Я много больше, чем мне кажется…
Расшифровка голосового сообщения от **.**.21:
«Здравствуй, внученька, здравствуй, Аннушка. Видишь, освоила я твой телеграм и записываю тебе голосом важное. Тебе, ибо ты из наших, из проснувшихся, хоть и не до конца еще понимаешь. Но скоро примешь, осознаешь в полной мере и поймешь, что делать дальше.
На рассвете я умру. Сто пятьдесят восьмой раз умру. Но этот раз последний.
Откуда знаю? О, если прожить на земле сто пятьдесят восемь жизней, семь тысяч девятьсот лет в общей сложности, то многое дано знать. И даже рассказать позволено. Не все, конечно, и не всем. Но они позаботятся, чтобы этот текст попал лишь к тем, кому можно.
Я прожила сто пятьдесят восемь земных жизней. Так много мне понадобилось, чтобы собрать все артефакты игры, что зовется Сансара. На рассвете я выхожу из нее окончательно и займу место среди Хранителей. Но сегодня я еще успеваю рассказать о том, что такое жизнь.
Каждая жизнь – это шанс найти нужный опыт, добыть один, а то и два-три артефакта. Хотя бывает, что ни одного не достать. Свои первые семь жизней я прожила бесцельно. Училась ориентироваться в игре, видеть знаки, слышать хранителя. Потом пошло быстрее. Чем больше артефактов я собирала, тем проще было двигаться дальше: вселенская любовь, умение отстаивать себя, эмпатия к миру, всепрощение, меч воина, свиток знаний… Когда достала звезду интуита… В свое сто тридцать второе пришествие я, наконец, ее добыла, мне стало много легче.
Правда, сильная интуиция накладывает и некоторые обязательства. Меня начали привлекать в качестве проводника жизнь через жизнь. То гадалкой, то священником, то шаманом рождалась. Приходилось вникать в чужие миссии, что сбивало со своего пути. И ведь нельзя отказаться от дара, иначе потеряешь и начинай все сначала. Но мне нравилось. В эти жизни я уже догадывалась… что мир много больше, чем то, что видно глазам. И больше, чем то, что слышно ушам. Что я – много больше, чем мне кажется.
Сейчас я не просто догадываюсь – я знаю.
Нет-нет, не думай, это не бредни выжившей из ума старухи, как говорит твоя мама. Я знаю. Я… Знаю… Они не верят, потому что им еще рано. Они думают, что я сошла с ума. Они еще в самом начале. А ты нет. Ты почти готова к осознанию.
Знаешь, что будет после? Потом, когда наступит рассвет? Я уйду в мир по ту сторону туннеля. И мой Гардиан встретит меня… Он вел меня сто пятьдесят восемь жизней. Он лучший мой друг. Я тоже стану Хранителем. Вот мой выбор.
Да-да, у нас всегда есть выбор. У нас, у тех, кто по ту сторону, с полным набором артефактов. Это вы пока еще играете по жестким правилам Сансары, а у них… у нас… есть выбор.
Я могу, например, стать земным духом, жить у скалы или озера, пугать случайных путников, исполнять желания. Через годы люди заметят, место станет почитаемым, потянутся ищущие. А я буду раздавать им энергию космоса и направлять.
Могу стать хранителем рода. Сводить родственные души, возвращать в семью потерявшихся, объединять людей с похожими задачами. Вместе ведь легче справиться – опыт предков помогает. Правда, вы считаете, что дело в родовых проклятиях или программах. Но это не так. Просто они объединяют игроков с одинаковыми миссиями в один родовой клан, оттого и кажется, что судьбы схожи.
Можно стать блюстителем кармы или святым… Но мне нравится роль Хранителя, наставника. Я стану Гардианом и, кто знает, может быть, поведу незримо уже твоих детей…
… Идет кто-то. За мной? Нет, в соседнюю палату. Медсестра с порцией утренних уколов. Значит, до рассвета остались секунды…
Тебе подскажут, что делать с этим посланием.
Встретимся с тобою по ту сторону. Прощай, внученька…
(Невоспроизводимые шумы и шорохи, звук сирены.)
Доктора по… сро… нет пульса… выключи…»
Для чего мне все это?
Дождь. Мелкий, холодный, безрадостный. Совсем не тот дождь, что в детстве – когда босиком по лужам, когда мокрая до трусов, но счастливая. Просто. Мерзкий. Дождь.
