– Репетируй-репетируй, пока пианино не забрали, – неуклюже пошутил Георгий.

– Нельзя так шутить, Георгий. Скоро всё наладится, потерпите. Нам всем сейчас тяжело.

– Прости, мам. Давай я останусь с Кириллом? Помогу ему.

– Разучим что-то новое? – спокойно и нетребовательно спросил Кирилл.

– Конечно!

Нетерпеливый стук в дверь воспламенил души матери и детей:

– Папа наш вернулся!

Щёки Светланы Матвеевны залились краской. Она резво отложила нож, смазанный маслом, и едва не пролила на себя варенье, вставая со стула; её рука пробежала по волосам – женщина в смятении поправила причёску и бросилась к двери встречать мужа.

Ей и её сыновьям стало лучше, пока в коридоре не зазвучало:

– Разрешите?

Странно было видеть вновь офицера НКВД Тимофея Черненко с опущенными вниз глазами и новой ярко выраженной морщиной на щеке. Со времени его недавней встречи с Онисиными, казалось, прошли ровно сутки – и вот теперь он снова на пороге их квартиры.

– Ой, а где Андрей? – растерянно поинтересовалась Светлана Матвеевна.

– Ему ещё нужно какое-то время побыть на допросе, – сказал Черненко, и вдруг на его лице появилась улыбка маньяка.

Онисина попятилась назад, увидев остальных сотрудников НКВД. Не разуваясь, они вошли в квартиру.

– Чем могу помочь? – серьёзно спросила Онисина.

– Помощь ваша не понадобится, Светлана Матвеевна. У меня для вас кое-что есть.

– Что же?

Майор Черненко пальцем подозвал лейтенанта лет двадцати пяти. В руках лейтенанта был документ, который он передал в руки старшему по званию. Тот, будто старый приятель семьи, вложил лист бумаги в ладони хозяйки квартиры.

– Пожалуйста, ознакомьтесь. Здесь всё написано. Если непонятно будет, я разъясню, – неохотно произнёс энкавэдэшник.

Светлана Матвеевна, кажется, перечитывала каждое слово в письме. На последней строчке она остановилась, нахмурившись.

– То есть как освободить квартиру? – напряжение в голосе женщины росло, она нервничала. – Я вовсе не понимаю, правда… А куда мы пойдём?

Черненко пожал плечами:

– Других предписаний у меня для вас, к сожалению, нет.

– Я уверена: это какая-то очередная ошибка. Может, адресом ошиблись? – приглушённым голосом молвила женщина.

– НКВД не ошибается, даю гарантии. Собирайтесь, а мы подождём вас у подъезда.

«Как же ты по ночам спать-то будешь, подлец?» – подумала Светлана Матвеевна и, скрестив руки на груди, взялась за локти.

– Не затягивайте, – бросил майор.

На пару секунд воцарилась тишина. Короткой очередью отряд НКВД начал продвигаться к выходу. К добру ли, к худу ли, но и честолюбивый офицер Черненко уже разворачивался, чтобы уйти, как Георгий – сын-умница Онисиных – стремглав выскочил из-за стола и налетел с кулаками на мужчину. Ударить майора НКВД было той ещё ошибкой Георгия – офицер схватил юношу и ловко, с пугающей скоростью, уложил его на пол. Поступок энкавэдэшника был понятен: никто с Онисиным-младшим не стал бы церемониться.

– Бодрый мальчик. Нам такие нужны, – хмыкнул Черненко, и лицо его напряглось.

– Я тебе не мальчик! Я – сын врага народа! – Георгий выговаривал каждое слово яростно и громко.

– Георгий, прекрати! – еле шевеля губами, проговорила его мать.

– Вот и пойдёшь с нами, сын врага народа, – по-собачьи оскалившись, сказал майор, крепко сжимая Георгия. – А ты собралась и освободила жилплощадь! Живо! – грубо приказал он Онисиной.

– Замолчи! Не смей так разговаривать с моей матерью! – кричал Георгий.

Горячность в голосе сына пугала Светлану Матвеевну.

Не обратив внимания на отчаяние Онисиной, энкавэдэшник наклонился к Георгию, лицо которого приняло то злобное выражение, какое чаще всего можно увидеть у особо опасных преступников или воров-рецидивистов. Наглый юноша нравился Черненко всё меньше и меньше. С внезапным торжеством майор, сутулясь, поднял Георгия и вытащил его из квартиры. Естественно, руки он ему заломил.

