Обращение к роману писательницы Анаит Григорян, написанному еще в 2012 году, напечатанному в журнале «Урал» за 2015 год и недавно изданному «Эксмо» в цифровом и аудиоформате, само по себе напоминает процесс археологических раскопок. Ты обращаешься к тексту автора, который известен тебе по другим произведениям, о котором у тебя есть определенное представление, сложенное его последними романами и переводами, и вдруг тебе открывается что-то новое. Ты будто попадаешь в пещеру, которую сам же и освещаешь ярким фонариком, и видишь на ее стенах удивительные фрески. И вдруг известный тебе автор открывается новой, ранее неведомой тебе стороной. Ощущение приоткрытия прекрасной, ранее скрытой от глаз шкатулки усиливается еще и собственно содержанием романа – ведь он сам сюжетно – о поисках пропавшего города, а также о расшифровке глиняных табличек, присланных из археологической экспедиции.
В этом романе нет ни малейшего намека на современность, на актуальность, и даже тот его пласт, который связан с условными «нашими днями» стилизован под рассказ от первого лица некоего достаточно отвлеченного, почти сказочного исследователя, лишенного психологических подробностей, о котором нам известно лишь самое главное – он никогда не покидал кампус университета и всю жизнь провел, исследуя и расшифровывая древние таблички и папирусы. Автор и та неведомая N., что шлет ему таблички, сама, видимо, так никогда и не вернувшись из экспедиции – сами по себе часть сказочной истории об исследователях, сразу вызывающие у читателя ассоциации с приключенческими романами – мне вспомнились «Два капитана» Каверина и «Земля Обручева» Санникова, а кому-то, может, аукнется Жюль Верн или Герберт Уэллс. И, наконец, третий и самый объемный в рамках текста пласт прикосновения к сказочному – и в этой структуре нескольких ступеней в движении к мифу основная фишка, изюминка романа «Неведомым богам» – это собственно те мифы, которые расшифровывает автор, тот складывающийся перед нашими глазами мир древних шумерских богов, где есть разделение на подземный, средний и высший миры, где бог солнца Уту катит по небу свою колесницу, где бог неба Ану и его сын Бэл правят средним миром (приближенным к Земле), и где Нергал или Иркалла является властителем подземного мира, а все боги являются сестрами и братьями.
То есть, мир, в котором есть несомненные параллели из миров других мифологий – от греческой до старославянской, от древнескандинавской до синтоистской. Где есть намек на миры Вагнера и ощущается постоянное присутствие Орфея, спустившегося в царство мертвых – причем Орфея во множественных ипостасях. Орфея, который воплощается и в девочке Нани, и в царице Эрешкигаль, и в гордом и буйном сыне рогатого Ану – Бэле, и в боге Луны Сине, управляющем серебряным челном, и в Амар-Уту, и во многих других, спускающихся в подземное царство. И это мир, где еще нет – еще не было создано – человека, и, значит, все доведено до гигантских, преувеличенных масштабов, где могут течь реки крови и на протяжении многих столетий гнить в ране попавший туда гвоздь, где можно подняться на небо и спуститься под землю, где есть сказочные предметы, которые могут помочь или навредить герою, могут лишить его жизни или воли, а могут выполнить его желание. Где каждый герой проходит через испытания, спускаясь в очередной раз в подземный мир к богу Нергалу.
Если задуматься, эти испытания очень напоминают путь героя, описанный Джозефом Кэмпбеллом в его нашумевшей книге «Тысячеликий герой». И текст Григорян создает сразу пять или шесть иллюстраций этого пути, разветвляя миф и движение его героев сразу на нескольких персонажей придуманной ею системы. А ведь, несмотря на явное существование в парадигме уже известных нам мифологических ходов и пути героя через испытания в обновление и новомирие, все написанное – и об этом догадываешься не сразу – все, якобы «найденное» рассказчиком, придумано самой писательницей. И в этой тайне, в этой сказке, притворяющейся аутентичной археологической находкой, еще одна, не сразу очевидная ступень, еще один пласт в открытии этого романа, собранного из фрагментов, как искусная шкатулка.
В итоге, как оказывается, этот текст – не только и не столько о мифе, сколько о мифотворчестве. Автор романа придумывает рассказ о том, как рассказчик расшифровывает присланные ему его подругой (возлюбленной?) глиняные таблички, с которых он с помощью своих знаний клинописи считывает и складывает воедино кластер мифов (которые, кстати, в целом и так знает), – которые, в свою очередь, придуманы автором книги. Орфеем, спускающимся в царство небытия (незнания, отсутствия) является здесь и сама N., и принимающий ее послания и находящий к ним ключ рассказчик, и автор романа. Конечно, мы ждем истории, в которой и рассказчик начнет спускаться вслед за N. в подземное царство – но, кажется, этого не происходит, но так ли это на самом деле? Рассказчик заместит N. на ее исследовательском пути, займет ее место, продолжит ее путь, сделает ее тайные открытия явными – ее имя и ее открытия будут спасены от забвения, – и, значит, живая или мертвая, она тоже будет спасена.
Последнее, что хочется сказать о тексте – он очень легко читается. Язык у Анаит Григорян всегда изящный, сложный и простой одновременно, здесь он напоминает тягучую, как сладкий и вкусный кисель, поэзию. Также почувствовалось в тексте свойственное автору общечеловеческое тепло к каждому из своих геров, ее гуманизм, желание понять и принять всех, и поверить в чудодейственность каждого, кого она же сама и придумала. Единственное, что этого текста оказывается будто бы даже мало, он сам становится глиняной табличкой, с которой мы не все дочитали: нам нужно узнать еще. Но – и здесь автор действует вполне в духе романтиков – фрагмента достаточно, чтобы передать смыслы. Текст о создании мифа сам как будто вырван из более плотной и полной повествовательной ткани, и отдельным загадочным фрагментом подается нам, чтобы мы как наяву представили себе фигурку с камнем-ониксом и миндалевидными глазами, на которую падает свет вечерней лампы, а также подержали в руках четыре закладных камня храма, и, позволив нашей фантазии взлететь, дорисовали бы в своем воображении могущественный город Ирем, стоявший среди пустыни и созданный царем Шаддадом для поклонения Иркалле, богу бескрайнего подземного царства, владыке смерти.
