Когда его руки дотронулись до моей кожи, внутренняя ярость, как защитный купол, снова вырвалась на свободу. Возможно, сработал инстинкт, а может, я всё еще не привыкла к людским прикосновениям. Утробно зарычав, я впилась клыками в его предплечье, и услышала, как мужчина зашипел. Он одним движением перевернул меня на спину и дёрнул к себе, протащив по полу и вынудив вздёрнуть вывернутые и натянутые руки. Плечо разрывало от боли. Она отвлекала, насылала пелену на глаза, но я сжимала зубы и продолжала брыкаться. Тело мужика навалилось на меня всем весом и вдавило в пол, обездвиживая. Одной рукой он сжал мне шею, а другой начал быстро шарить по одежде, ища подол юбки. Но проделывал он это странно и несколько скованно. Хотя я и не знала, как должно было быть на самом деле.

Окончательно выбившись из сил и больше не зная, что ещё можно сделать, я беспомощно обмякла, мысленно готовясь к пытке и захлёбываясь горькими слезами. Когда я ощутила горячие руки, медленно поднимающиеся по ногам вверх, то громко всхлипнула и закрыла глаза, дрожа всем телом.

Но всё закончилось так же стремительно, как и началось.

Заскрипело железо, раздались громкие шаги на лестнице, а затем:

– Довольно, Катал.

Я распахнула веки. И едва ли не с радостью посмотрела на Ника. Он стоял, стараясь выглядеть безразличным ко всему, но в глубине его глаз при виде заплаканной и беспомощной меня что-то сломалось.

– Я ведь просил быть осторожным, Кат, – тихо процедил он.

Его широко распахнутые глаза пробежались по моим залитым свежей кровью плечам. А потом он вдруг нахмурился, будто вспомнил что-то неприятное. Он ведь тоже был далеко не осторожен, когда тащил меня сюда.

Мужчина попытался что-то ответить, но вместо этого тишину комнаты нарушил мой хриплый, бесцветный голос:

– Просил быть осторожным?

Все мои надежды сдуло, как краски в недавнем сне… Как пепел у моего сгоревшего дома.

– Просил, Ник?

Он вздрогнул. Я впервые назвала его по имени.

Я отползла назад, приникла ноющей спиной к столбу и прижала к груди колени, не отводя неверящий, тусклый взгляд от его глаз.

– Ты всё подстроил, – с болью в голосе догадалась я.

Губы Ника приоткрывались и вновь закрывались, но он так ничего и не ответил, только тяжело сглотнул.

– Ну что, наигрался? Нравится видеть меня такой? – с вновь появляющейся злостью горько спросила я. – А говорил, что не похож на Истэка.

В руке у бородатого блеснул нож. Но когда он резал связывающие меня верёвки, я смотрела только на стоящего передо мной мужчину. К его чести, он не отводил взгляда, но теперь из него исчезла вся былая ярость. Осталось лишь раскаяние и приходящее осознание произошедшего. Спокойствие и наигранно холодное безразличие сменились чем-то совершенно ему несвойственным. Хотя, теперь я убедилась, что абсолютно не знала его.

Я попыталась подняться, и он шагнул ко мне, чтобы помочь, но я отпрянула, снова рухнув на пол и, поджав под себя раненую руку, отползла к стене.

– Не прикасайся ко мне!

В глазах Ника отразилось нечто, похожее на боль. Мне не было до этого дела. Угрызнения его совести ничего не могли изменить.

Он остановился.

– Фрейя… – обратился почти умоляюще. – Перестань. Я бы никогда не допустил этого на самом деле.

– Перестать? – зарычала я.

С помощью стены кое-как попыталась подняться на дрожащие ноги. Я не стану лежать перед ним.

– Чего ты ждешь от меня? Я просто пытаюсь выжить и остаться при этом собой. Думаешь, если не свяжешь меня, если не заставишь исполнять свои приказы, я перережу всех в деревне? Твою мать? Сестру? Ты так обо мне думаешь? – едва сдерживая слёзы, почти кричала я. – Я не убийца. Я бы никогда не смогла тронуть ребёнка и невинных людей. Ты хотел добиться от меня подчинения? – я сжала челюсти и сказала, глядя прямо в его глаза. – Ладно. Похоже, это случилось. У меня больше нет сил бороться с тобой и с кем бы то ни было, сын Аяна. Раз ты готов применять такие меры, это не стоит того. Ты победил.

