– О! Дикарки, какие?! Совсем вести себя не умеют в приличном обществе! Прям, село – селом! – лишь про себя досадовал молодой московский интеллигент.

Артистам на сцене даже пришлось взять небольшую паузу, специально затянув эпизод встречи царя, чтобы экзальтированные капиталистки пришли в себя от художественно ярких исторических проявлений социалистической действительности. В общем, довольные оперой, а ещё больше силой советского сценического искусства, разошлись и разлетелись Кочеты по своим курятникам. Проводив сына до метро, Пётр Петрович пешком пошёл домой на Сретенку, а Платон поехал домой в Реутово.

По дороге, в основном в спокойной электричке, Платон теперь предался спровоцированным спектаклем воспоминаниям о своей детской Москве.

– Эх, жалко, что я теперь живу не в Москве!? А то бы сейчас и пешком был бы уже дома!» – с досадой заключил он раздумья.

– «Ну, как?!» – у порога спросила мать, увидев довольное лицо сына.

– «Шикарно! Просто здорово! Я даже не ожидал!».

– «Вот, видишь? А ты всё футбол, футбол! Тебе надо расширять свой кругозор!».

– «Да, пожалуй!».

– «А знаешь, почему тебе опера понравилась?!».

– «Почему?».

– «Ты был подготовлен к её восприятию ещё в детские годы, когда невольно часто слышал по радио арии из опер!».

– «А-а!? Наверно?! Да! Я вспоминаю некоторые из них! Особенно запомнились арии из Кармен!».

– «Ну, вот, видишь?!».

Но Платон видел и слышал и многое другое, в частности всегда замечал красивых девушек. Но из-за близорукости он определял это слишком поздно, уже вблизи, не успевая среагировать и познакомиться.

– «Сын! А знаешь, почему ты до сих пор не нашёл себе подходящую подругу?! Это всё от твоей близорукости и ходьбы на улице и поездках в транспорте без очков! Ты всё стесняешься, а зря! Тебе бы ещё больше открылся мир окружающей тебя красоты!».

– «Да! Если бы я сегодня был бы без очков, то совсем ничего хорошего и красивого не увидел!» – согласился сын с мамой.

На следующий день в воскресенье с утра Платон выехал к Гавриловым – пообщаться с сыном и отметить с Варей окончание ими очередной сессии.

Этим воскресным февральским утром на платформе Реутово, ожидавший электричку на Москву, Платон увидел двух небольших, бегавших парой, беспризорных или временно убежавших из дома собачек. Беленький кобелёк породы Болонка безуспешно пытался сзади оседлать длиннолапую гладкошёрстную гнедую сучку, явно выказывавшую ему своё расположение.

Бедняжка даже полностью вставал на задние лапки, но его болтающееся страждущее естество доставало той лишь до колен.

Среди зрителей в торце полупустой платформы, кроме Платона, оказалась и молодая женщина, невольно тоже заинтересовавшаяся интригой.

Но, как пара болельщиков не переживала, у кобелька ничего не получалось. Тот подходил не только сзади, но и сбоку, и даже подпрыгивал. Но ничего не получалось. Ведь наверно ещё никому и никогда среди зверей и среди людей не удавалось вставить на ходу и в прыжке, даже знаменитым и заслуженным артистам московского цирка.

Да и сучка никак не догадывалась чуть присесть на задние лапы.

Видя, как женщина тоже переживет за пару влюблённых собачек, Платон не выдержал и подошёл к кобельку со словами:

– «Ну, давай, я тебе помогу! Подсажу, что ли?!».

– «Хоть бы присела, сучка!» – не выдержал и женщина, тут же смутившись своей откровенности и отойдя в сторону.

– Видимо она большой знаток этого? Опыт есть?! – промелькнула шальная мысль у Платона.

– А перед таким молодцом приседать не надо! А даже наоборот, надо встать на цыпочки! – подумал и она, вглядываясь в фигуру и лицо длинноногого Платона.

