруг начинают чернеть, как обугленная бумага. Жутко. Более, чем жутко.

Лиран тянет меня к цветку:

– Мы должны вернуться в начало.

– Но как?!

– Через себя, – он хватает цветок. – Через боль.

Мир взрывается голубым пламенем. Последнее, что я вижу – как когти Тени прорезают дым… И все становится белым.

* * *

Белое. Только белое. Я падаю сквозь эту пустоту, и она выедает мне глаза, заполняет легкие, проникает под кожу.

Лиран? Где он?

Я пробую крикнуть, но звука нет. Ничего нет. Только эта проклятая белизна, которая стирает меня. Потом приходит боль. Острая и яркая, точно нож между ребер.

Я беззвучно кричу, хватаясь за живот, и мои пальцы натыкаются на что-то твердое.

Цветок. Тот самый голубой цветок. Он впивается мне в ладонь, пускает корни прямо мне в вены, и вдруг…

Вспышка.

Я совсем маленькая. Бегу по лесу, платье цепляется за ветки, а сзади они. Тени с рогами. Я падаю. Они настигают. Чьи-то руки хватают меня.

– Спрячься! – это голос моей мамы?

Темнота. Запах земли. Я в норе, а сверху топот, крики, а потом… тишина.

Когда я выползаю, вокруг только чья-то кровь и черные перья. Тень стоит посреди поляны. Смотрит прямо на меня. Улыбается.

– Маленькая птичка, ты будешь моей.

Рывок. Я возвращаюсь в белую пустоту, задыхаясь.

Цветок в моей руке теперь светится ярче. Вдруг понимаю: это не просто воспоминание. Это ключ.

Где-то в белизне раздается хруст. Я оборачиваюсь. Лиран лежит без сознания, его рука превращается в прозрачную. А в десяти шагах от нас дверь. Деревянная, с железной ручкой. Та самая, что была в нашем доме, которого никогда не было. Из-за нее доносится плач. Детский. Знакомый.

Я ползу к Лирану, хватаю его за плечо:

– Проснись! Там Аэлина!

Его веки дрожат.

Дверь скрипит, начинает открываться. Из щели выползает черный дым. И тогда я слышу смех Тени прямо у себя за спиной.

Белое пространство дрожит, словно отзываясь на мой страх. Я прижимаю руку с цветком к груди – его голубой свет пульсирует в такт моему сердцу.

Лиран приходит в себя, медленно моргая. Его глаза – обычно такие ясные – сейчас мутные, будто затянутые пеленой тумана.

Лиран теряет себя – понимаю с внезапной острой болью.

– Дверь… – из его горла вырывается хрип.

Я крепче сжимаю его руку:

– Да. Дверь в детскую Аэлины. Но это наверняка ловушка.

Плач из-за двери становится громче. Слишком знакомый. Слишком настоящий. Рвет мне душу в клочья, заставляя слезы выступить на глазах.

Тень пока не приближается. Она стоит в отдалении, и ее лицо наконец-то видно четко. Бледная, почти прозрачная кожа. Глаза – два черных бездонных колодца. Рот – слишком широкий, с тонкими губами, которые никогда не улыбаются по-настоящему. А рога… Боги, ее рога изгибаются, будто корни мертвого дерева, черные и покрытые чем-то липким. Может, это и не рога вовсе…

Лиран поднимается, опираясь на мое плечо.

Дверь приоткрывается еще немного. В щели темнота, но теперь я различаю в ней слабый голубой свет. Как наш. И как у Аэлины.

Мы с Лираном делаем шаг вперед, и пространство вздрагивает. Белизна вокруг нас начинает таять, превращаясь в стены… детской комнаты. Аэлина сидит в углу, обняв колени. Ее светлые волосы растрепаны, а по щекам текут слезы:

– Мама? Папа?

Я бросаюсь вперед и тут же останавливаюсь. Это не она. Не наша настоящая дочь. Лиран кладет руку мне на плечо:

– Она воспоминание. Но оно настоящее.

Аэлина, точнее этот образ-призрак Аэлины поднимает на нас глаза:

– Я потерялась…

За окном бушует буря. Стекло дрожит от ударов ветра. И тогда я понимаю: мы с Лираном не просто вернулись в прошлое. Мы внутри того самого дня, когда Тень забрала Аэлину.

Детская комната приятно пахнет теплым молоком и булочками – точно так же, как в тот день. Я вдыхаю этот запах, и воспоминание бьет меня, как молот: мы сами отдали ее. Точно. Сами.

Лиран стоит рядом, его лицо искажено болью. Он тоже помнит. Впрочем, некоторые вещи он помнит лучше меня.

Призрак Аэлины смотрит на нас с безмолвным укором:

– Почему?

Тень в углу комнаты смеется. Боги… Она тоже здесь.

