Отзывы на книги автора «Андрей Валентинов»

Тем, кто боится греческой мифологии, сразу скажу, что в этой истории они не будут толпами бегать и путать сюжет. Да и вообще, книгу можно читать, даже не имея понятия кто из них кто. Это скорее альтернативная история, в которую чуть добавили элементов фэнтези.
Главный герой, проведя много лет в дали от родных мест, возвращается домой. Он служил наемником и принял выгодное предложение поработать там, где он родился. Но, как и следовало ожидать, что-то пошло не так.
Наемник из Вавилона становится правителем.
Конечно же, тут не обошлось без интриг, которым несколько десятков лет. Добавит живости истории погони, стычки. Одна из главных линий - противостояние между служителями различных религий.
Но годы службы наемником научили его разбираться в людях. И это сыграло немаловажную роль как в момент "захвата власти", так и в дальнейших интригах, в которые плелись вокруг него.

История, как известно, не имеет сослагательного наклонения - но только до тех пор, пока не попробовать вплести эти "если бы" в ткань уже сбывшегося.

Роман Андрея Валентинова в свежей отечественной традиции относят к жанру криптоистории - "тайной истории", если дословно переводить западный аналог термина secret history; собственно, это литературная территория, смежная с альтернативной историей, только в данном случае внешняя канва исторических событий сохраняется прежней, меняется же их внутренняя структура: автор волен истолковать мотивацию персонажей на свой лад, перевернуть и передернуть факты, если сможет их впоследствии свести к нужному знаменателю, домыслить иные движущие силы, вплоть до вмешательства своенравных богов, имеющих реальную власть над миром и над людьми - и всё это подается именно как художественная трактовка известных событий, а не истина в последней инстанции. Тот же Браун сыграл в свой "Код" с серьезным лицом - и в этом была самая большая его ошибка.
Валентинов в своем "Сером коршуне" рассказывает историю наемника из Вавилона, который волей судьбы - или своей собственной? - оказывается царем на троне в златообильных Микенах. Это история самозванца, рассказанная изнутри, показанная его глазами; фрагмент по-настоящему древней Греции времен микенской цивилизации, когда Греция на фоне хеттского государства казалась крысиной норой, а люди жили совсем не в тех красивых белых полисах, что всплывают в нашей памяти при слове "Греция".
Это небольшое, довольно рассредоточенное государство, не преломленное через призму классической античной культуры, лишенное того романтического налета, к которому мы привыкли в мифах о подвигах богоравного Геракла, и в этом - своеобразное очарование романа. Потому что мифы перестают быть мифами, глянцевыми картинками и гипсовыми головами, и ты вдруг понимаешь очень простую, лежащую на поверхности истину: они тоже жили как обычные люди, и были, собственно, обычными людьми, и иногда об этом бывает полезно вспомнить.
"Серый коршун" местами идет тяжело, утопая в старых, полузабытых названиях, запутывая в своем временном контексте, и сориентироваться бывает достаточно сложно. Согласно некоторым источникам, подвиги богоравного Геракла датируются 1260-ым годом до нашей эры, и, судя по другим упомянутым вскользь событиям, примерно к этому периоду рассказанная на новый лад история и относится. Но это, конечно, бонусная игра для желающих - попробовать локализовать происходящее во времени и реальных исторических вехах и отгадать, с чем именно поиграл автор.
Так, например, Троя здесь - это два города, и один из них был разрушен совсем по иным причинам, чем мы привыкли считать; Ификл, согласно мифологической традиции единоутробный брат Геракла, сам и оказывается Гераклом; боги - они где-то рядом и следят за тобой, не важно, веришь ли ты в них сам; впереди, где-то в отдалении, на последних страницах грохочет неизбежный бронзовый коллапс, который однажды сметет Грецию и погрузит её в темные века.
Но в идейном плане "Коршун", конечно, не об этом, а о поисках себя, о менталитете чужого человека, о том, стоит ли знать ответы на некоторые вопросы (которых, быть может, ты и не задавал); это не только достаточно ладно скроенный приключенческий сюжет, но и игра с читателем на тему вопросов восприятия и веры. Мягко, ненавязчиво у Валентинова проскальзывает подобие концепции "ты получишь то, во что веришь" - что-то промежуточное между идеями Дяченко и Пратчетта, поданное с совершенно иной интонацией, в данном случае разрешенное через столкновение религий в их непосредственном проявлении.
Если еще говорить о романе как целом - то слог достаточно приятный, и если войти в ритм, привыкнуть к богоравным ванактам и перевернутым мифам, то текст чувствуется достаточно атмосферным; рассказ при всей его внутренней напряженности очень размеренный и спокойный, и из-за этого спокойствия предсказуемость большинства поворотов прощается легко - потому что тебе дали время понять, что же случится.
Есть, конечно, и проблемы: при всей откровенной сюжетности "Коршуна", сам сюжет линеен и не цепляет своей остротой, а главный герой, от лица которого и ведется повествование, порой кажется человеком излишне чужеродным в этом мире, снисходительно, можно сказать, чужеродным. Порой - не просто потому что он вырос в иных местах, а словно пробивается в него наш современник со своей скептичностью ума, с его странной инертностью человека (или же самого автора?) конца двадцатого века. И эта неровность местами сильно сбивает текст.
А вот оставшийся стоять вопрос, кто же на самом деле этот самозванный царевич, вопрос, на который всю книгу то и дело предлагались разные ответы - он остается отчасти открытым, и это одно из самых лучших решений, которое могло бы быть.