Галина Никаноровна, стоя у двери своей квартиры, увидела, как мужчина в форме пару раз смачно ударил парня на лестничной клетке.

– Посадят или – не то хуже – убьют, – решительно прошептала она.

Финальный щелчок дверного замка эхом отбился в подъезде. Для Зуевой всё произошедшее стало ещё одним признаком того, – а признаков становилось всё больше, – что в квартире напротив живёт не просто семья Онисиных, а люди с тёмной политической деятельностью.

Офицер НКВД глазами пробежал по придомовой территории: он с профессиональной бдительностью, тщательно выискивал мелочи, которые могут привлечь его внимание. Георгия пришлось остановить у воронка. Неискушённого и безвинного юношу планировалось заковать в наручники. Несмотря на то, что двор был тихим и пустым, Черненко это не нравилось.

– Надумаешь рыпаться – могу твёрдо обещать, что эту ночь ты проспишь стоя, – предупредил Черненко.

Ответа на угрозу не последовало. Получилось иначе: с размаху, со всей силы, самой острой частью локтя Георгий ударил майора в правый бок. Тело энкавэдэшника поддалось, ослабло. Первой мыслью его было то, что паренёк воспользуется первым и последним шансом сбежать. И Георгий побежал, оглядываясь по сторонам и разразившись слезами. Он не видел стоящего позади майора, который, напрягаясь всем телом, доставал пистолет, чтобы выстрелить бегущему в спину. Онисин ощутил, что внезапно попал в некий мучительный сон, где время, когда отца увезли энкавэдэшники, мать и младшего брата выселяли из квартиры, а его самого едва не застрелили, текло странно и искусственно, и он судорожно пытался проснуться – освободиться из этого ужаса.

Георгий пытался успокоить себя какими-то бессмысленными словами. Наконец всё позади него утихло; он добежал до какого-то многоэтажного дома, скрылся за его углом и задрожал.

Когда он удирал от Черненко, то даже не успел оглянуться назад и не заметил мать и Кирилла, выходящих из подъезда. Но зато он почувствовал, будто кто-то провёл по его сердцу ледяными пальцами – возможно, это был укол совести: по отношению к семье он повёл себя плохо.

– Простите меня, – искренне прошептал он.

Ветер ерошил ему волосы. А быть может, это был вовсе не ветер, а слова майора:

– Позже с ним разберёмся.

Кирилл прижимался к матери. Он казался совсем маленьким.

– Всё взял? – осторожно спросила Светлана Матвеевна у сына.

– Самое необходимое, как ты велела, – спокойно ответил Кирилл. – Мам, я тут подумал… Куда же мы пойдём без папы и Георгия? – последние три слова он проговорил с особой интонацией.

Женщина вздрогнула, как от удара. Ей самой было понятно, что идти-то некуда.

– К папиному другу, он обязательно поможет, – тихо сказала она, хотя на самом деле ей хотелось громко кричать. Но нельзя. Нельзя.

– Да?

Где-то глубоко внутри себя Светлана Матвеевна почувствовала сигнал тревоги. Но всё же с уверенной интонацией ответила сыну:

– Да. Выше нос.

Сама же была вне себя от горя.

Энкавэдэшники уже умчались на своём воронке, издающем тяжёлые, сердитые звуки. Онисины брели-шлёпали по извилистым, подобным лабиринту улицам, ощущая страх и дурноту. На пару минут воцарилось молчание. Кирилл всё ещё шёл под рукой матери, но порой замедлял шаги и оглядывался.

Они пешком добирались к Владимиру Глебовичу Василевскому, другу Андрея Сергеевича. Кирилл уже перестал ориентироваться в домах, дворах, районах: с матерью он сворачивал сначала в один квартал, потом они ныряли в другой.

Сердце мальчишки прыгало мячиком, во рту словно застрял ком, под ребром кололо.

Кто-то позади хрипловато и несмело крикнул:

– Мама!

Обладателем голоса был Георгий. Всё это время он шёл за ними: то крался, как тигр, то стремительно влетал за угол, оказывался в тупике, находился на непонятных улицах… Дышал юноша со свистом, а сердце билось быстро-быстро, словно у кролика.

На Георгия нахлынула волна любви: вначале он крепко и по-мужски обнял брата, затем обнял и поцеловал мать в щёку, зная, что она сейчас злится на него.

– Храбрец… Сколько раз говорила тебе не лезть на рожон!

Кирилл кивнул в такт словам матери, затем зачарованно спросил у старшего брата:

– Ты их всех победил, правда?

