2. Монстры больше не прячутся под кроватью

Mundus vult decipi, ergo decipiatur[(лат.) Мир желает быть обманутым, пусть же он будет обманут]

Капли воды медленно стекали по прозябшей коже. Джейн не понимала: это ее морозит или вода из крана действительно ледяная. Выйдя из душа, девушка замоталась в серое махрово полотенце и скорее сунула ноги в кроссовки – тапочки размещение в клинике не предусматривало. Она подошла к окну и всмотрелась в бесцветное небо, уставшее после проливного дождя. Казалось, что вообще весь мир потерял краски, будто на острове действовали совершенно иные законы природы, а пациентов лишили даже права на закаты и рассветы.

Деревья постепенно скидывали подгнившие после знойного лета листья, обнажая ветки, походившие на запутанную сеть сухожилий. Осень постепенно вступала в вои права и вытягивала все тепло и цвета, окрашивая весь мир в коричнево-желтый. Даже в сверкающих в свете прожекторов лужах отражался этот ржавый цвет.

Джейн поспешила отвернуться: такой пейзаж ее всегда удручал. Нет, дело было вовсе не в том, что она не любила осень. Ей претили переходные пункты. Сентябрь – мост между летом и осенью. Неопределенный, непонятный и чужой. Сентябрь в ее голове ассоциировался с вокзалами, аэропортами, автобусными остановками, средой и вечером перед днем рождения. Времени будто не существует, а сердце живет либо ностальгическими воспоминаниями, либо утопическими мечтами. Вот какой был каждый из двадцати восьми сентябрей, что Джейн довелось пережить.

До десяти часов вечера оставалось совсем мало времени, а нарушать один из двух установленных запретов в первый же день не хотелось. Телефон слабо завибрировал от уведомления, сообщая хозяйке, что сегодня она так и не смогла достигнуть нужного уровня активности. Опять. Она провела пальцем по холодному экрану, стараясь не смотреть в свое отражение: ей был противен этот вид уставшей женщины, в какой-то момент ставшей незнакомкой, преследовавшей ее в каждом зеркале. Сети не было. Джейн нахмурилась и перезагрузила настройки связи, но тщетно. Будто насмешкой вверху экрана мигали три точки. Многоточие, что должно означать недосказанность, оказалось вполне очевидным окончанием.

Стук в дверь. Уверенный, нетерпеливый. Так мог только ее бесцеремонный коллега. Его сложно было назвать приятным человеком, да и он был не из тех, кто стремился получить одобрение, однако Джейн привыкла. Привыкла к Роберту Палмеру также, как привыкала ко всему в этой жизни: горький кофе, неоплачиваемые переработки, маслины в сэндвичах и неподъемные коммунальные счета. Все это Рид приняла, решив, что бороться с неизбежным у нее нет сил.

Это было просто: считать такие вещи неизбежными. Смириться и оставить себя для чего-то большего. Посвятить все жизненные силы тем целям, которыми Джейн так горела еще в университете, тем целям, что вмещались в одно емкое, но громкое слово «правосудие». Именно оно не раз разочаровывало, будто пытаясь сбить ее с ног, заставить послушно закрыть глаза и уши, как делает большая часть коллег. Как делает Роберт Палмер.

Сначала Джейн осуждала их, считала приспешниками зла, той самой прогнившей частью разросшегося государственного механизма, что превратила судебную систему в место торгов: «заключи сделку с правосудием и получи несколько лет жизни на свободе». Потом она поняла, что дело не в том, что остальные детективы сдались – они устали. Устали бороться с ветряными мельницами и ощущать мерзкое, вязкое бессилие, проигрывая раз за разом. Сложно бороться, когда знаешь исход. Сложно найти силы встать, когда знаешь, что будешь падать раз за разом.

– Переодеваюсь! – устало отозвалась Джейн, натягивая шерстяной свитер и старые джинсы на еще влажную кожу.