Я знал, что книга сия не сыщет отклика в моей душе, но в ней не было ничего, что попадало под мои ограничения, чем даровало бы мне право отказаться от чтения.
Однако я считала, что сей опус застопорит меня и сделает жар дедлайна настолько нестерпимым, что лопнут очи. Многие говорят, что речь Валентинова бесспорно вкусна, но я такого не подметила. Читается быстро, ничто не раздражает, но особенного в ней я не узрела. Хоть за это спасибо ибо в противном случае сквозь этот том без повреждений я бы не пролезла по одной причине: я не понимаю о чём глаголят герои. Библейские смысли так же далеки от меня, как и Марс или Юпитер. Ну не въезжаю я в эти ворота, хоть ногами меня пинайте!

– Ну и что? – достаточно невежливо поинтересовался я. – «И ты, Вифлеем, земля Иудина, ничем не меньше воеводств Иудиных…»
– Не богохульствуйте, брат Гильом! – Его Высокопреосвященство вновь скривился, но я видел, что он вполне меня понимает.

А я не понимаю! Я попытался погуглить и напоролся на споры церковных дядь о... Ну о разном. Вы мне хотя бы скажите о чём речь! Нет, кукиш в нос. Первое время я путался в именах собственных: где имеется ввиду название города, где имя, а где название какой-либо организации. В конце так вообще глаза в разные стороны разъехались, как за двумя зайцами, в тщетных попытках понять о каких рядовых персонажах идёт речь и была ли я уже с ними знакома доселе.
В общем персонажи стреляют друг в друга какими-то цитатами, философскими фразами или колкостями, а я, что тот пень срубленный под их задницами, глух и нем.
Многим очень пришлись по душе герои произведения. Прям реально многим. Я же не обнаружила в них ничего сверхъестественного или хоть чего-нибудь эдакого, чтобы и я так могла сказать. Ну герои и герои, чего бубнить-то. Отец Гильом - наученный жизнью товарищ, который не пропадёт в беде. Но меня наповал убило, когда он пошёл к воинственно настроенному сатанисту махать бумажкой с просьбой прекратить побоище. Более того, он считал, что на удачный исход у него было 50 из 100 шансов. Ахаха, сириозли? Он же рыцарь, опытный вояка! Откуда у него такая наивность? Да плевать тот чёрт из табакерки хотел на тебя и на всех вообще вокруг! И дураку сие ясно. Хотя... Гильом почти под самый конец прозрел отчего же у него появилась кой-какая особенность. Ну это смешно, ребят, он же не тупой! Или?..
Ансельм - оч захадачный дерзкий и пылкий итальянец, который в этом супе играет роль чёрного перца. Он вам тут и драму устроит и на мозоль жалости надавит и романтики притащит, приправленной страданиями в духе культовых романов и будет дерзить налево и направо, покалывая всех вокруг и в задницу и в пятку.
