Василь орал свои стихи, которые позже лягут в основу Песни о защите Вены. Но это потом. А пока под эти слова выпестованные им русские гусары выходили на залитые кровью склоны Кушликовых гор. Чтобы у их подножия сразиться не на жизнь, а на смерть со своими учителями! С непобедимой гусарией польской!

– Их так страшило, и ужасно било

Неумолимое, стремительное острие.

Жестоко был сражен, в кого попало!

Гусары Новгородского разряда быстро вытягивались из леса и выстраивались в ряды. В отличие от поляков, у них не было ни «товарищей», ни «почтовых», ни капралов, ни прапорщиков. Только гусары и их поручики. Три роты на три хоругви врага. Дистанция до ближайшей литовской хоругви была такая, что Силин, возглавлявший свою роту, сразу выкрикнул приказ:

– Вперед!

Роты начали разгоняться, и уже через сотню саженей Силин заорал во все горло, отчаянно и мощно:

– Пики к бою!

Он обернулся и увидел, как за ним несется лавина всадников с опущенными вперед пиками. И тут же, без перехода, бросил в удивленные неожиданным ударом с фланга лица врагов боевой клич:

– Цар-е-е-в!!!

И за его спиной несколько сотен глоток дружно подхватили:

– Ца-а-ар-е-е-в!!!

И только один Василь скакал вперед с стиснутой в руках опущенной пикой и кричал свой собственный родовой боевой призыв:

– Нагода-а-а!!!

#

Увязшие в битве с солдатскими и стрелецкими полками польские и литовские гусары не могли оказать должного сопротивления. Три роты русской гусарии фланговым ударом смели ближайшую литовскую хоругвь. Гусары с крестом на панцирях десятками гибли под ударами гусаров с двуглавым орлом на доспехах. Воспрянувшие от нежданной помощи солдаты остановились и начали медленно, но верно перемалывать зажатых в тиски врагов. Воспрянувшие духом драгуны и рейтары ударили в сабли. Недавние победители, обложенные с трех сторон, умирали под ударами сабель, бердышей, секир и шестоперов. Но умирали, дорого продавая свои жизни.

Силин, который умудрился сбить пикой аж двух противников, развернул коня, чтобы лучше увидеть происходящее на поле. Скоротечный бой подходил к концу. Совсем недалеко Силин видел Василя. Тот стоял, и не отрываясь, с радостным восторгом наблюдал, как переученные им непутевые рейтары разносят в пух и прах покрытых славой и воспетых в легендах польских гусар. Только немногим из врагов удалось вырваться живыми из этой бойни. Он видел их изрубленные, поломанные крылья, посеченные доспехи и разорванные звериные шкуры. И главное – спины! Бегущих с поля боя врагов. Василь так увлекся этим торжеством русского оружия, что не заметил, как сбоку на него несется гусарский пахолик. Он потерял в бою свою пику, и в руке у него был зажат только кончар. Бедный шляхтич, у которого не хватило денег на полноценный гусарский доспех, в схватке с закованным в полную броню Василем мог рассчитывать только на внезапность. И она у него была. Противник летел к литвину на полном ходу, а тот его по-прежнему не видел. Силин с досады ударил себя по боку и попал рукой на притороченный к седлу чехол от бандолета. Хотя Силин не любил этот укороченный аналог мушкета, в такой ситуации он стал лучшим оружием. Русский гусар быстро достал его из чехла, вскинул и прицелился. В этот самый момент Василь повернулся в его сторону и увидел нацеленный на него ствол. В его глазах промелькнуло удивление. Грянул выстрел. Пахолик, не доскакав до Василя с пяток саженей, вскинул руки и откинулся на спицу. Василь благодарно кивнул Силину, пришпорил коня и бросился в погоню за еще одним беглецом.

Силин убрал мушкет в чехол и снова огляделся в поисках добычи. Он заметил еще одного пытающегося убежать неприятеля. Пожилой, потерявший шлем, седовласый гусар во весь опор гнал своего скакуна прочь от торжествующих московитов. Но в руках у него, вместо обычной пики, было знамя его хоругви. Белый орел распластался на красном фоне, зажав в лапах саблю и крест, изо всех сил хлопал крыльями, чтобы улететь побыстрее с места гибели своих птенцов. Силин, не раздумывая, дал шпоры коню и бросился в погоню за знаменосцем.

Тот быстро заметил преследователя. Силин видел, как его рука схватилась за седельную кобуру в поисках пистоля. Но та была пуста, и гусар только сильнее прижался к лошадиной гриве. Конь Силина был явно бодрее, и быстро нагонял врага. Силин достал свой пистоль и, дождавшись, когда поляк снова обернется, выстрелил. Выпущенная почти в упор тяжелая пуля ударила прямо в незащищенное лицо знаменосца. Тот не успел даже вскрикнуть – рухнул вперед на шею своей лошади. Та от неожиданности резко рванула влево, и знамя выпало из мертвой руки. Силин проскочил мимо него совсем чуть-чуть. Резко осадил своего скакуна, спрыгнулна землю. Споро подхватил вражеское знамя и с радостным криком замахал им над головой! Его гусары радостно заревели ему в ответ:

– Ца-а-аре-е-в!!!

Силин, радостный и улыбающийся, взмахнул еще раз вражеским штандартом.

– Ца-а-аре-е-ев!!!

Клич русского воинства гремел со всех сторон. И Силин еще раз подхватил его, надрывая глотку:

– Ца-а-ар-е-ев!!!

Силин опустил красно-белое знамя, ткнув его наконечником в грязную, раскисшую землю. И в этот момент улыбка исчезла с его лица. Прямо на него тяжелой рысью несся с саблей в руках всадник с крестом на панцире, в накидке из леопарда и орлиных перьях на шлеме.