Сейчас эти слова были правдой. Я устала. Дико и неимоверно устала. Последние полгода я только и делала, что бежала. Хотелось наконец выдохнуть и остановиться, но я не могла. Было ещё кое-что. Одно незаконченное дело. И чтобы когда-нибудь осуществить его, я должна была быть сильной. И живой.

Николас стоял. Его плечи были чуть опущены. Он не знал, что сказать. Могучий, уверенный в себе воин вдруг лишился дара речи. Мрачная радость затопила сознание. Пусть испытает хоть немного той же боли.

Никто не остановил меня, когда я, шатаясь, побрела вверх по лестнице, цепляясь за неё одной рукой. Вторая онемела от боли, и я не могла даже поднять её. Несмотря на все мои слова, Ник дёрнулся, снова пытаясь помочь, но Катал сжал его плечо и покачал головой.

Горло болело от сдерживаемых слёз, и когда я выбралась на улицу и ощутила такой желанный порыв ветра, они наконец покатились по лицу.

Я с грустью оглядела склоны, густо покрытые зарослями и огромных размеров древними деревьями. Затем развернулась и настолько быстро, насколько была в состоянии, побрела к дому, который должен был стать моей клеткой, если я не смогу найти выход.

Почти сразу за мной раздались едва слышные шаги идущего следом Николаса. Я ускорилась, почти переходя на бег.

– Фрейя, – тихо позвал он.

Я проигнорировала.

– Фрейя, остановись.

Он мог спокойно догнать меня и заставить силой, но продолжал сохранять дистанцию в несколько шагов.

Одновременно с нами к дому подошли его мать и сестра. Они окинули нас всревоженными и пораженными взглядами. Ни я, ни он не обратили на них внимание.

Я взлетела по ступенькам первее всех и по памяти попыталась найти знакомую дверь.

– Давай поговорим, – настойчиво продолжал Николас. Он практически поравнялся со мной. Я даже чувствовала, как прогибались под его ногами доски пола.

Дойдя до выделенной мне комнаты, я не сдержалась.

– Фре…

Резко развернувшись, я замахнулась и со всей силы влепила мужчине пощечину. Удар был настолько мощным, что его голова откинулась вбок, а на лице сразу заалел яркий след. От этого хлопка в мою ладонь будто впились тысячи иголок.

Он не поворачивал головы, возвышаясь надо мной и буравя взглядом стену. Я вдруг осознала, что натворила, отступила к двери и сжалась в ожидании ответного удара. Но ничего не произошло, и я, как последняя трусиха, проскользнула за дверь и захлопнула её прямо перед носом отмершего мужчины. В отчаянии оглядела комнату и кинулась к кровати, которая оказалась самым тяжёлым и практически единственным предметом здесь. Кряхтя, я протащила её одной рукой, а потом плотно прижала к двери. Метнувшись обратно, схватила столик и закинула сверху, обронив часть стоящего на нём, после чего обессиленно сползла по стене, стараясь не думать о том, что это никак не сдержит здорового молодого мужчину, если тому понадобится ворваться.

– Фрейя, позволь мне войти, – раздался тихий, приглушенный голос над ухом. Кажется, он опустился на корточки. – Я только посмотрю плечо и уйду, обещаю.

– Твои обещания ничего не стоят!

Я закрыла лицо руками и закусила окровавленный ворот платья, заглушая рыдания. Но звуки все равно прорывались сквозь ткань, и я, содрагаясь всем телом, вслушивалась в свои завывания, с ужасом понимая, чего избежала совсем недавно и что могло бы случиться, если бы намерения Николаса оказались чем-то более серьёзным, чем своеобразный жизненный урок.

Отдавшись во власть эмоций, я больше не слышала его за дверью. Я так и не дала разрешения войти, и он послушно остался снаружи. Спустя время низкий голос Ника слился с возмущенным женским где-то в глубине дома. Они о чём-то жарко спорили, но вскоре затихли, а я, исчерпав все силы, уснула прямо там, в крови, на жёстком полу.

В кои-то веки мне не хотелось вырываться из кошмаров, которые приходили, стоило нырнуть в объятия сна, и возвращаться в реальные. Но желудок оглушительно громко требовал пищи, сжимаясь в спазмах и не давая снова сомкнуть глаз. Поэтому я просто лежала, прижимаясь виском к деревянным половицам, и вслушивалась в звуки снаружи.