– Нет. К сожалению, не победил. Я убежал.

Светлана Матвеевна испустила глубокий вздох смирения, присущий любящему родителю.

– Куда вы идёте? – поинтересовался Георгий.

– К дяде Володе, – угрюмо сказал Кирилл.

– Мы рассчитываем на его помощь, – измученно добавила Светлана Матвеевна.

Неясность и неопределённость застали семью Онисиных врасплох. Остальную часть пути к Владимиру Глебовичу они преодолевали молча, смотря под ноги. У подъезда, казалось, общий страх Онисиных понемногу стал проходить: благо в окне квартиры цокольного этажа сквозь прозрачную занавеску пробивался свет. А это значило, что Василевский был дома.

– Всё нормально, мам? – Георгий положил руку на плечо матери.

– Конечно.

Все трое нырнули в подъезд и подошли к нужной двери. Указательный палец Светланы Матвеевны ненадолго завис в воздухе, затем прильнул к звонку. Трудно сказать, сколько раз она звонила. По крайней мере, раз пять точно. А может, и десять. Сердце женщины билось ровными толчками. Что касается Георгия, то в его голове крутилась одна и та же мысль: «Он ведь дома. Почему тогда не открывает?»

– Мам, пойдём, – наконец сказал Георгий раздражённо. – Он всё равно не откроет. Чего стоять?

Светлана Матвеевна отёрла глаза, наполненные слезами:

– Люды нет, она на работе. Но Володя же дома, я знаю. Он всегда в обеденное время приходит с работы.

– Может, он не слышит? – отозвался Кирилл.

На холодной бетонной лестничной клетке Онисины продолжали надеяться, рассуждать и жать на звонок.

Владимир Глебович на цыпочках подошёл к входной двери и осторожно спросил:

– Кто там?

– Володя, это я, Света Онисина. У меня дело срочное к тебе. Открой, пожалуйста! – сказала женщина. Она заставляла себя говорить это лёгким, спокойным тоном.

Хозяин квартиры взглянул в глазок. Немного подумав, спросил:

– Ты зачем сюда пришла?

Глотнув воздуха, Светлана Матвеевна залепетала:

– Володя, мне детей не с кем оставить, а я на работу спешу. А Андрея вчера… Ну, ты, наверное, уже в курсе…

– В курсе! И дверь не открою! – грубо ответил тот.

Светлана Матвеевна растерянно добавила:

– Нам некуда идти, Володя.

– А я тут при чём? Идите отсюда подобру-поздорову, не то милицию вызову! – решительно заявил мужчина.

Слёзы из глаз женщины потекли по щекам тонкими ровными линиями. Она поняла, что в этой жизни она теперь должна рассчитывать только на саму себя. Ей ничего не оставалось, как зашагать со своими детьми вниз по ступенькам.

Георгию и Кириллу стало немного полегче, когда они приблизились к гостинице. Пока они сидели в холле и ели мороженое, их мать направилась к стойке регистрации, одновременно пытаясь уловить мысли и настроение работницы, которая в это время смеялась, болтая по телефону. На минуту девушка отвлеклась от разговора и покосилась на Светлану Матвеевну, осторожно сказав:

– Мест нет.

Светлана Матвеевна немного поколебалась:

– Ольга… вы же родственница Галины Никаноровны… я вас узнала. Я её соседка. Вы меня не помните?

Всё это время девушка-администратор продолжала разговаривать по телефону, параллельно недовольно перебрасываясь словами с Онисиной.

– Всего на одну ночь. У меня дети.

– Я это понимаю, женщина. Но у нас нет мест, – быстро отвечала она.

– В самом деле? Ведь вы даже не посмотрели.

Администратор нахмурилась:

– Вы думаете, я не знаю, есть в гостинице места или нет?

Светлана Матвеевна уставилась в кафельный пол вестибюля. «И сюда слухи добрались», – подумала она.

– А резерв? Он же всегда есть. Посмотрите.

Мучительный взгляд Светланы Матвеевны снова пал на девушку и стал более пристальным.

Администратор прикрыла рукой телефонную трубку и, посмотрев на посетительницу с сомнением, длинно вздохнула:

– Уважаемая, это не бюро добрых услуг. Не мешайте мне работать.

Светлана Матвеевна достала кошелёк, не зная, получится у неё что-то или нет. Раньше она никогда так не делала, но бо́льшую часть денег всё же вытащила: вдруг что-то из этого выйдет?