Ирина с ненавистью посмотрела на сломанную спицу зонта. Из-за нее зонтик выглядит, как старый пес с опущенным ухом. Покупка нового ей не светит. Походит пока с таким, черт с ним.
– Такси надо? – рядом притормозил беленький POLO, совсем как у Лешки.
– Нет, – буркнула Ира.
До дома два квартала. Рядом – добежит, не раскиснет. Но внутри заскребла мышью старая обида: Лешка машину-то купил… на семейные деньги, да только под свои нужды. Ни на работу, ни с работы не заберет ее. Вот и сейчас: робко попросила его приехать, раз дождь, но ему не до нее. Обещал коллеге помочь. Коллега-то, конечно, важный человек… А она?
Ирина шла по лужам, опустив зонт до самой макушки. На работе сплошной день сурка. У кого повышение, у кого интересный проект. У нее же самая нудная работа в мире. Всех проблемных клиентов ей поскидывали. Сегодня Оля ушла в другой отдел, передав свои висяки Ире. Надо было отказаться, конечно. Можно было, наверное…
Недовольство собой, мужем, коллегами лилось через край переполненного сосуда ее терпения.
«Ну что? Что я делаю не так? Почему? За что? Для чего мне все это? Я ведь хорошая… Не плохая точно. Я ведь все для них. Для него. Для детей…»
Ира смахнула слезу и, двигаясь на автомате по знакомой дороге, ступила на зебру пешеходного перехода, не поднимая ни зонта, ни взгляда.
Визг, скрежет, крик. Даже не поняла, что случилось. Просто зажмурилась, а открыла глаза уже в другом месте.
Вокруг была темень, но не кромешная. Пространство шевелилось, искрилось, вибрировало. Ирину как будто несло потоком воды, но было сухо. Даже вымоченные дождем джинсы уже не холодили ноги. Ноги? Ирина направила взгляд вниз: ног нет. Огляделась: тела нет. Прислушалась: ни дыхания, ни сердцебиения. Лишь собственное сознание. И даже закричать нечем.
Поток вдруг остановился, и Ира не услышала, а, скорее, почувствовала некую вибрацию, несущую смысл. И как ни странно, она сразу все поняла. Вот что до нее дошло:
– Стажер, да что ж ты за хранитель! Куда смотрел? Почему она выскочила из тела?
– Эм-м-м… Авария.
– Я знаю, что авария! Как ты допустил? Она еще не выполнила свою задачу! Игра не закончена! Что теперь делать?
– Можем вернуть. Сейчас метнусь, расчищу дорогу для скорой, на соседней улице свободная бригада.
– Есть ли вообще смысл ее возвращать? Ее задача – научиться любить себя, отстаивать себя, стать цельной и самодостаточной. Для этого ей в программу включены люди-провокаторы: муж, свекровь, пара друзей-абьюзеров. Но уже тридцать шесть земных лет, а успехов – ноль. Прогибается под всех. Сдается. По плану у нее онкология в сорок лет, если сама не поймет. Но… даже не знаю. Может, перепрограммировать сейчас, раз так вышло? Запустить новый жизненный цикл?
– Подожди, Гардиан, я все устроил. Сейчас будет разряд.
Вспышка. Свет. Вой сирены.
– Еще разряд!
Сознание налилось свинцовой тяжестью и физической болью. Ноги! Что с ногами?
Дышать. Больно. Дышать.
Ирина пришла в себя довольно быстро. Перелом обеих ног. Пять минут клинической смерти. Три недели в больнице. Костыли на ближайшие полгода минимум. Но живая. И… все помнит. Каждую вибрацию тех пяти минут.
Поначалу было страшно: что-то менять, обсуждать случившееся с кем-либо. Она почти уговорила себя, что все ей привиделось. Возвращалась ежеминутно мыслями в тот подслушанный диалог о предназначении и продолжила жить прежнюю, скучную, никчемную жизнь. Но однажды Леша вновь отказался забрать ее с работы:
– Ты же уже почти не хромаешь? Тебе расхаживаться надо. Дойдешь сама, окей? А то мы с мужиками на партию в бильярд договорились, пара на пару играем. Не приду вовремя – подведу всех.
– Хорошо, – ответила Ирина и положила трубку. – Все хорошо.