Теперь я прекрасно ее вижу: ее кожа не просто бледная. Она прозрачная, как лед на замерзшем озере. Под ней темные вены, пульсирующие, словно корни ядовитого растения. Глаза – два зеркала, но вместо отражения в них пустота. Если смотреть слишком долго, то кажется, что ты видишь там себя, но изможденного, сломанного. Рот… Он не двигается, когда Тень говорит. Ее слова будто возникают прямо у меня в голове, холодные и скользкие:

– Вы знаете почему. Ответьте.

Лиран мрачно говорит:

– Мы думали…

– Что спасаете, – Тень перебивает его. Ее голос – это шелест мертвых листьев под сапогами.

Я сжимаю кулаки, чувствуя, как голубой цветок впивается мне в ладонь.

Тень медленно поднимает руку – ее пальцы слишком длинные, с суставами в неправильных местах. Она проводит ими по волосам призрачной Аэлины:

– Ваша дочь была особенной. Ее магия могла разрушить барьеры между мирами.

– Мы боялись ее, – утверждаю, и Тень впервые моргает.

Лиран поворачивается ко мне, его голубые глаза горят:

– Мы отдали ее, потому что…

– Потому что она была сильнее нас обоих, Лиран. Намного сильнее. И мы испугались.

Комната дрожит. Картины падают со стен.

Я чувствую: настоящая Аэлина, где бы она ни была, теперь знает правду. Тень расправляет плечи – ее платье из теней колышется, хотя ветра нет:

– Вы отдали ее, чтобы спасти себя. Не ее. Себя. И теперь вы вернулись за тем же.

За окном бушует буря. Но самое страшное – это не буря и не жуткая Тень в паре шагов от нас. Самое жуткое – тихий голос призрачной Аэлины:

– Вы все еще боитесь меня?

Вопрос Аэлины повисает в воздухе, тяжелый, как обвинение. Я чувствую, как рука Лирана непроизвольно сжимает мое плечо. Его пальцы дрожат, и я еще никогда не видела его таким. Безупречного непреклонного Лирана. Того, кто всегда знает, что ему, мне и всем нам делать.

И я вдруг понимаю: мы никогда не боялись Аэлину. Мы боялись того, что сделали с собой ради нее.

Первая жизнь – вспышка памяти бьет мне по вискам. Я жрица в белых одеждах, а Лиран воин с мечом у алтаря. Мы прячем нашего ребенка в подземелье, потому что ее глаза отражают будущее, а ее слезы заставляют цвести мертвые земли. Потому что… мы не смогли защитить ее от собственного народа.

Вторая жизнь. Дым. Крики. Лиран держит окровавленный меч, а я стою над телом охотника, пришедшего за нашим «проклятым отродьем». Аэлина, такая маленькая, смотрит на нас с ужасом:

– Я не хочу быть монстром!

И тогда мы с Лираном принимаем тяжелейшее решение: лучше отдать ее Тени, чем сломать.

Я падаю на колени, осколки бесчисленных битых зеркал впиваются в кожу, но эта боль ничто.

– Мы… думали, что мы спасаем тебя, – мой голос дрожит, как эти проклятые зеркала вокруг.

Лиран стоит рядом, его тень накрывает меня:

– Спасаем от себя, – говорит он жестко. – От нашей любви, которая всегда превращалась в одержимость. От нашей ненависти, которая сжигала все на своем пути.

Тень смеется, ее смех – скрежет сотни птичьих костей:

– Вы лгали себе. Вы просто испугались, что Аэлина станет сильнее вас.

– Нет.

Я поднимаю голову. В разбитых зеркалах наша первая с Лираном встреча у реки. Он раненый дезертир. Я беглая рабыня. Мы ненавидим друг друга до тех пор, пока не понимаем, что в глазах другого видим одно и то же: ярость, которая может либо разрушить, либо спасти.

Наша свадьба. Клятвы, данные нами не богам, а тьме между звезд. «Я буду твоим якорем». «А я – твоим домом».

Первые слезы Аэлины, превратившие песок в изумруды.

– Мы хотели… – начинаю, но Тень перебивает, ее слишком длинные пальцы смыкаются вокруг осколка с нашим отражением:

– Вы хотели контролировать Аэлину. Как вы контролировали друг друга. Как вы контролируете свои страхи. Но магия… настоящая магия… она живая.

Аэлина, не призрак, не воспоминание, настоящая – я чувствую – смотрит на нас из глубины зеркал:

– Вы все еще пытаетесь контролировать.

И тогда я вижу правду ее глазами: одна жизнь, где она сжигает нас обоих, не сумев сдержать свою силу. Другая, где мы запираем ее в башне на всю вечность. Третья, где Тень спасает ее… от нас.

Лиран хватает самый большой осколок – тот, где мы счастливы:

– Хватит. Мы больше не те. Мы другие, – в его голосе ни капли сомнения.