И тот тоже был вынужден отойти от собачек из-за уже тормозящего рядом головного вагона электрички. Он успел лишь проводить их прощальным и сочувственным взглядом через окно трогающегося вагона.

И опять весь выходной Кочета прошёл в его зимних забавах с сыном и тремя сёстрами Гавриловыми.

В понедельник 3 февраля он вышел на работу уже совершено отдохнувшим, будто бы и не было сессии и прочих моральных и эмоциональных нагрузок, хотя они, при большой физической нагрузке, как раз и являлись разрядкой и отдыхом.

На следующий день 4 февраля в Каире Палестинский национальный конгресс избрал Ясира Арафата председателем Организации Освобождения Палестины.

А 7 февраля было подписано соглашение о торговле, экономическом и техническом сотрудничестве между СССР и Народной республикой Южного Йемена. СССР опять собирал вокруг себя новых союзников и друзей.

Так же поступила и подруга Насти по первому курсу Таня Ковалёва, пригласившая Настю с Павлом и Платоном к себе на день рождения на субботу 8 февраля.

Компания оказалась молодёжной, в основном девичья и из одногруппниц Насти, которая взяла брата в надежде, что ему кто-нибудь из подружек понравится, и он женится на ней, в перспективе освободив сестре жилплощадь.

Из всех девушек Платон обратил внимание только на хозяйку – рослую и крепкотелую кареглазую брюнетку, безупречную во всех отношениях. Ставку на неё делала и Настя. Но сердце брата, ещё не забывшее Любашу, пока не ёкнуло.

– Конечно, если подходить практично, Таня очень даже подходит в качестве будущей жены! Она и симпатична, и с неплохой фигурой! Если только не потеряет её после замужества? Кажется умной, но властной, знающей, что ей надо, потому видимо расчётливой и холодной!? Она одна у родителей и есть двухкомнатная квартира в Москве! Видно, что семья не бедная – вроде всё есть!? Так что будущему её мужу будет куда придти! Но мне пока это не интересно! Так что кадриться к ней я пока подожду! Если только она сама первой не проявит инициативу?! – быстро просчитал Кочет для себя последствия сближения с нею.

Встреча прошла традиционно – застолье, танцы, улыбки, разговоры, завершившиеся фотографированием, во время которого фотограф Павел, увидев, что Платон заслоняется и пытается выйти из кадра, произнёс для всех загадочное в его адрес, поднимая его авторитет:

«А-а! тебе из-за твоей секретной работы нельзя фотографироваться!?».

На что покрасневший Платон лишь шутливо отмахнулся рукой.

Из гостей они возвращались не поздно, и Настя поинтересовалась мнением брата о хозяйке:

– «Ну, как тебе Татьяна?!».

– «Ничего, симпатичная и в общении приятная! Похоже даже умная?!».

– «Да, умная! Она у нас отличница и подруга хорошая! А хозяйка, какая?! Да и семья у неё – сам видел – тоже на уровне!.. А ты будешь с нею ветре чат ься?».

– «А что? Она разве желает этого?!».

– «Ну, я её прямо спросить ещё не успела, но она мне высказала комплимент в твой адрес! Видимо ты понравился ей?!».

– «И она мне тоже! Но когда встречаться-то?! Сама же знаешь!».

– «Да-а! Это проблема! Но время найти можно, да и она тоже учится – поймёт!».

– «Смотри, Платон, упустишь хороший вариант!?» – вмешался и Павел, невольно проговорившись об их планах.

В этот же вечер 8 февраля в Швеции стартовал VI-ой чемпионат Мира по хоккею с мячом.

И опять в воскресенье 9 февраля Платон съездил к Гавриловым, традиционно проведя с ними время и при отъезде домой поздравив младшую Ксюху с наступающим завтра десятилетием.

Теперь в каникулярные вечера Платон и Павел частенько играли дома в бильярд-хоккей, верх в котором в подавляющем большинстве случаев брал Платон.