Судя по глухому звуку, Роберт решил прислониться плечом о дверь, будто осуждающий надзиратель, считающий секунды до исполнения приказа. Наконец Джейн обулась и распахнула дверь. Мужчина недовольно взглянул на время и покачал головой, однако решил воздержаться от пассивно-агрессивных комментариев.

Рид могла бы возмутиться, что имеет право на личное время, однако прекрасно понимала, что добровольно отказалась от этой привилегии, когда получила удостоверение сотрудника полиции. Хобби и семейные вечера стали непозволительной роскошью, ценность которой Джейн поняла лишь тогда, когда потеряла. Роберта такие вопросы не волновали по одной простой причине: он не знал, что делать с выходными, отпусками и поздними вечерами после смены. У него не было ни близких, ни занятий, которым он был бы готов посвятить хотя бы час своего времени. Палмер женился на работе, но едва ли мог назвать ее своим призванием. Идеологии в нем не осталось, любви тоже. Был лишь долг. И амбиции.

Роберт дал себе обещание, что когда-нибудь дослужиться до звания капитана. Когда-нибудь он будет руководить своим участком. Он уже давно и забыл, почему поставил себе такую цель, из памяти стерлись причины, однако он помнил одну совершенно ясную мысль: когда ему удастся воплотить в жизнь свои планы, он станет наконец счастлив. Его жизнь станет спокойной и удовлетворительной, а одно это стоит и тяжкого пути, и долгих лет метаний.

Порой Роберту казалось, что он обманывает себя. Обманывает себя в том, что сумеет достичь такой вершины или в том, что одно простое достижение может быть формулой счастья, над которой много веков корпел не один философ. Быть может счастье действительно заключается в самом стремлении к счастью? Быть может, он, как и миллиарды людей, вынужден все отведенные дни провести в безумной гонке на месте?

– Где его убили? – устало спросила Джейн, оглядывая коридор, будто за углом могли притаиться лишние слушатели.

– Во внутреннем дворике, – ответил Роберт, все еще погруженный в размышления, которые так навязчиво навевало это место. – Среди дел не было заключения их местных криминалистов или фотографий?

– Нет. Мне отдали только личные дела. Я думаю, нам стоит запросить заключения завтра днем. Мы ведь все равно будем выстраивать план допросов. Уверена, что нам придется согласовывать и время, и длительность, и очередность.

– Не напоминай про допросы, – пробормотал он.

Детективы дошли до двери с очередным электронным замком. Роберт тяжело вздохнул и сжал губы.

– Надо запросить временные пропуски, иначе мы тут застрянем, – вздохнула она, озираясь по сторонам в поисках медсестры.

– Доктор Берн довольно четко дал нам понять, что без его ведома мы никуда в этой клинике и ступить не можем, – скривился детектив. – Вход в помещение только с помощью других. Было бы у него желание сотрудничать, выдал бы нам карточки сразу, – он красноречиво взглянул на напарницу.

– Отлично, тогда предлагаю на сегодня завершить наш вечер и пойти поспать, – зевнула девушка, устало потирая запястье.

– Пойдем на пост охранника, у него был пейджер, пусть вызывает медсестер для сопровождения, – отрезал Роберт. – Чем быстрее мы со всем справимся, тем скорее окажемся подальше от этого места.

Джейн была вынуждена согласиться, и детективы направились к главному холлу, дверь в который открывалась изнутри без ключа. Охранник, лениво развалившийся в кресле, пил кофе и достаточно увлеченно смотрел видео с телефона.

– Добрый вечер, – улыбнулась девушка, скользнув взглядом по бейджику сотрудника. – Мистер Блейк, не подскажете, где мы можем найти сотрудника, который проводит нас во внутренний двор?

– Уже девять вечера, – приподнял брови он. – Почти все разошлись, в корпусе остались только дежурные.

– Тогда не могли бы вы открыть нам внутренний двор?

– Ага. Покинуть пост в вечернее время и получить двойной штраф, – закивал мужчина, тихо смеясь себе под нос. – Я вызову кого-то из дежурных, можете их допытывать.