Ира вызвала такси, добравшись до дома, достала из кубышки (копили с Лешей на резиновую лодку) всю наличку. И пошла… расхаживаться. В торговый центр рядом. Потом пошла в кафе-мороженное и в кино. И хохотала от души над новым мультиком Pixar, потом над ним же и ревела. «Душа» – так назывался мультик. Знак для нее – не иначе. А вечером, уложив детей спать, Ира достала ноутбук и вбила в строку поиска: «Как подать на развод в одностороннем порядке».
Год спустя красивая молодая женщина в ярком платье и туфлях-лодочках буквально летела по солнечным улицам города. Она только что выбила на работе новый интереснейший проект, что сулил хороший заработок. Бывший муж перекинул алименты на детей и еще чуть-чуть сверху. Бывшая свекровь умолила отдать ей детей на выходные. И вот теперь свободная и легкая Ира мчалась на второе свидание к Игорю. В животе щекотало, в душе расцветало счастье.
Следом за ней, шаг в шаг, шел неприметный человек. Они остановились на светофоре перед зеброй, когда их догнал третий незнакомец.
– Стажер? – позвал он.
– О, Гардиан, что ты здесь делаешь?
– Любуюсь на твою работу.
Стажер расплылся в улыбке.
– Но есть одно но, – стажер приподнял бровь, Гардиан продолжил. – Ты мухлевал. Она все слышала. Думал, я не знаю?
Стажер побледнел и сник. В этот момент включился зеленый, и Ира вступила на пешеходный переход.
– Ирина! – Громко окликнул ее незнакомец. – Попытка не засчитана! Нехорошо подслушивать.
– Что? – остановилась Ира и оглянулась на смутно знакомый голос.
– Гейм овер!
Визг, скрежет, крики. И даже не поняла, что случилось.
Пока народ собирался над бездыханным телом красивой женщины, двое прохожих медленно растворились в воздухе.
– Пойми, друг, земным воплощениям нельзя знать свое предназначение наверняка. Они должны сами его найти. В этом смысл игры. Используй знаки, проводников, в конце концов. Но никакой прямой связи. Договорились? А сейчас перезагрузи Сансару, у нее начинается новая жизнь.
Я верю, что кошки – сошедшие на землю духи. По-моему, они способны ходить по облаку, не проваливаясь.
Жюль Верн
Темно. Светло. Темно. Светло. Темно… Она открыла глаза окончательно, впустив солнечный свет в свою жизнь. Странно. Она точно помнила, что умерла. Помнила, как ушла в транзитный тоннель, на той стороне ее встретил Гардиан… Тогда почему сейчас она закрывает и открывает глаза? Почему вновь ощущает оковы физического тела и боль? И почему биоскафандр такой тесный?
Мир в перспективе ее взгляда казался опрокинутым на бок, причем это была не больничная палата, в который она умирала, а улица. Прямо перед ее глазами шершавый, ужасно пахучий асфальт упирался в огромных размеров бетонный бордюр, отделяющий проезжую часть от пешеходной. Она попыталась поднять тяжелую голову, оперлась на предплечье, простонала.
– Тихо-тихо, маленькая, сейчас, – услышала она чужой женский голос.
Что-то подхватило ее, завертело… завернуло в мягкое и несносно воняющее духами. Потом звуки машины, снова запахи, много запахов. Наконец-то пахнуло больницей. Ее положили на твердую поверхность, развернули. Боясь взглянуть на этот новый мир, она слушала его с зажмуренными глазами.
– Похоже, машина сбила, на улице нашла, – прозвучал уже знакомый женский голос.
– Сейчас посмотрим, – откликнулся второй. – Лапы целые вроде. Эй, Мурка, посмотри на меня.
Кто-то раздвинул ей веки, и она ослепла на мгновение от яркого света. Нет, это точно не свет в конце тоннеля.
Два гигантских человека склонились над ней и бесцеремонно щупали своими огромными ручищами. Она попыталась возмутиться, но произнести смогла лишь нечленораздельное пш-ш-ш-ш.
– Сердитая такая, – насмешливо произнесла женщина в зеленой врачебной форме и нацепила очки на нос.
И вот тогда она увидела свое отражение в стеклах. Она была кошкой. Блохастой уличной кошкой невразумительного трехцветного окраса: тут белое, там рыжее, здесь коричнево-полосатое. Как? Для чего?