– Вот, возьмите, пожалуйста. Если не хватает – добавлю, сколько скажете.

Увидев деньги, администратор напрягла глаза, нахмурила брови, хмыкнула и повернулась к женщине спиной. Светлана Матвеевна будто провалилась в какую-то глубокую дыру. В висках стучало. Видели ли её сыновья? Конечно, они видели. Они взглядами словно изучали её, держащую эти деньги в руке. Георгию вообще очень хотелось крикнуть матери, чтобы она оставила в покое ту неприятную, бесчеловечную девушку, что нельзя так перед той унижаться. Но мать уже это сделала, вновь и вновь повторяя что-то невнятное.

День шёл на убыль, близился к сине-чёрному вечеру. Светлану Матвеевну била дрожь, и она не могла с ней справиться. Деньги она убрала назад в кошелёк и с тусклым видом направилась к детям.

– Мама, куда дальше пойдём? – медленно проговорил Кирилл.

Георгий с матерью переглянулись и чуть занервничали.

Голос Светланы Матвеевны сломался, но глаза оставались сухими и бесстрастными – ничто не даст ей уйти камнем под воду. Сложная, отчаянная жизненная ситуация заставила их троих сплотиться в крепкую семейную ячейку: они есть друг у друга, и они стали ещё сильнее, чем были раньше, несмотря на дико щемящую боль в груди.

Погода стояла по-прежнему прохладная, но без дождя. Светлана Матвеевна бродила с детьми по ночному городу в надежде отыскать хоть какое-то местечко, где они смогут скоротать время и не попасть в беду. Георгий тихо насвистывал какую-то мелодию сквозь зубы; Кирилл, перебирая ногами, хмурился и морщился от усталости:

– Мам, я больше не могу идти…

– Сейчас что-нибудь придумаем, зайчик. Потерпи немного. Георгий, – обратилась она к старшему сыну, – понеси Кирилла.

Они остановились. Тут же, не задумываясь, Георгий протянул матери дорожную сумку, а сам подхватил брата на руки. Фонари освещали дорогу, вырывали из темноты десятки небольших домов. Где-то вдалеке в каком-то доме слабо светилось окно.

– В том доме ещё горит свет. Постучим? Может, нам откроют?

– Сомневаюсь, мам. В этом городе нас к себе никто не впустит.

– Авось повезёт.

Дом оказался огромным, чем сильно отличался от других, расположенных на той же улице. Через калитку Онисины особо ничего не увидели, хоть мозоль на глазу набей. Зато услышали слабое потрескивание, которое ежесекундно усиливалось: к забору неслась собака, и её лай придал Георгию неприятной бодрости:

– Мам, не звони. Это плохая идея.

– Собаки испугался? Ну что ты как маленький!

Кирилл простодушно взглянул на брата и признался ему, что очень устал и что его ноги сильно болят.

– Можно мне поспать?

– Угу.

Кирилл обнял брата, устало положил голову на его плечо и зажмурил сонные глаза, лишь приоткрывая их время от времени.

Светлана Матвеевна, как казалось её старшему сыну, бесцельно давила на звонок и теребила калитку в заборе.

Полная женщина лет сорока пяти, кутаясь в махровый халат, топала к ним по извилистой чёрной тропинке. Открыть дверь незнакомцам даже не попробовала, да и ей не хотелось. Нагоняй им не устроила, лишь недовольно спросила:

– Вам чего надо?

Левая рука Светланы Матвеевны нырнула в сумочку и достала оттуда деньги:

– Простите, нам негде переночевать… В гостинице мест не оказалось… Вы не пустите нас хотя бы на одну ночь?

Женщина взглядом следила за тем, как Светлана Матвеевна сжимает в руке купюры.

– Дети ваши?

– Мои. Младший уже засыпает. Мы много места не займём.

Разгорающееся любопытство побудило хозяйку дома взглянуть на золотые серёжки Светланы Матвеевны, и та вполне поняла, что от неё требуется. Не отрывая зачарованных глаз от поблёскивающих украшений, женщина подошла к Онисиным ближе, брезгливо приняла оплату за ночлег и добавила:

– Этого мало. Серёжки тоже снимай.

Оцепеневший Георгий был на грани паники: если сейчас эта женщина не откроет дверь калитки, останутся они на улице без денег и без материного золота. И что тогда?

Светлана Матвеевна поспешно сняла серьги с ушей и в раскрытой ладони просунула их сквозь штакетины забора.