С моего места открывался идеальный вид на чёрное, с россыпью сверкающих звёзд небо. Я без труда отыскала среди них ту, за которой шла по жизни. Которая указывала дорогу моей стае. Маленькие огоньки возглавлял яркий и изящный серп луны. Я подняла дрожащую руку и сложила ладошку по его форме, наблюдая, как сияние окутывало мою бледную кожу, покрытую ссадинами.

Внутри повисло странное опустошение, какое бывало после долгих часов рыданий. Но слёзы давно высохли. Зато всё тело ломило от усталости, а боль в плече стала неотделимой частью меня. Я так привыкла к ней, что уже и не помнила, как было раньше.

Решив, что достаточно полежала, изнывая от жалости к самой себе, я медленно поднялась и на негнущихся ногах прошла ближе к окну. Кровать со столиком по-прежнему громоздкой кучей валялись у двери, но у меня не было сил расставить всё по местам. К тому же, это вызвало бы много шума, а я меньше всего пока хотела напоминать о своём присутствии в доме.

Я наблюдала за беззаботными детьми, которые сидели у костра и увлечённо играли в резные деревянные фигурки, сделанные, судя по теням от огня, в виде животных. Маленькие деревянные лошадки в детских ручках скакали по земле и прыгали через пламя. Их сопровождали искусно вырезанные фигурки собак, кошек и других животных. Малыши были в восторге и не замечали никого вокруг. Я улыбнулась, вспоминая точно такие же игры в собственной деревушке. Сердце каждый раз сжималось от боли, стоило картинам прошлого вспыхнуть в голове, но я запрещала себе отсылать их прочь, потому что некому больше было о них помнить.

В кучке детей я заметила знакомое лицо и приникла ближе к стеклу. От моего дыхания на нем остались запотевшие пятна. Бойкая черноволосая девчонка с непослушными волосами что-то рассказывала другим девочкам и комично хлопала своими длинными тёмными ресничками. Она была самой крохотной из всех, хотя по возрасту все дети казались одинаковыми. Я бы не дала им больше шести.

Рядом с сестрой Николаса, оттеняемый костром, застыл огромный холмик в виде спящей овчарки. При виде собаки мои глаза загорелись сильнее. Ужасно захотелось присесть рядом и зарыться в её шелковистую зонарную шёрстку. Время от времени собака приоткрывала сонные золотистые глаза и проверяла, на месте ли её маленькая хозяйка. С усталой улыбкой я наблюдала за ними, пока не услышала шаги за дверью. Улыбка сошла на нет, сердце заколотилось где-то в горле.

Тихий стук в дверь, а потом она начала медленно открываться. Сооружённая мной конструкция с легкостью отъезжала в сторону, и в мой маленький тусклый мир начал проникать яркий свет. Я продолжала стоять, напрягшись всем телом и кусая губы. Смотря в окно, но ничего за ним не видя.

В нос ударил притягательный аромат свежеприготовленного мяса, а также запахи лекарств и настоек, которые окончательно убедили меня в цели визита пришедшего. В личности этого человека я тоже не сомневалась с самого начала. Отражение в окне явило моему взору высокую фигуру Николаса. В одной руке он держал большую свечу, в другой – свёрток ткани, ботинки и деревянный поднос с мисками. Те, что лежали на столике с утра, с глухим стуком посыпались на пол, но Ник даже не обратил на них внимания. Он рассматривал моё опухшее лицо и окровавленную одежду, отражающиеся в толстом стекле. Я лишь мимолётно встретилась с ним взглядом и снова переключила внимание на группу у костра.

Дверь бесшумно закрылась, отгораживая нас от остальной части дома, которую я пока не успела изучить.

Мужчина поставил принесённое на пол и принялся молча возвращать мебель на место. Он поднял кровать с такой лёгкостью, будто она весила не больше одной из принесённых им мисочек, когда я чуть не надорвалась, придвигая её к двери. Мышцы на его руках при этом впечатляюще напряглись, и я яростно одёрнула себя, злясь, что вообще обращала на это внимание.

Закончив, Николас еще немного потоптался. Очевидно, думал, что сказать, или, наоборот, чем занять себя, чтобы не говорить.

– Всё готово, – наконец сообщил он.