Свою прошлую жизнь она помнила хорошо. Предыдущие помнила тоже, хоть и впечатления о них уже померкли. Помнила Гардиана и мир по ту сторону, в котором она, как вечное духовное создание, должна была выбрать настройки новой Игры. Но о чем они договорились с Гардианом – не имела ни малейшего представления. И… кошка? Вы серьезно?
– Мяу, – жалобно произнесла она, жалея саму себя.
Все-таки физические ограничения даже такого тела – это печально. И уж тем более обидно, когда ты знаешь, как все обстоит на самом деле, а сделать ничего не можешь. Даже под машину не бросишься, чтобы выйти из Игры досрочно. Ведь тогда (она точно знала) будешь возвращаться снова и снова в этот последний самый несчастливый момент, пока сам не изменишь сценарий.
– По ощущениям, с ней все в прядке, реакции в норме, переломов нет. Ну-ка вставай, Мурка, – зеленая женщина подняла ее на ноги… на лапы.
Она неуверенно сделала первый шаг, потом еще пару, села. Ее шатало, она с трудом владела телом, но постепенно разошлась, словно вшитая в биоскафандр кинетическая память включилась. Она крутанулась, переступила с лапы на лапу, махнула хвостом.
– Ну слава Богу, – радостно воскликнула девушка, что принесла ее сюда. – Только что с ней делать теперь? Опять на улицу?
Ветврач пожала плечами.
– Мяу, – пискнула новоиспеченная кошка, заглядывая в глаза людям. Она явственно почувствовала, как причмокнул пустой желудок, под ребрами неприятно заныло. – Мя-а-а-у.
Девушка убрала в сумку свой надушенный шарфик, в котором несла кошку в клинику, аккуратно взяла четырехлапую на руки и вышла в мир за пределами клиники.
– И что мне с тобой делать, а? – бормотала она себе под нос, пока шла. – Квартира у нас съемная, муж… он хороший. Но как я ему скажу? Он обещал хозяйке, что никаких животных, никаких детей. А тут мы… ты. Угораздило тебя под машину попасть аккурат перед моим носом?
Девушка ворчала и тем не менее продолжала идти, прижимая кошь к себе. Так и до дома дошла. Открыла квартирку, опустила кошку на пол.
– Сейчас поищу, что есть поесть… Дождемся мужа, а там решим, что с тобой делать, – сказала она и пошла к холодильнику.
Квартирешка и правда была маленькой – одна комната, совмещенная с кухней, зато окно большое. У стены мягкий диван с тяжелым пледом, книги везде, медали и грамоты. Было в этой квартире что-то знакомое… Хотя она понимала, что никогда здесь не бывала раньше. В своей предыдущей человеческой жизни точно. Однако то ли запах, то ли детали мелкие создавали ощущение чего-то своего… родного.
Она по-хозяйски обошла помещение, пока ей резали кубиками колбасу, потом с ворчанием накинулась на еду. И когда голод был утолен, совсем по-кошачьи, без человеческих заморочек и переживаний о завтрашнем дне, растянулась на диване как заправская домашняя кошка. Почувствовав всю тяжесть дня на загривке, она провалилась в глубокий сон без сновидений.
– Нет, Маш, мы же договаривались, что никаких животных, нас выселят, – услышала она словно издали и резко открыла глаза.
Еще не увидев говорящего, она мгновенно его узнала. По голосу, по запаху, каким-то шестым чувством. Да! Это он! Это Ванечка! Сыночка! Сынуля! Только… он вырос?!
Когда она болела… и умерла, сыну было пятнадцать, но сейчас перед ней стоял взрослый мужчина лет двадцати семи. И это точно он. Он! И… он, выходит женат? А где… отец? А почему? А как?
Пока эти мысли роились в ее кошачьем мозгу, она крутилась вокруг Ванечкиных ног, вставала на задние лапки, тянулась к нему передними, муркала и мурлыкала так, что оба человека уставились на нее с разинутыми ртами.
– Ну… если что… снимем другую квартиру, – произнес наконец Ваня, принимая кошку на руки. – И откуда ты такая взялась, а?
Кошку назвали Мусей, Ваня иногда называл ее в шутку Мамусей, чем вызывал у нее неописуемый восторг. Она его обожала, выказывая свою привязанность громким мурчанием. Невестку, вернее, хозяйку… в общем, жену Вани, Машу, она тоже полюбила. Хорошая девочка, повезло им друг с другом.
О проекте
О подписке