– Входите.

Когда хозяйка дома одной рукой открыла калитку, свет на её лицо упал так, что Георгию показалось, будто перед ним страшная змея: жирная, извивающаяся, противная, с жёсткими чёрными сальными волосами. Войдя в ограду, они поняли, что ведут их не в дом, а на задний двор, заросший сухой травой, а манящее крыльцо вдруг показалось таким далёким и недостижимым…

– Идите-идите, – женщина бешено махала руками в сторону накренившейся, утлой постройки.

Сонный Кирилл прижимался к шее брата, и его маленькое расслабленное тело казалось тяжелее, чем есть на самом деле. Ноги Георгия дрожали от напряжения, голова сильно болела. Вздохнув, Онисины остановились у деревянной постройки.

– Спать будете в амбаре, – скомандовала женщина. Ей пришлось приложить усилия, чтобы сохранять более-менее приятный тон голоса.

В голове Георгия пронеслась мысль: «Смотря правде в глаза, нужно признать, что некоторые свиньи ночуют в лучших условиях».

– Спасибо вам большое, – с недоумевающей и болезненной улыбкой произнесла Светлана Матвеевна.

Георгий поначалу даже отпрянул от увиденного, затем с отвращением осмотрел амбар и спросил без шуток:

– Так, а где же здесь спать?

– Спальных мест нет, – констатировала хозяйка, расхаживая по амбару. – Можете что-то подвинуть. Я разрешаю.

– Спасибо…

Пребывая в самом скверном расположении духа, женщина, вертя в пальцах серьги Светланы Матвеевны, с недоверием заявила:

– Выносить ничего нельзя.

В общем-то, из амбара нечего было выносить. Там хранилось какое-то барахло, да и только.

Георгий с нахлынувшей на него волной отвращения задал вопрос:

– Вода у вас есть?

– Не-а. Воды нет. Не шуметь. Все спят.

Сунув руки в карманы халата, хозяйка вышла наружу, прошла по дорожке и нырнула в дом. Онисины остались в амбаре одни. Он казался им свинцово-серым. За то время, которое они осматривались здесь, уже несколько раз успела поскрестись мышь. Ничего удивительного, ведь всё было покрыто плесенью и пылью. Светлана Матвеевна плотно закрыла дверь.

На глаза Георгию попались ветхие коробки и отсыревшие мешки – он сносил их по одному к матери, затем возвращался обратно к хламу. Кирилл спал комочком на старых газетах.

Тяжело дыша, Георгий опустился на полуразваленную табуретку. И хуже всего было то, что он только прикрыл глаза, как тут же сидя уснул.

На часах было десять.

В голове Светланы Матвеевны – она лежала лицом к стене – студёные мысли мчались по замкнутому кругу со скоростью белки в колесе: выселение из квартиры сильно огорчило её; ей, разбитой женщине, теперь нельзя было знать наверняка, что ждёт её детей завтра. Женщина ещё пару часов вглядывалась в темноту отвратительного амбара, но наконец заснула.

Рано, в восемь с небольшим утра, в кабинете работников НКВД произошёл разговор. Майор Черненко закрыл на минуту глаза и втянул сухими губами глоток чая.

Лейтенант Каменев обратился к Черненко:

– Тимофей Афанасьевич?

– Валяй.

Лейтенант позволил себе роскошь отвлечься от заполнения отчётов. Он немного помолчал (видимо, готовился сострить), а потом спросил:

– В цирк со своей завтра не хотите сходить? Сам не могу.

– А? – быстро переспросил Черненко, отрывая верхнюю губу от ободка кружки. – Почему?

– Тёща завтра приезжает, цирк дома будет.

И лейтенант Каменев издал приглушённый звук, означающий смех.

– Слушай, я не умею отдыхать, честное слово, – отстранённо выговорил Черненко.

Он казался невыспавшимся и чем-то удручённым.

Стоя у окна, Тимофей Афанасьевич бледно и глубокомысленно заулыбался. Напрягая глаза, разглядел Онисину, спешащую к зданию комиссариата. Сделал длинный вдох, краткую паузу и выдох усталости. В последнее время он стал раздражаться по пустякам. По привычке пальцами побарабанил по подоконнику.

В кабинете гуляли холодные сквозняки. Каменев достал из верхнего ящика два билета и небрежно положил на угол стола.

– Места хорошие. Берите, Тимофей Афанасьевич.

– Ладно, возьму. Твоя взяла. Звери будут?