Читать книгу «Печать Мары: Пламя. Книга I» онлайн полностью📖 — Алексея Домбровского — MyBook.

Глава 1: Сим Победим

16 октября 7171 года от сотворения мира (25 октября 1661 года). Кушликовы горы

Кампания против польско-литовских войск, так удачно начатая год назад, грозила закончиться полным разгромом царского воинства под командой князя Ивана Андреевича Хованского. В ночь с 22 на 23 октября наседавшая на русские войска армия маршалка Жеромского и полковника Кмитича соединилась с отрядами воеводы Стефана Чарнецкого. 24 числа к ним подошла польская и немецкая пехота. После этого польско-литовская армия получила подавляющее превосходство над армией князя Хованского. Потерявшая казну, обоз, чудотворную икону Богоматери, обескровленная голодом и холодом армия за две недели отступления уменьшилась почти вдвое. Части, набранные из монастырских служек, вольных людей и городских казаков, таяли на глазах. В одном из полков начальных людей осталось больше, чем рядовых. Нижегородский полк рейтарского строя, где в гусарской роте служил сын боярский Николка Силин из Егны, не был исключением. Но его рота, набранная из дворян и детей боярских, которые «служили по отечеству», осталась в строю почти в полном составе. Возможно, именно по этой причине гусарам было доверено Государево знамя.

Не видя возможности разбить превосходящие силы противника, князь Иван Андреевич в ночь на 25 октября попытался скрытно отвести свою армию за Двину в направлении Полоцка. Но этот план не удался. Пропускная способность переправы не смогла обеспечить своевременный отвод войск. А когда до рассвета оставалось еще два часа, кавалерия Чарнецкого начала обходной маневр, чтобы окружить лагерь отступающей армии противника.

#

Силин смахнул латной рукавицей капли воды, повисшие на краю шлема. Конь под ним дернул шеей.

– Тихо… тихо…

Силин успокаивающе провел рукой по мокрой гладкой коже. Конь фыркнул и нетерпеливо перебрал ногами. Застоялась и замерз. Силин тоже замерз. Мелкий, нудный дождь, зарядивший с самого утра, не прекращался ни на мгновение. Осень 1661-го года выдалась на редкость дождливой и холодной.

– Курва… Тихо, пан Николка!

Литвин Василь, два года учивший выбранных из рейтаров гусар правильному строю, пригрозил Силину кулаком. Василь был на пару лет моложе Силина. Его, как одного из сведущих в военном деле перешедших на русскую сторону пленников, Хованский назначил пестовать создаваемую им русскую гусарию. Друзьями Силин и литвин не были, но сошлись довольно тесно. Силин быстро поднаторел в польском и даже малость в немецком языках. Из-за этого он стал чем-то вроде толмача для своих, не так искушенных в языках подчиненных. А учителя, что гусарские, что рейтарские, были или литвины, или немцы… Фряжские, но большей частью скотские и свейские.

В рядах прятавшихся в лесистом пригорке гусаров воцарилась тишина. Силин смолчал и еще раз погладил коня по шее. Хотя через минуту звона металлических частей конской упряжи за звуками начавшегося боя никто все равно бы не услышал. Вся рота, как один человек, всматривалась в разворачивающееся на их глазах сражение. На дальний край широкой равнины, расстилавшейся перед переправой, как-то разом вылетели всадники. Рейтары и драгуны скакали молча, отчаянно подгоняя своих уставших взмыленных коней. Некоторые то и дело оглядывались назад, а другие неслись вперед, прижавшись к лошадиным шеям. До гусаров, стоявших на опушке небольшого леса, доносился только мерный рокот копыт и хриплое дыхание загнанных коней.

Заметив всадников, солдатские полки, ожидавшие своей очереди на переправу, пришли в движение. Забегали начальные люди. Полковники, поручики, ротмистры и десятники разворачивали солдат спиной к переправе и лицом к невидимому еще неприятелю. Команд Силину не было слышно. Он только видел, как вытянутые вдоль раскисшей дороги колонны начали медленно разворачиваться. Видимо, воевода, князь Хованский, решил преградить полякам и литовцам Жеромского дорогу к переправе. И дать, таким образом, хотя бы части армии перебраться на другую сторону Двины.

Внизу, у самой переправы, загремели, отбивая ритм, полковые барабаны. Движение колонн пошло четче и увереннее. Казалось, еще чуть-чуть – и полки встанут на свои позиции. Но в этот самый момент на плечах разбегающейся конницы на равнину вылилась лава польских гусарских хоругвей.

#

Силин весь подался вперед, чтобы лучше видеть битву, которая разворачивалась перед ним. Выйдя на равнину, поляки замедлили ход коней, приводя в порядок свое построение. В первые шеренги начали выходить самые опытные и хорошо вооруженные товарищи, а в задние – их почтовые. Силин не слышал команд, но прекрасно знал, что сейчас выкрикивает их ротмистр в накинутой на плечи шкуре леопарда и с плюмажем из орлиных перьев на шлеме.

– Шапки надвинуть… Сомкнуть ряды…

Губы Силина шевелились, повторяя чуть слышно слова команд.

– Сабли на темляк…

Всадники взяли в руки длинные пики с небольшими бело-красными прапорами на концах и шагом двинулись вперед. Русская кавалерия обошла законтрившие посторонние пехотные полки и скрылась где-то на флангах.

– Вперед…

Польская хоругвь, выстроенная в четыре ряда, перешла с шага на медленную рысцу. Когда она прошла половину пути к сомкнутым построениям солдат и стрельцов, польские гусары с боков начали потихоньку сдвигаться ближе к центру, сильнее уплотняя передние ряды. Скоро до русских построений полякам осталось чуть больше пятисот шагов.