Петр почему-то полюбился всем больше остальных. Он - эдакий верзила-нормандец, Тор в ризе, который сделал себе посошок размером со ствол несколько лет росшего дерева и делает из него ветер, махая им над своей головой. Все его бояться, но и любят, потому что он простодушен и любит поговорить со всеми о хозяйстве. Как по мне, так эта книга очень нуждается в аудиоверсии, потому что брат Пётр плохо говорит на латыни. Ему трудно подбирать слова и в вечной спешке он постоянно неверно склоняет их. Отчего все его реплики я читала с интонацией умственно отсталого гринго. Ну простите, мне сложно было перестроить себя со всеми этими "Я ходить искать вы".
Сюжет меня не впечатлил, как и многих других оценивших этот роман. Он банален и классичен. Просто старая добрая "историко-детективная фантазия". Я слишком зажрался уже, чтобы найти в таком для себя нечто притягательное. Под конец меня начинали раздражать персонажи, которые упрямо не хотели ничего говорить и бегали туда-сюда, строя секретные рожи. Тайны раскрываются нам только в конце и если многие авторы дают подсказки в течение повествования, то тут догадки героев упоминались почему-то только в конце, хотя логичней, коли нам бы о них сказали сразу. Но так ведь не интересно, да? Про рояли я говорить не хочу, так как мало в них разбираюсь, поскольку в упор их нигде не замечаю, но ЗДЕСЬ мне они почему-то померещились, что говорит не в пользу развития сюжета. Развязка не показалась мне впечатляющей, однако сам конец, который касался только отца Гильома приятно поразил меня. Это наверное единственное, что всколыхнуло во мне что-то. Ну, может ещё момент про то, что же Ансельм увидел в пещере истины и как это связано с его кровавой тайной.
И я не понимаю почему многие костерят обложку (где монахи и чудище). Нормальная она, не врёт ни о чём.
В общем, это всё было ожидаемо. Спасибо хоть на том, что этот путь не был мучителен, но книга не моя.

Я самым честным образом пыталась понять, что хотят поведать авторы. Но это для моего ума было не доступно. По аннотации рассчитывала на то, что узнаю что-то интересное, загадочное. По факту получилось смешение знаменитых имен.

Франция, начало XIX века. Огюст Шевалье расследует убийство своего друга Эвариста Галуа. И тут всплывают все, кто не лень. Вампиры, оборотни, революционеры, иллюминаты, писатели... Сплошная каша. События переносятся из Франции в Данию, затем в Китай. Со всеми обычаями и событиями того периода. Вот здесь мне было интересно читать про датскую крепость Эльсинор и ее оборону. Увлекло действительно.

Самое плохое, что привыкла читать циклы полностью, когда-нибудь предстоит дочитывать и этот. Но это зависит от игр, в которые ввяжусь. Посмотрим...

Весной 1921 года штабс-капитан Владимир Андреевич Пташников, ветеран Ледового похода и обороны Крыма из некоего Сорокинского отряда, в Галлиополи начинает дневник, он же летопись последнего года Гражданской войны. Начинает с последних часов 1919-го, когда отряд оборонял город (в чем штабс-капитан сильно сомневается) Токмак. И в сущности перестал существовать как боевая единица: в живых остались два офицера и с десяток нижних чинов.