Тень наклоняет голову, и ее рога отбрасывают странные тени, складывающиеся в крылья:

– Другие? Докажите.

Зеркала начинают дрожать.

Аэлина протягивает руку – настоящую, живую – из осколка зеркала:

– Выберите снова.

Глава 6. Когда звезды целуют рассвет

Я делаю шаг вперед. Лиран держит меня за руку.

Все зеркала взрываются одновременно. Тень улыбается. Осколки застывают в воздухе, и в каждом отражение глаз Тени – звезды. Самые настоящие звезды, запертые в двух черных безднах.

– Ты… – Лиран делает шаг назад, и кинжал в его сильной руке дрожит.

Тень поднимает руку, и осколки складываются в картину: не всегда она была Тенью. Когда-то ее звали Весной.

Она была первой, кто научил людей говорить с ветром, но люди боялись ее дара. Однажды ночью они приковали Весну к скале и выкололи ей глаза, чтобы «лишить ее колдовской силы».

А звезды… сжалились над ней. Они спустились в ее пустые глазницы и стали ее новым зрением.

Вторая картина шокирует еще больше: Аэлина не была пленницей Тени. В осколках мелькают моменты: Тень качает маленькую Аэлину на руках, напевая ей песню на забытом языке. Тень учит Аэлину собирать звезды в ладони, как ягоды. Аэлина-подросток кричит: «Ты не моя мать!», а Тень отворачивается, и из ее глаз капают звездные слезы.

– Ты растила ее, – озарение накрывает меня, как тяжелое покрывало.

Тень – Весна? Кто она теперь? – касается своего лица:

– Я дала ей то, чего не дали вы. Выбор.

Мы видим, как Аэлина стоит между мирами. Ее руки сжимают два разных света: наш голубой и звездный Тени.

– Она… балансирует, – Лиран понимает первым.

Тень кивает, и ее платье из теней колышется:

– Если я отпущу Аэлину, ваши миры рухнут. Если вы заберете ее, мои звезды погаснут.

Аэлина смотрит на нас. Затем на Тень. В ее голубых глазах вспыхивает решение:

– Я знаю, что нам делать.

Но прежде чем мы слышим что-либо еще, земля уходит из-под ног. Мы с Лираном падаем вниз, в звездную бездну. Аэлина протягивает руку… но не к нам. К Тени.

* * *

Мы падаем сквозь звездную бездну, и я вдруг осознаю: это не падение. Это возвращение.

Тьма вокруг нас становится мягче, превращаясь в странный полумрак. Мы приземляемся на поверхность, которая пульсирует под ногами, как живая.

Мир между мирами. Он не похож ни на что, что я могла бы представить. Под ногами не земля и не вода, а что-то вроде тумана, сплетенного из корней. Они светятся голубым, как наша энергия, и серебряным, как слезы Тени. Над головой не небо, а тысячи висящих зеркал. В каждом отражении разные версии нас.

Лиран – человеческий фермер. Я – человеческий пекарь. Аэлина – обычный человеческий ребенок. Мы вообще не эльфы.

Лиран – король. Я – его тень. Аэлина – призрак у трона.

Лиран мертв. Я жива. Аэлина – та, что стережет могилу Лирана.

– Что?.. – спрашиваю, но мой голос теряется в этом странном пространстве.

Тень появляется без звука. Теперь она выглядит иначе – ее рога стали меньше, напоминая ветви молодого дерева. Глаза все еще полны звезд, но теперь я вижу – это не просто светила. Это души тех, кто, как и Весна, был предан.

– Ты хотела знать о моем прошлом. О том, кто я и как я стала собой, – говорит Тень, и ее голос звучит… почти нормально. Почти, как голос молодой женщины.

Она проводит рукой по воздуху, и корни под нашими ногами расступаются, показывая ее правду в деталях: Весна появилась на свет в мире, где магия была языком природы. Ее отец – тень старого дуба. Ее мать – утренний ветер.

Люди пришли за ее знанием. Они называли ее богиней, пока она учила их говорить с землей и с ветром. А потом… костры. Крики. Железные цепи. Весна не смогла спастись, хотя изначально была сильнее людей. А может, она просто не захотела?

Когда последний луч света покидал ее выколотые глаза, Вселенная сжалилась. Созвездия сплели Весне новые глаза из своего света. Земля дала ей платье из теней. А ее боль… стала мостом между мирами.

– Почему ты забрала Аэлину? – спрашивает Лиран, но в его голосе уже нет обвинения. Только желание знать. Как и у меня. Конечно, Лирану важнее наша дочь, чем переживания незнакомой женщины. Он мужчина, воин и муж… Мой муж.

Тень или Весна – как ее теперь называть? – поворачивается к одному из зеркал. Там маленькая Аэлина, плачущая в темноте.