А тот придумал играть в бильярд и в хоккей с мячом, давая на тайм два удара. В общем, как и должно было быть, получилось среднее между футболом и хоккеем с шайбой. Они даже сыграли с Павлом свой чемпионат Мира по хоккею с мячом, оставшись довольными и игрой и результатами, затем подтверждёнными истинными итогами, когда к 16 февраля в шестой раз из шести чемпионом Мира стала сборная СССР, по два раза обыгравшая сборные Швеции и Финляндии.

Неожиданно рано, уже 20 февраля, сборная СССР по футболу сыграла в Колумбии свой первый в этом году товарищеский матч со сборной страны, победив 3:1, и взяв реванш за досадную ничью в Чили в 1962 году.

Тем временем у Платона набрал ход уже четвёртый семестр, а их группа получила обозначение М2-22. И в субботу вечером, почему-то именно 22 февраля, Платон договорился зайти к Юре Гурову и вернуть ему использованный его конспект лекции, лежачий почерк в котором, наверно кроме его хозяина и почему-то Кочета, никто не разбирал.

Такой, в виде мелковолнистой линии, почерк Юры был очень экономичен, так как пальцы и кисть совершено не уставали и позволяли писать с большой скоростью. Из-за этого Юра был единственным, во всяком случае, в их группе, кто всегда успевал записывать лекции слово в слово.

Как-то Пётр Петрович предложил сыну изучать стенографию, которой сам ещё владел, чтобы уметь быстро и полно записывать слышимый текст. Но у заинтересовавшегося Платона на это не было времени и не предвиделось в обозримом будущем. Поэтому и эта его мечта так и осталась мечтой.

Так что теперь вся надежда переписать полностью текст лекции у него была только на Юру Гурова.

А после этого у него наступало его свободное время, и он уже предавался планам по его использованию. И, как иногда у Платона бывало в игре в шахматы, когда рассчитав многоходовую комбинацию, он забывал самый первый и правильный ход, он и на этот раз поспешил с выходом на улицу, не зайдя на дорожку в туалет, так как ещё и не очень-то хотел.

– А, ладно! В крайнем случае, у Юрки зайду! – решил он с улицы уже не возвращаться домой.

Отдав тетрадь и поблагодарив друга, Платон почувствовал, что свой накапливающийся груз он вполне донесёт до дома. Да и беспокоить хозяев по такому поводу было бы неудобно.

И он уже по улице Ленина подходил к дому, предвкушая, что сейчас опорожнит свой мочевой пузырь, как навстречу ему попалась весёлая компания молодёжи, включавшая Настю, Павла и его друга Николая.

– «О! Платон! Какими судьбами?! Поедем с нами!» – зазывали его девчонки во главе с самой молодой, но самой активной Галей Беляковой.

– «Да нет! Я домой! Мне заниматься надо!» – отговаривался Кочет от не интересных ему девиц.

– «Да ты нас тогда только проводи до автобусной остановки!» – убедил его Павел.

И, взятый с двух сторон девицами под руки, Платон решил ещё немного потерпеть.

Но когда подошёл автобус, Павел и Николай под руки и под довольный смех девчонок просто внесли Платона в салон.

– «Ну, и куда вы меня везёте?!» – нарочито громко спросил он всех.

– «Платош! Не сердись! Мы решили поехать в кафе на Арбат!» – несколько пыталась успокоить Настя внешне спокойного, но уже напрягшегося от насилия, недовольного брата.

– «Паш, только у меня с собой денег нет, да и ссать я хочу!» — лишь шепнул Кочет Олыпину.

– «Да ничего! У меня есть! Да и парни добавят!? А ты дотерпишь?!».

– «Постараюсь!» – поморщился Платон, оценивая свои силы.

Их бывший автобус № 209, с декабря ставший № 509, за полчаса с небольшим доставлял пассажиров до станции метро «Измайловский парк».

До 1963 года она называлась «Измайловская», и в детстве Платон ездил до неё от Кировской кататься в Измайловский парк на лыжах с отцом, а позже на физкультуре с классом.

И Платон пока терпел, тем более, дальше их путь без пересадок пролегал до станции метро «Библиотека имени Ленина».