Я незаметно вздохнула, собираясь с силами. Повернулась и присела на край кровати, который как раз доходил до начала окна, так что я вновь могла обратить своё внимание на улицу без необходимости поворачиваться к Нику. Но оказалось, что это было моим самым опрометчивым решением, потому что стоило мужчине присесть сзади, как его и мое отражения тут же показались в стекле. Но я не стала закрывать глаза, вопреки своему желанию. Он больше не увидит меня слабой.

Вот только куда проще было договориться с самой собой, нежели прийти к согласию со своим телом. Если в голове мне и удавалось навести сомнительный порядок, то тело предательски выдавало дрожь страха, которая усилилась, как только пальцы Николаса коснулись завязок на задней стороне платья. А сердце стучало так громко, что мужчина наверняка должен был слышать.

– Ты боишься, – тихо произнёс он. Убрал руки. Заглянул в мои отражающиеся глаза.

Я ничего не ответила, не став отрицать или соглашаться. Но само молчание дало более ясный ответ.

Ник тяжело вздохнул и склонил голову набок, продолжая смотреть.

– Я ничего тебе больше не сделаю, клянусь. Понимаю, ты не хочешь видеть меня, и я бы не стал заставлять, но моя мать сейчас осматривает заболевшего ребёнка. Скорей всего, она проведёт с ним всю ночь, а твоими ранами нужно было заняться еще в полдень, – медленно объяснил он, безуспешно пытаясь встретиться со мной взглядом. – Но если тебе страшно, я могу уйти, только скажи.

Было страшно и больше всего мне сейчас хотелось снова остаться в одиночестве, но…

– Мне больно.

Эти едва слышные слова были единственным ответом, слетевшим с моих губ. И крылось за ним многим большее. Если бы я попыталась сейчас себя представить, то увидела бы лишь сгусток крови, в котором размылась грань физического и духовного.

Ник хмуро кивнул, принимая его, и начал развязывать тесёмки. Они тянулись до самого низа спины, но он не стал распускать их до конца, оставив обнажёнными лишь места порезов от кнута и плечи. Пропитавшиеся старой и свежей кровью бинты быстро оказались на полу. Я почувствовала себя совсем беззащитной и задышала слишком громко и часто, чтобы мужчина не заметил, но он предпочёл промолчать.

Шорох тканей стих, Ник шёпотом выругался и замер за моей спиной. Я наконец отважилась посмотреть на его отражение и увидела, как он сжал губы.

– Придётся распустить те нити и зашить заново.

Я прикрыла глаза и молча кивнула, готовясь к боли, которая последовала уже при промывании.

Долгое время мы сидели в напряжённой тишине.

– Фрейя, – вдруг тихо вздохнул он, вытягивая из раны чёрные от крови нити. – Мне жаль. То, что я сделал… Было отвратительно. Ты через столькое прошла. Я должен был отнестись с пониманием и вести себя сдержаннее. До сих пор поражаюсь, как тебе удалось так быстро вывести меня из себя. Обычно для этого требуется гораздо больше времени. Я практически не понимал, что делаю. Знаю, звучит, как глупое оправдание, но так и есть. Тогда в моём представлении всё было совсем иначе. Я хотел напугать, да. Хотел показать, что случается, Фрейя, когда не отдаёшь отчёта своим словам. Но я совершенно не желал делать тебе больно и вызывать такой ужас, – наши глаза всё же встретились. – Я ошибся. Прости меня.

Эти признания, такие человечные, его извинения настолько потрясли меня, что на время я лишилась дара речи. И на миг, лишь на миг позабыла, кем являлась в этом доме.

– Зачем? – прошептала наконец.

– Что?

– Зачем тебе моё прощение? Тебя не должно волновать, что я чувствую.

– Но волнует, – просто ответил он.

Мы снова замолчали. Молчание было неловким, тяжёлым, но я, по крайней мере, перестала бояться, обдумывая слова мужчины. Однако последующая дальше боль от накладываемых стежков заглушила все мысли. Я терпела, как могла, но всё равно то и дело вздрагивала и выгибалась, с шумом втягивая носом воздух. В такие моменты Николас останавливался, чтобы дать мне время перетерпеть, и часто смазывал края раны каким-то успокаивающим снадобьем, которое источало приятный аромат.