– Она сама позвала меня. А я… не умею отказывать тем, кого предали.

Вдруг пространство содрогается. Корни рвутся. Зеркала трескаются. Сквозь хаос прорывается голос Аэлины:

– Они идут!

Тень резко оборачивается, и ее платье вздымается:

– Те, кто предал меня. Те, кто предал вас. Они нашли путь к нам.

Лиран хватает меня за руку, готовый увести меня куда угодно:

– Кто они?

А я уже знаю ответ. В этот раз я понимаю быстрее Лирана. В разбивающихся зеркалах появляются наши лица. Других версий нас. Тех, кто решил, что опасную магию нужно уничтожить.

Тень расправляет плечи, и ее рога-ветки вспыхивают звездным светом:

– Вы должны выбрать. Бежать… – она протягивает руку к дрожащему корню – тому самому, что соединяет все миры, – или оборвать нити.

Мы слышим шаги. Сотни шагов. Они уже близко.

Звезды-души мерцают в глазах Тени, и я вдруг понимаю: это не просто свет. Каждая звезда – целый мир.

Там, в глубине синей звезды девушка с крыльями вместо рук, которую сожгли за «ведьминские отметины». В золотой старик, заживо замурованный в стене за то, что умел лечить жуткую болезнь. В алой наша с Лираном «душа», сплетенная в странный узел из двух звезд.

Тень касается этой звезды, и перед нами разворачивается правда, которую мы забыли.

Ненависть. Мы встретились на поле боя. Я – дочь поверженного короля. Он – солдат, перерезавший мою семью. Я вонзила кинжал ему между ребер. Он успел обжечь мне лицо. Но мы оба выжили.

Одержимость. Мы искали друг друга годами. Не для мести, а чтобы понять, как можно ненавидеть так сильно и все еще чувствовать эту странную тягу…

Вечность. Когда магия Аэлины проявилась впервые, мы поклялись жить как можно дольше. Не потому что боялись за Аэлину, а поскольку опасались, что в следующей жизни мы снова станем врагами.

Тень смотрит на нас, и ее звездные глаза темнеют:

– Вы сделали свою любовь вечной… из страха. Но вечность – это не жизнь. Это привычка.

Аэлина появляется внезапно – ее руки держат два света, но теперь я вижу: они не просто энергия. Это ярость Лирана и моя тьма, сплетенные воедино.

– Вы все еще играете в ту же игру. Только теперь вместо ножа у вас поцелуи, а вместо ран шрамы на сердце.

Лиран опускается на колени. Его руки сжимают корни мира, и они отвечают ему – светятся тем же голубым, что и моя метка на запястье.

– Тогда как?..

Аэлина касается странной двойной звезды:

– Разорвите ее.

Тень вздрагивает:

– Ты не понимаешь, что просишь!

Но Аэлина улыбается совершенно наивно, по-детски:

– Я прошу их выбрать не из страха и не по привычке. Сердцем.

Шаги за нашими спинами становятся громче. Зеркала трескаются.

Мы с Лираном смотрим друг на друга – вглубь наших душ. В его глазах я вижу мальчика, который боялся стать монстром. Вижу мужчину, который убивал, чтобы не быть убитым. Вижу отца, который отдал своего ребенка, потому что не верил, что способен любить его без разрушения.

Я протягиваю руку. Лиран тоже протягивает руку. Наши пальцы касаются двойной звезды.

Мир взрывается светом. Последнее, что я слышу перед тем, как все исчезает, это голос Аэлины:

– Теперь вы свободны.

* * *

Звезды в глазах Тени гаснут одна за другой.

– Вы забрали у меня последний долг, – шелестит она, и ее платье из теней рассыпается в прах, обнажая то, что скрывалось под ним: хрупкую женщину с шрамами вместо глаз. Ее настоящий облик.

– Ты… исчезаешь, – Аэлина протягивает руку, но ее пальцы проходят сквозь плечо Тени.

– Нет. Я наконец-то возвращаюсь домой.

Тень поворачивается к разрыву между мирами – там, в глубине, мерцает лес ее детства.

– Скажи им… что Весна простила.

И Тень исчезает, оставив после себя только горстку звездной пыли и тихий шепот ветра.

Существа из зеркал застывают на границе миров. Теперь я вижу их совсем четко – это наши тени из других жизней. Лиран с пустыми глазами и мечом, на котором наша кровь. Я с черными крыльями и руками по локоть в грязи.

Сотни других.

Но что-то изменилось. Они больше не пытаются прорваться. Они просто… наблюдают.

– Они были нашими страхами, – понимает мой умнейший проницательнейший Лиран. – Тем, кем мы могли бы стать.

Аэлина поднимает руку, и зеркала медленно закрываются, оставляя нас в тишине.

* * *