– Ладно! Вроде до кафе как-нибудь дотерплю! – понял он, выходя из метро на проспект Калинина.

Дойдя до ресторана «Прага», компания в поисках кафе свернула на Арбат.

– Ну, слава богу! Дошли до туалета! – расслабился у писсуара Кочет, когда они вскоре нашли маленькое кафе.

– «Ну, что? Кайф?!» – спросил Павел повеселевшего шурина, ожидая своей очереди.

– «Да! Хорошо!» – натужно улыбнулся Платон, безуспешно пытаясь выдавить из себя остатки.

Теперь он был счастлив и мог, что угодно делать и с кем угодно говорить.

Отдохнув и весело наговорившись, выпив по чашечке кофе с пирожными и мороженое, компания направилась на выход. Платон хотел было опять на дорожку забежать в туалет и доделать недоделанное, но постеснялся мнения девушек о себе.

И компания пешком теперь направилась к станции метро «Площадь Революции».

Платон опять шёл, с обеих сторон взятый под руки девушками-хохотушками. И в процессе разговоров он стал явственно ощущать не только прилив физических сил и энергии от хорошего перекуса, но и прилив излишков ненужной жидкости. Ощущение переполненности мочевого пузыря становилось всё ощутимее и стало беспокоить Платона. В конце концов, он не выдержал и передал девушек другим парням, сославшись на необходимость срочно переговорить с Павлом.

– «Паш! А я опять ссать захотел! Отвлеки пока девчонок, а я подворотню найду и отолью!» – попросил шурин.

– Ладно, давай! А что ты там не сходил?!».

– «Да постеснялся, дурак, так часто ходить!».

И Платон замкнул шествие компании, заглядывая в подворотни и ища удобный уголок. Но подходящего места нигде не было. То оно было освещено, то там был посторонние, а то и вообще укромных уголков не было вовсе. Так и дошли они до Александровского сада и Кутафьей башни, под которой Кочет ожидал спасительный для себя туалет. Но к ужасу Платона тот оказался уже закрытым. И не в силах больше терпеть и идти к следующему туалету на подъёме между Арсенальной и Никольской башнями, он нашёл относительно уединённый уголок у соединения Кутафьей башни и стены.

Но как только Платон приладился у стены и начал получать наслаждение от процесса, к нему направился, как назло дежуривший рядом на площадке, милиционер.

– «Товарищ сержант! Извините! Ноу меня больше нет сил терпеть, а туалет почему-то закрыт!? Так что я прямо, извините, здесь!».

– «Так он на ремонте!.. Потом ко мне подойдёте!» – учтиво разрешил страж порядка доделать начатое дело.

Оправившись, Платон подошёл к милиционеру, расплываясь в смущённой, но благодарной улыбке:

– «Спасибо вам большое! Спасли меня!».

– «А где вы живёте?!».

– «Да тут, почти рядом, на Дзержинке!» – специально для форсу, наполовину соврал Кочет.

– «Ладно! Идите! И больше так не делайте!» – как показалось Платону, чуть ли не подобострастно отпустил его милиционер.

– Он наверно это сделал на всякий случай, побоявшись нарваться на отца аборигена, не дай бог ещё и от госбезопасности? – лишь подумал Платон, оценив свою находчивость.

– «А как тебе удалось избежать наказания?!» – с удивлением спросил Павел.

– «А он спросил, где я живу! А я ему сказал, что на Дзержинке! Он и отстал, на всякий случай!».

– «Ну, ты и молодец! А если бы он проверил?».

– «А я же у отца на Сретенке бываю!? Да и родился и жил там одиннадцать лет! А она продолжение улицы Дзержинского!».

– «А-а! Ну, да! Так получается, что ты безнаказанно обоссал Красную площадь, Кремль!?» – сделал неожиданный философский вывод Олыпин.

– «Да! Но только не Красную площадь, а Александровский сад!».

А уже на буднях, не поздно вечером возвращаясь с занятий с друзьями в электричке, Платон услышал разговор двух поблизости стоящий зрелых девиц, обсуждавший красный цвет его губ.