– Зложьте копье…, -прогремело в рядах поляков.

– Пики к бою…

Слова Силина слились с принесенным ветром криком польского гусарского поручика. Пики в руках всадников двинулись вниз, и конная масса перешла на полный галоп. Крылатая волна хлынула вперед, грозя разметать тонкие линии пехоты. Николай затаил дыхание. Когда до ощетинившейся копьями лавы осталось меньше ста метров, грянул русский залп. Ряды пехотинцев заволокло дымом. Первый ряд отошел на перезарядку и сразу грянул залп второй шеренги. Какое-то время ничего невозможно было разглядеть в накрывшем поле боя белом мороке. Но потом из него стали выскакивать всадники, которые, развернув коней, галопом выходили из схватки. Судорожно втянув воздух, Силин понял, что не дышал все это время.

Первый натиск гусарии был отбит. Это было похоже на маленькое чудо. Пехотинцы не дрогнули. Видимо, бегство дезертиров положительно сказалось на боевом духе стрельцов и бойцов солдатских полков. Но Силин прекрасно понимал, насколько трудно удержать натиск лучшей тяжелой кавалерии Европы без гуляй-города, испанских козлов, свиных рогаток и железных ежиков-чесночен. А хоругвь уже оттянулась обратно к краю поля и стала перестраиваться для повторной атаки. Стрельцы с пехотинцами тоже выровняли свои ряды. Между их построениями и польскими гусарами на земле лежал десяток человеческих и конских трупов. Один из раненых поляков заковылял в сторону своих, но его свалил одинокий пистолетный выстрел.

Тем временем крылатые гусары построились и ринулись во вторую атаку. Все повторилось, с тем отличием, что в левый фланг гусаров выехали рейтары и дали один нестройный залп. Хоругвь снова откатилась. Трупов и раненых на земле стало еще больше. Силин уже подумал, что вряд ли поляки пойдут в новую атаку, но в этот момент из-за леса вышли еще две хоругви. Николай изо всех сил сжал кулаки. И хотя эти гусары были литовские, а не польские, удар сразу трех закованных в железо крылатых хоругвей потрепанная пехота вряд ли смогла бы выдержать.

Всадники с крыльями за спиной вскакивали по центру построения, а обе литовские хоругви с крыльями, притороченными к седлам, разместились по бокам. И снова:

– Сомкнуть ряды… Сабли на темляк… Вперед… Пики к бою…

Удар был страшен. На этот раз пехотинцы успели сделать только один залп. Не помогли и подоспевшие на помощь пехоте рейтары и драгуны. Стальная волна смела первые ряды, снесла не успевших выйти на первую линию пикинеров. Издалека казалось, что это не люди, а дикие звери, перепоясанные ремнями, укутанные рысьими и медвежьими шкурами, скачут на крылатых конях, сметая все на своем пути.

Силин повернулся к Василю.

– Пора?

Литвин молчал, не отрывая взгляда от сражающихся.

– Пора?

Силин с нажимом повторил вопрос и придвинул своего коня ближе к лошади советника. Тот поправил на голове свой шлем-бургонет и бросил быстрый взгляд на поручика. Расходившаяся к низу металлическая переносица закрывала половину рта, и поэтому, когда литвин ответил, его и без того тихий голос звучал еще глуше:

– Пан Николка, пан воевода должен дать сигнал.

Силин нетерпеливо привстал на стременах. Ни самого князя Хованского, ни его знамени видно не было. Силин перевел взгляд туда, где поляки и литовцы неумолимо продавливали солдатский полк. Русские рейтары крутили на флангах вражеских хоругвей свой «караколь», но с каждым новым заходом их залпы звучали все реже. Наконец натиск гусаров ослаб. Часть из них уже начала разворачивать своих коней, чтобы отойти на следующий заход. Силин облегченно выдохнул. В радостном порыве он хлопнул ладонью по нагруднику Василя.

– А-а! Сдюжили!

Литвин ничего не ответил. В этот момент знамя полка Томаса Даниеля, золотой двуглавый орел на желтом фоне, упало на землю и скрылось из вида. По рядам польских гусар пронесся гулкий, полный ярости клич:

– Руби их в песи-и-и!

Ряды русской пехоты начали поддаваться назад. Началась бойня.

Силин с яростью сжал пику. Ударил шпорами коня. Сейчас или никогда! Еще миг – солдаты окончательно побегут, и будет поздно. Он увидел удивленные глаза Василя.

– Команды не бы-ло-о-о!

Литвин хотел остановить его, но было поздно.

– Стой, пан Николка!!!

Силин уже выехал из леска. Он глянул на Василя, на мешанину сражения около переправы, на застывшие в ожидании ряды гусар. Еще один шаг – и ничего нельзя будет изменить. Силин махнул рукой и двинул своего коня, серого в яблоках Баяна, вперед. Загремели конские сбруи. С мокрых, пропитавшихся водой, притороченных к панцирям крыльев слетели капли воды. Зафыркали лошади. Рота Силина сдвинулась с места и стала выходить на опушку. На глазах Василя творилось невообразимое. Выпестованные им воины без команды воеводы выходили на бой. Цена поражения – это жизни почти десятка тысяч людей, отрезанных переправой на левом берегу Западной Двины.

Осознав, что этого уже не остановить, литвин развернулся в седле и вместо принятых команд заорал во все горло, мешая русские и польские слова:

– Опущено гусарское копье!

Проткнув врагов немало!

...
8