Роберт отвернулся, чтобы охранник не увидел на его лице смесь раздражения и презрения. Детектив отлично знал, что это не те эмоции, которые стоит демонстрировать человеку, от которого может понадобиться помощь. Недальновидность была бы плохой чертой для детектива. Поэтому Роберт ничего не сказал, лишь облокотился о стойку и весьма красноречиво взглянул на напарницу.

***

Внутренний двор можно было назвать симпатичным, если забыть, что находилось за тяжелой железной дверью. В свете прожекторов длинные тени полуобнаженных деревьев выглядели зловещими: они тянули свои ветки, будто желая схватить и утащить в лес добычу. Роберт достал пачку сигарет и закурил, игнорируя неодобрительный взгляд суровой медсестры, не проронившей ни слова с момента встречи в холле. Джейн на секунду замерла, завороженная пейзажем, который сложно было назвать красивым в классическом понимании этого слова. Открывавшийся с заднего дворика вид был прекрасен в своей уродливости. Из-за забора выглядывали верхушки острых скал, походивших на кривые зубы гигантского чудовища, разинувшего пасть в стремлении проглотить целый океан. Верхушки сосен и елей мерно качались, вторя слабым порывам океанского бриза. Шумящие вдали волны не было видно: их накрыл пеленой плотный молочный туман. Джейн выдохнула и моргнула, стараясь прийти в себя от внезапного приступа созерцания. Девушка прекрасно знала, что сейчас у нее есть дела гораздо важнее.

– Сюда, – махнул рукой Роберт, медленно направляясь к небольшому тупиковому проулку, утонувшему в темноте.

Джейн поспешила за напарником, стараясь не вглядываться в тьму. Этот позорный детский страх мрачной неизвестности преследовал Рид до сих пор, заставляя включать лампу перед отходом ко сну.

– Здесь нашли его тело? – осведомился детектив, указывая на заасфальтированную поверхность, будто позабывшую недавний вкус крови.

– Да, – коротко бросила медсестра, скрещивая руки на груди.

– А ведь камера здесь есть, – отметил Роберт, затушив сигарету о стену. – А записей нет. Весьма удобно.

– Некоторые камеры вышли из строя после скачка электричества, – ответила женщина. Это была самая длинная фраза, сказанная ей, с момента встречи.

Джейн взглянула на сопровождающую. Ее силуэт, казалось, светился в кромешной темноте. Медсестра больше походила на одну из статуй: безмолвная и холодная.

– Давно это произошло?

Роберт достал из заднего кармана телефон и незаметно включил диктофон. Напарница, увидев это, коротко кивнула и выдохнула.

– Свет постоянно отключают. Заметили неполадку недавно.

– Безусловно, – еле слышно пробормотал детектив. – Насколько недавно? – сощурился он.

– Когда собирали записи с камер, насколько мне известно, – нехотя ответила медсестра, отворачиваясь.

Женщина явно не была настроена вести диалог. Сложно было понять, дело в ее характере, прямом указании руководства или вынужденной привычке не общаться с посторонними. Может быть, за время работы она настолько привыкла к изоляции, что стала воспринимать остальных как чужаков, с которыми тяжело найти общий язык или интересующие темы. Все же длительное обособленное проживание не могло не сказаться на характере человека, а наличие вокруг сотни пациентов лишь усугубляло сложившееся положение.

Джейн прищурилась, шагая в голодную темноту, проглотившую добрую часть тупика. Достав из кармана телефон, детектив посветила на неровную часть стены, где проглядывалась дверь.

– Это что за помещение? – спросила девушка.

– Подсобное, – быстро бросила медсестра. – Там хранятся инструменты садовника и предметы интерьера для двора.

– У вас есть с собой ключи? – поинтересовался Роберт, подходя ближе к напарнице.

– Нет. Они есть только у работника и доктора Берна. Они оба уже не в корпусе.

Роберт и Джейн переглянулись, уловив легкую тревогу в деланно равнодушном тоне женщины. Девушка покачала головой, прекрасно понимая, что намеревается сделать ее напарник.

– Что значит «не в корпусе»? – спросил он, приподнимая брови.