Не обойдется герой без лирических выводов о смысле Белого дела, в целом Гражданской войны и заметок о будущем России. Причем выводов с трех разных позиций: записки убежденного в поражении, а потому меланхоличного Пташникова читают и сразу же комментируют некий генерал, командир Дроздовского отряда (несдавшийся воитель, готовый хоть с чертом лысым побрататься, лишь бы продолжить борьбу), и поручик Усвятский, «картежник и бретер, игрок и дуэлянт», которому хоть война, хоть мир, лишь бы по уставу, да в карты играть не запрещали.

Параллельно повествование Пташникова цепляет и «нравы Голого поля»: дрязги между частями остатков Освободительной армии Юга России в эмиграции, подковерную игру генералов и союзников в Истанбуле и невеселую жизнь эмигрировавшей армии в подвешенном состоянии (посещает, кстати, развалины Трои).

С самого начала книги шибает густым духом «белогвардейщины»: бывший приват-доцент Харьковского университета Пташников, археолог и историк, называет противников не иначе как «краснопузыми», говорит о России дореволюционной с тоской и позволяет себе презрительные фразы вроде «Кто будет копать Херсонес? Ну не товарищи коммунисты же!». Чем несказанно напрягает.

Что из себя представляет рассказчик в самом начале? Немного сноб, немного черносотенец, язвительный офицер, почти отец-командир, классическое образование, идеальное воспитание — вот это все. Говорит он о себе и своей жизни до революции подчеркнуто безлично — мол, все тлен и пепел. И даже о его «личных обстоятельствах» мы узнаем чуть ли не в самом конце книги. Он все об общественном, о том, что «красная чума» сделает с Россией. Иногда складывается ощущение, что он за лесом деревьев не видит — то есть он все про Россию да про Россию (образ что ли?), но совсем не про тех, кто там остался. Но он объясняет свою позицию последовательно, взвешенно — чувствуется, что автором она выведена и принята до последнего знака.

Что первым бросается в глаза при описании Белой армии? Разрозненность отрядов: там головорезы Андрюшки Друго, тут сорокинцы, там дроздовцы — у всех свои привилегии и кодексы чести и про всех сорокинец-рассказчик говорит так, словно они и не одна армия, а так — попутчики. Харизматики на каждом шагу венчаются фигурой главы отряда — некоего Василия Сорокина (опознать фигуру я не смогла, образования не хватает), оды которому воспевает Пташников на каждом шагу.

Где-то в конце второй трети автор отправил героя к Махно, чтобы порешать к взаимному удовольствию кое-какие дела. В этот момент стало уж слишком очевидно, что Валентинов хочет всех и вся показать, а для этого нужно отправить героя по городам и весям: вчера он получал благодарность от Барона, сегодня Махно оценил его по достоинству — а завтра пленный красный комиссар осознает его стойкость?

Параллельно с тяжелой историей кампании лета 20-го в Таврии штабс-капитан рассказывает о великом романе своего сослуживца поручика Усвятского. В этом жюльверновском боевичке бравые белогвардейцы с блеском преодолевают все испытания и побеждают. Как бы намекая нам, что об этой войне кто как хочет, так и напишет.

Что сам Валентинов и делает — дважды. Остается только удивляться тому, какие любопытные мысли вложил историк Андрей Валентинов, дитя победившего советского строя, в уста историка из Российской империи Владимира Пташникова, который с этими самыми Советами боролся. Вот и думай теперь, кто есть кто.

В биографию автора я заглядываю часто уже во время чтения книги. Поэтому заранее я не знала, что это произведение является результатом творчества трех авторов. Знала бы, наверняка не взялась бы читать. Двум авторам, как правило, трудно написать книгу гладко, и даже после корректуры остаются шероховатости и переходы. Это трио решило проблему кардинально: каждый отвечал за свою часть, своих персонажей. Получилось совсем неплохо, такое разделение позволило избежать картонности персонажей и их сюжетных линий. Знать бы, кто еще про кого сочинял... что-то понравилось больше, что-то меньше. Буду выбирать для прочтения их самостоятельные произведения.... вычислять.