– «А интересно, у парня цвет губ это его, или он мажет их помадой?!» – спросила одна.

– «А ты подойди и спроси! А ещё лучше поцелуйся с ним, и поймёшь!» – посоветовала другая.

– «А я и не против!».

– «Так и я тоже!».

Но Платон опередил их, демонстративно облизнув свои губы и ответив:

– «Не бойтесь, это свой цвет!».

– «А мы и не боимся! Это ты боишься, раз не захотел поцелуем проверить! А только облизываешься, как мартовский кот!» – под совместный хохот друзей и девушек ответили те.

К этому времени завершился и четвёртый круг чемпионата СССР по хоккею с шайбой, как и третий, уверенно выигранный московским «Динамо» с победами над лидерами, в результате чего вплотную подобравшемуся к ним, отставая от ЦСКА на одно очко, а от «Спартака» на два. И у Платона и здесь появились вполне обоснованные надежды.

Так что жизнь в это время у Платона Кочета проходила стабильно и даже временами весело. Незаметно и зима стал переходить в весну.

Но её астрономическое начало было омрачено неприятной неожиданностью, когда в воскресенье 2 марта стало известно о советско-китайском пограничном конфликте на острове Даманский, расположенном на реке Уссури в 230 километрах южнее Хабаровска и 35 километрах западнее райцентра Лучегорск.

– «Вот к чему привело недопонимание между нашими компартиями!? А ведь как мы им помогали?! И воевали бок о бок!» – в разговоре с сыном по телефону сожалел о случившемся Пётр Петрович.

– «А я думаю, что со временем сама жизнь всё равно заставит нас снова дружить! Это хорошо понятно, если посмотреть на географическую карту!» – успокаивал отца Платон.

А вскоре Платону снова пришлось смотреть на географическую карту СССР. Получив, на этот раз вместо поздравительной открытки ко дню рождения, письмо от Владимира Лазаренко с его фотографией и поздравлением, Платон испугался за друга. Ведь тот служил в железнодорожных войсках как раз в тех краях недалеко о границы с Китаем.

Но его опасения за Володю были напрасны. Единственное, что могло ещё достать солдата, так это огромные и кусачие кровожадные местные комары, по словам старослужащих к лету ожидавшие молодых, здоровых и полнокровных новобранцев.

От опасений его отвлекли и хлопоты с покупкой подарков своим многочисленным женщинам. И на этот раз Платон как надо поздравил всех своих женщин с праздником 8 марта, включая, опять собирающуюся в деревню, бабушку. Только Настя на этот раз не оказалась в их числе, так как уже имела своего зарабатывающего мужчину.

Но кроме него она ещё имела подруг и друзей, в том числе одноклассников, помнивших свою принципиальную классную старосту.

Как всегда днём возвращаясь из института домой на электричке, Настя в полупустом вагоне увидела в тамбуре очень высокого курсанта военного училища, который почему-то улыбался ей. Она несколько раз взглянула на него и поняла, что его лицо ей кого-то напоминает. А когда вышла в тамбур, то услышала от него:

– «Ну, я это! Я! Не узнаёшь?!».

– «А-а! Володя!» – наконец узнала она, вымахавшего за почти два года и ставшего на голову выше неё, Володю Лодыгина.

– «Ну, вот, узнала, наконец!».

– «Володь! Так значит, ты будешь военным?! А не боишься… китайцев?!».

– «Так будем надеяться, что это лишь временное и досадное недоразумение!?».

Но 15 марта советско-китайский военный конфликт на острове Даманский повторился. Однако в этот раз в нём кроме пограничников с обеих сторон приняли участие и регулярные армейские части. И в результате Советской армии пришлось применить против многократно численно превосходящего противника сорокаствольные калибра 122 миллиметра реактивные системы залпового огня (РСЗО) БМ-21 «Град», нанеся противнику большой урон. И после этого из-за взаимного опасения перерастания конфликта в полномасштабную войну, боевые действия с обеих сторон прекратились.