#

Времени на раздумья не было. Силин поднял вражеское знамя и упер древко в землю, выставив вперед небольшой наконечник и направив его прямо в грудь стремительно приближавшегося коня. Хотя кого он хотел обмануть. Шансов остановить тяжелого гусарского скакуна деревянной палкой у него не было никаких. Но тут неожиданно и для Силина, и для поляка справа на покрытом хлопьями пены скакуне вылетел Василь. Он, как ни пытался, не мог уже совладать с обезумившим конем. Все, что у него получилось, – это пронестись прямо перед самой мордой огромного черного жеребца, сбивая его с курса. Так и вышло. Конь поляка мотнулся вправо, и как ни старался польский гусар, его сабля только напрасно рассекла воздух, даже не задев Силина.

Как только черная тень пронеслась мимо, Силин, не выпуская вражеского знамени, бросился к Баяну. Пока поляк разворачивался для повторной атаки, Николка влетел в седло, сорвал знамя с древка, сунул его за пазуху под панцирь. Но самое главное – он успел взять в руку притороченный к седлу шестопер. И очень вовремя. Подлетевший к нему поляк снова рубанул саблей, и русский смог принять рубящий удар на окованную железом рукоять. Сталь с искрами ударила о сталь. Поляк, не разворачиваясь, нанес обратный удар. Силин не успевал выставить против него свое оружие, сумел лишь пригнуться к шее своего коня, и вражеский клинок только срезал перья с плюмажа его шлема.

Уйдя от удара, Силин выпрямился. В этот момент Баян грызнул черного коня за шею. Тот громко заржал от боли и отклонился в сторону. Поляк натянул удила и не дал ему выйти из схватки. Но этой небольшой паузы хватило Силину, чтобы перейти из обороны в атаку. Русский гусар занес шестопер над головой и нанес удар, вложив в него всю свою силу и ярость. В отчаянной попытке спастись поляк выставил для защиты саблю, клинком под прямой удар. Но удержать его не смог. Ощетинившееся стальными перьями оружие со звоном столкнулось с саблей, клинок которой с громким хлопком разлетелся пополам. Почти не ослабленный удар пришелся на голову поляка. Шлем выдержал, но всадник без единого звука вывалился из седла под ноги лошадям.

Черный конь несмотря на то, что потерял наездника, попытался укусить Силина. Тот снова махнул шестопером, но животное легко уклонилось и, заржав, отбежало в сторону. В этот момент Силину показалось, что убитый им поляк зашевелился. Добить его с коня было несподручно. Силин быстро выскочил из седла. Но тут нога его неудачно подвернулась, и он припал на одно колено. Раненый поляк как будто только этого и ждал. Он повернул в сторону Силина залитую кровью голову. Соскальзывая со шлема, одна из лопастей шестопера прошлась по лицу польского гусара. Она сломала ему нос и вдавила прямо в лицо стальной наносник вместе с полумаской. Силин даже не понял, почему поляк был еще жив с такой-то раной. Но враг, видимо, имевший на это свое мнение, выбросил вперед руку с зажатым в ней обломком сабли.

Удар пришелся в боковую пластину панциря. Он был настолько слаб, что Силин поначалу не обратил на него никакого внимания. Он просто занес шестопер для нового удара, но тут же опустил его. Лежавший у его ног поляк испустил дух. Силин на всякий случай ногой выбил у поверженного противника из рук обломок сабли и огляделся по сторонам.

Бой закончился, и роты русских гусар собирались вместе. На польской стороне, у самого края равнины, откуда шли на пехотные полки гусарские хоругви, неподвижно застыли серые ряды немецкой пехоты. «Пора и мне», – подумал Силин и хотел позвать Баяна. Но тут в тусклом свете пасмурного дня в траве что-то блеснуло. Силин наклонился и поднял сломанное оружие поляка. Протер остатки клинка рукавицей. На металле был запечатлен образ Богоматери. Выписанный уже не в нашей, православной традиции. Силин знал его: Матка Боска Ченстоховска. С шрамами на лике. Черная Мадонна. Силин, поддавшись неожиданному порыву, благоговейно приложился губами к образу. И тут увидел прежде незаметную надпись. Кириллицей.

– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Сим победим…

Надпись обрывалась. Силин еще раз протер клинок, уже голой рукой. Ему показалось, что от металла шло какое-то волнение, как будто внутри него сидел невидимый шмель.

– Сим победим…

Губы прошептали слова неоконченной фразы, а глаза уже рыскали по притоптанной пожухлой траве. Вот! Силин увидел вторую часть клинка. Подошел к ней, поднял с земли. Сложил обе части. Они подошли друг к другу, словно и не было между ними никакой трещины. Силин повертел их в руках. Бросить обратно на землю обломки со святым образом рука не поднималась. Силин еще раздумывал, что ему делать дальше, как почувствовал неожиданное тепло в боку. Опустил взгляд и с удивлением увидел, что из щели в пластинах кирасы течет кровь. И, судя по всему, вытекло ее уже немало. Силин запустил руку под панцирь и вынул оттуда густо пропитанное его собственной кровью трофейное знамя. Глядя на окровавленные когти и клюв благородной птицы, Николка горько усмехнулся. Перед глазами поплыли кровавые круги. Пространство вокруг начало вертеться. Попытался сделать шаг. Его ноги подкосились, и он рухнул на землю, как стоял, в полный рост. Боли от падения он не почувствовал. Только металлический привкус крови во рту. Сознание начало уходить, и только окровавленные губы прошептали фразу, которая сложилась, когда Силин соединил две части сабли.

– Сим победим врагов наших!