Существует город после таинственной катастрофы в секретном институте. Часть жителей погибла, некоторым удалось сбежать из зоны поражения, но большая часть осталась. Старшее поколение еще помнит город ДО, а младшие считают окружающее их нормой. И вот странными путями судьбы этот привычный мир у небольшого количества людей сдвигает свои рамки. Город приоткрывает свои тайны. Город, кстати, с очень интересной инфраструктурой, со своими неповторимыми правилами и обычаями.

Неприкрытый сарказм, тяжелое и красноречивое словцо, высмеивание лихих 90-х, той современности. Сюжет из примитивного боевика трансформируется в невероятные приключения. Серый, неприглядный город затягивает в воронку, постепенно раскрывая свои тайны. Тут тебе и религия рука об руку с шаманством, рай и ад переплетают свои сущности. Часто повествование на грани абсурдности, но авторы умело балансируют.

Приключения, фантастика, детектив, скелеты в шкафу, загадка катастрофы и невероятный институт - буду читать продолжение.

Превосходная книга! Можно много критиковать и брюзжать по поводу "пропаганды религии". Но всех злопыхателей хочется хорошенько отчихвостить. Сразу скажу. Я атеист с 31-м стажем. Но книга то не только и не столько для "пропаганды" религии написана, но, по моему мнению, для пропаганды добра и хорошего отношения к людям, для того чтобы показать насколько хорошим или же плохим может быть человек. В ситуации когда ничего не может изменить, но однако пытается... пересказывать повести считаю бессмысленным. Но хочу сказать одно: обязательно должен прочесть книгу любой человек который умеет и хочет мыслить, а также желает разобраться в себе и своем месте и цели своего пребывания на земле, а также осознать бренность бытия... .

Наверное этой книге не очень повезло. Потому, что я стал читать её сразу после жёсткой строгой беллетристики вот этой. И все впечатления о книге украинского квинтета авторов оказались слегка смазаны и размыты, с немного искажёнными пропорциями и расходящейся перспективой.
Являясь страстным почитателем и одновременно пленником знаменитого гоголевского языка периода его раннего творчества, практически сразу увидел и услышал и одобрительно покивал реверансным попыткам авторов в эту же сторону. Забавными показались истории продолжений гоголевской повести о Вие, полыбился на находчивость ГГ, обманувшего Чорта в лучших традициях Николая Васильевича, а рассказ "Базар" совершенно однозначно воскресил в памяти повесть А. Житинского "Лестница" (ох, давно пора бы перечитать, кстати говоря!). Далее сборник становился всё более плотным и зацеписто-тяжёлым: "Спасатели" и "Колоброд" уже заставили читать с погружением в сюжет и в нюансы словотворчества, а последовавшие за ними "Квартеронка", "Туфли", "Страшная М" и "Богдана" попросту не оставили места для других мыслей. Рассказ же "Аттракцион" наново заставил подумать о том, как часто мы бываем небрежными в отношениях с теми, кого по-настоящему любим. Остальные рассказы только укрепили впечатление, что пятеро модных украинских русскоязычных авторов смело могли бы взять себе в соавторы уже упомянутого Николая Васильевича Гоголя. Или он их?...

«Время — кожа, а не платье»
А. Кушнер

Что за слово такое — нуар? Кто-то скажет: отрыжка Великой депрессии, игра в ганменов и детективов, бутлегеры, продажные женщины, слэнг. Кто-то копнёт глубже: цинизм это, порождённый коротким промежутком между Первой и Второй, цинизм с положительной фиксацией, Сэм Спейд из «Мальтийского сокола», Борис Виан: «…Я приду плюнуть на ваши могилы», и (речитативом):
Сан-Луи блюз - ты во мне как боль, как ожог,
Сан-Луи блюз - захлебывается рожок!
А вы сидите и слушаете,
И с меня не сводите глаз,
Вы платите деньги и слушаете,
И с меня не сводите глаз,
Вы жрете, пьете и слушаете,
И с меня не сводите глаз,
И поет мой рожок про дерево,
На котором я вздерну вас! Да-с, да-с...