Когда возня с плечом осталась позади, мы оба облегчённо выдохнули. Следующим испытанием стало лечение глубоких следов от плети. Но я так устала, что мои глаза даже начали слипаться под успокаивающими движениями Ника и теплом, исходящим от его массивной фигуры, когда он вдруг нарушил тишину странной фразой:

– Я хочу заключить с тобой сделку.

Вся сонливость разом слетела с меня. Я настороженно посмотрела на его силуэт в окне, но он явно был сосредоточен на ранах и даже не заметил этого.

– Какую ещё сделку?

– Ты ведь всё равно не оставишь попыток сбежать? – немного недовольно спросил он.

Мне некогда было задумываться об этом. В таком состоянии я бы всё равно далеко не ушла. К тому же, в этом не было никакого смысла. Я не помнила дорогу назад и вряд ли правильно определила бы направление, не говоря уже о том, что не хотела больше подвергать риску волков. Но было одно дело, которое всё ещё требовало моего внимания. Только оно больше походило на самоубийство и, видимо, ждало меня совсем не в ближайшем времени.

– Куда мне бежать? – я неуверенно повела здоровым плечом.

– Разве ты не хочешь обратно, к волкам? – осторожно поинтересовался Ник.

Я поморщилась от того, как кольнуло сердце после его слов, и стала раздумывать над тем, насколько многое могла доверить ему, но не находила весомых причин, почему должна была делать это. Именно в этот момент он снова поднял глаза и, заметив идущую на моём лице борьбу, уступил.

– Ладно. Я не хочу держать тебя здесь насильно, поэтому дам время до полного выздоровления. Ты будешь беспрекословно исполнять приписанные тебе определённые обязанности, как и все здесь, а когда оправишься настолько, что сможешь уйти, я позволю тебе сделать это. Если ты всё ещё будешь хотеть этого, – добавил он.

– Как-то мало походит на сделку, – невесело усмехнулась я. – Условия слишком простые.

– Не вижу смысла усложнять, – уголок его губ едва заметно приподнялся.

– Раз рабыня тебе не нужна, сними с меня этот браслет, – подумав, добавила я своё условие.

Мужчина отрицательно дёрнул головой.

– Пока не могу. Должно быть что-то, что будет удерживать тебя здесь и не даст нарушить условия.

Я развернулась и хмуро уставилась на него.

– Ты не доверяешь мне, – медленно начал он, смотря мне в глаза. – Так почему я не могу не доверять, в свою очередь, тебе?

– А как я могу быть уверена в том, что сдержишь слово ты сам? – резко бросила я, намекая на нарушенное обещание, данное им в лесу.

– Тебе придется поверить мне. Тем более, на самом деле, я ведь так и не сделал тебе ничего, на что намекал. И по-прежнему не собираюсь, – быстро вставил он, как только заметил мой опасливый взгляд. – То, что произошло, больше никогда не повторится.

Я немного поколебалась, но всё же кивнула и попробовала зайти с другой стороны:

– Я отработаю своё освобождение от Кезро, но ты больше не станешь связывать меня.

Николас нахмурился.

– Ты торгуешься.

– Ник, даже если бы я захотела, все равно не смогла бы поднять руку на твою сестру или мать. Я даю тебе слово, что не способна на это. Я говорила тебе. То, что я стараюсь выжить, ещё не делает меня убийцей.

Его имя, произносимое мной, оказывало на мужчину какое-то особое воздействие.

– Хорошо, – неожиданно быстро сдался он и протянул мне руку.

Я практически рефлекторно повторила жест, вспоминая, как закрепляли сделки у нас в деревне, но прежде, чем сомкнуть ладони, помедлила.

– Но сделка не состоится, если ты не выдашь мне что-то вместо платья, – заявила я, опасаясь его реакции.

– Сомневаюсь, что условия выходят равносильными. Ты перетягиваешь всё исключительно в свою пользу, – мрачно ответил он.

Я просто продолжала удерживать его взгляд и ждала решения. После небольшой внутренней борьбы он наконец потянулся к моей исцарапанной, саднящей руке и легонько сжал. Слишком отчётливо я ощутила, как его длинные грубоватые пальцы касались небольших и тонких моих, быстро одёрнула ладонь и отвернулась.

Вернувшись к ранам, Николас недовольно пробормотал:

– Теперь мне кажется, что это самый глупый договор, который я когда-либо заключал.

Я неуверенно улыбнулась своему отражению.