Да нет, возразит кто-то. Всё это литература, настоящий нуар — в кино. Там великолепный Хамфри Богарт. Там «Касабланка» — фильм, снятый в начале сороковых, когда ещё ничего не было известно точно, когда смерть одного (а не многих тысяч) всё ещё трогала чувствительного зрителя Соединённых Штатов Америки.
Свой «Нуар» Андрей Валентинов определяет так:

«Нуар — отрицание цвета. Белого нет, есть только серый и черный. Серый вечер и черная ночь — больше в этом мире ничего не случается. Вселенная Нуар невелика, конечна и очень проста. Мужчины носят плащи и шляпы, пьют коньяк и много курят. Женщины красивы и аккуратно причесаны, они тоже курят, говорят с легкой хрипотцой в голосе — и предают при первой же возможности. В Нуаре нет высоких чувств и трепетных идеалов, в нем правят инстинкты, выгода и холодный расчет. Но победителей нет — и быть не может. Нуар — серо-черный мир неудачников, мир несбывшихся надежд и растрепанных иллюзий».

Вы скажете: но это ведь форма! Чем существенным придуманная автором Эль-Джадира, городок на южном берегу Средиземного моря, отличается от кинематографической Касабланки? Ведь пишет же автор, что в его

«…Нуаре, мире теней, где даже кровь походит на грязь, подвиги совершать некому и незачем, Нуар негероичен по определению, в нём не штурмуют Берлин и не водружают флаг над Иводзимой».

— и точно так же, как у Майкла Кёртиса:

«…В серо-чёрном мире не убивают миллионами. Смерть там по прежнему — трагедия, слово с прописной буквы»

Да, конечно. Поэтому у Валентинова:

«…Люди Нуара остаются людьми, а не статистическими единицами в военных сводках».

Ради того, чтобы люди оставались людьми, как мне кажется, историк и принуждён всякий раз возвращаться к Великой войне и к тому, что за нею последовало — точно как его персонаж Родион Гравицкий, он же Ричард Грай, он же дядюшка Рич, он же... Но нет. Интриги раскрывать авансом — последнее дело. Всё-таки «Нуар» — отчасти детектив. Скажу лишь, что все имена главного героя «говорящие». Играй! — говорит ему по-украински автор, пряча в рукаве тот факт, что слово «грай» имеет и другое значение — это крик вороньей стаи. Играй, Родион, иначе не получится вырваться из круговорота теней прошлого, и мир твой станет адом. Играй, бедный богатый дядюшка, иначе станешь рабом, чёрной тенью на палубе серого корабля с говорящим названием «Текора».
Гравицкий начинает и... выигрывает? проигрывает? сводит партию к вечному шаху?

Не знаю. Сложно играть в шахматы, когда некто сбивает с доски твои пешки бильярдным кием. Выразить отношение к возможному исходу партии тоже сложно человеку, чьи предки стреляли друг в друга под Киевом году этак в 1918 от Рождества Христова. Иногда очень сложно давать простые ответы на простые вопросы, потому что ответив, окажешься либо по ту сторону колючей проволоки, либо по эту, и мир твой станет чёрно-серым адом.
Но сказано ведь:
"Не бойтесь золы, не бойтесь хулы,
Не бойтесь пекла и ада,
А бойтесь единственно только того,
Кто скажет:"Я знаю, как надо!"

Ад… Рай...
В мире Нуар рай — в сигаретной пачке, ад — в расстёгнутой кобуре.
Спасибо, Андрей Валентинович. Книга великолепна.

В. Ключко

Ох, уж этот Валентинов...
Не знаю к какому жанру можно отнести эту книгу, но я больше склоняюсь к фэнтези, в которое автор намешал: древнегреческие времена, имена некоторые героев Гомера и некоторые события, взболтал и в итоге получился "Серый коршун". Хорошо, что хоть без стихов.

Действия происходят в Микенах где-то лет так за 25 до событий в Трое, хотя самого, как единого, этого государства не существовало, а было поделено на города Вилюса и Троаса. Хоть и готовилась война с Вилосом и даже были построены 1253 корабля, но ей случиться так и не довелось, вместо этого Посейдон собственной персоной уничтожил Вилос. Подобные события уже дают какое-то представление о том, что Валентинов что хочет, то и пишет, не обращая внимание ни на каких Гомеров, Кунов и им подобных.

Из героев упоминаются Главк, Гипполох, но какие именно мне определить не удалось, т.к. в тексте их встречается практически столько, сколько тёзок у Маркеса в его "Сто лет одиночества", да и подозреваю, что Валентинов взял только костяк, в виде имени и каких-то гомеровских фактов, а налепил на героев совершенно кого-то иного. Также имеется Афикл, которого явно вылепил автор из Геракла и его брата Ификла, но в итоге получился "Кейракл", которому надо было совершить 13 подвигов, кажется, Геракл в нем таки победил. Также имеются великаны киклопы, но тут они вполне дружелюбные и даже помогают главному герою. Что вы думаете, тут даже присутствует сам Гомер, но только в виде "некоего наглого слепца, который удосужился из несостоявшейся войны в Вилосе сочинить нечто жуткое и невообразимо кровавое". А что? Вполне могло быть.

А что же сам главный герой...
Некий простой смертный, царский мушкенум решил вернуться на родину, чтобы наняться на воинскую службу к местному ванакту. Но из-за чужих интриг сам садится на трон и самое главное, что ему совершенно не улыбается эта его новая профессия.
Сам герой мне вполне понравился: и с чувством юмора, и с мозгами, воин хороший, справедливый. Кстати, очень удивляет, насколько он милосердный для тех времен, очень многих пощадил. Тот же Одиссей всех своих врагов порубил бы на куски. Но и совсем уж положительным ГГ тоже не назовешь - когда он на войне, то он такой же подонок, как и многие вояки, так же грабит, насилует, убивает невиновных, о чем он и сам говорит.
Так же у главного героя есть две то ли сестры, то ли не сестры: Ктимена и Дейотара.
Очень неоднозначное у меня отношение к Дейотаре. Вначале она мне понравилась: умная, смелая, морально сильная, как раз такие героини мне нравятся, но ее жестокость убивает мое хорошее к ней расположение. Как можно было в качестве наказания приказать стражникам насиловать собственную двоюродную сестру, пусть ты ее и ненавидишь и считаешь врагом, и так раз за разом? Просто в голове не укладывается. Неудивительно, что Ктимена тронулась мозгами. За это я ненавижу Дейотару, хотя правительница из нее хорошая.

Так же у Валентинова отсебятина и в вопросах религии. Имеется несколько оппозиций: в одной Дий, Рея, Посейдон и т.п., в другой какие-то Старые боги, которые были до Дия. Обе религии совершенно не против, когда для них возводят храмы, приносят жертвы. Но есть еще некий Единый, в которого верит главный герой. Этот бог совершенно не требует никаких храмов, никаких жертв, НО! Он очень ревнив и не допускает, чтобы верующий в него верил в кого-то еще, за это он жестоко наказывает. Хм... по-моему, это некий переходный этап от древнегреческой веры, к нашей, во всяком случае, у меня возникло именно такое впечатление.

Написано современным языком, хоть и встречаются словечки типа: "богоравный", "ванакт", "мушкенум", но герои разговаривают между собой на вполне современном и несвойственном для древнегреческих времен языке, без всякой возвышенности и упоминании богов в каждом предложении. Например, я очень сомневаюсь, что в то время уже существовала фраза "молчание - знак согласия" и подобных фраз или каких-то действий, которые свойственны более современному периоду, довольно много.
Поэтому я больше склоняюсь, что это таки фэнтези, за основу мира которого взяли древнегреческий период времени.

Все хорошо, все понравилось, вот только главная интрига - самозванец ванакт или нет? Так до конца и не удается узнать ответ, а мучает ведь, зараза!