Но Платон сразу обратил внимание на развешенные по комнате сохнувшие фотоплёнки. Пётр Петрович не только много фотографировал, но и всегда сам дома проявлял свои фотоплёнки и сам печатал фотографии. А Платон мечтал в будущем научиться у него этому.

– «Я на днях разбирал свои старые бумаги и нашёл твои рисунки!» – взял отец с письменного стола приготовленные детские эскизы сына, изображавшие трамвайные пути в плане.

– «Ого! И как ровно начерчено!?» – обрадовался Платон неожиданной находке.

– «Да! Сразу видна твёрдая рука! – согласился отец – А ты с учёбой про физкультуру не забываешь, по утрам делаешь зарядку?».

– «Да, регулярно! И в футбол играю! А иногда гантелями балуюсь!».

– «Хорошо! Я, вот, видишь, до сих пор, в какой хорошей физической форме?!» – играя мышцами, закрытого лишь майкой полуголого торса, показал сыну свою мускулатуру Пётр Петрович.

– «Да, уж! Пап, а почему у тебя до сих пор все мышцы такие каменные и ты такой сильный? Хотя на вид, в одежде, и не скажешь!» – с восторгом и завистью пощупал отцовские бицепсы Платон, разглядывая видневшиеся из-под лямок майки большие грудные, трапециевидные и дельтовидные мышцы.

– «А это почти ежедневный физический труд с детства, частые занятия физкультурой, спец, подготовка в армии и статическая гимнастика. Плюс здоровый образ жизни! Все они постепенно сделали своё дело!» – пояснил тот сыну.

– «А давай на руках силой померяемся!» – ревниво и задиристо предложил младший Кочет старшему.

– «Давай! Только после еды» – сначала отнекиваясь, но потом, нехотя согласившись, ответил отец.

После того, как ещё почти пятнадцатилетний Платон однажды на спор, на плечах понёс отца на речку, выиграв у него спор, он и позже, в студенческом возрасте, летом иногда любил неожиданно поносить кого-нибудь на них.

Однако после того как он как-то уговорил ещё незамужнюю сестру Настю прокатиться на себе, как на лошадке, при этом во время её посадки почувствовав резкий запах её не стираных трусов, его наездниками становились исключительно лица мужского пола в брюках или в тренировочном трико. В основном это были или его товарищи-одногодки, или его подопечные пацаны.

Обычно Кочет подкрадывался сзади к расставившему ноги зазевавшемуся парню и, наклонившись, резко просовывал свою голову между ними, тут же вставая во весь рост. К испугу и изумлению жертва резко оказывалась высоко над землёй седоком коня, который под смех товарищей уверенно вёз её дальше.

А начались такие силовые фокусы от Кочета подъёмом одной рукой, лежащего на ней на животе Лёши Котова, весившего тогда 36 килограммов.

И Платон вспомнил об этом, рассказав отцу.

– «А ты знаешь, что зимой случилось с его отцом?! Тебе мама не рассказывала?» – в ответ спросил Пётр Петрович.

– «Нет! А что?».

И отец рассказал сыну, как ещё перед зимой около старой квартиры Котовых в Уланском переулке Бронислав Иванович на улице сделал замечание сквернословящему молодому человеку, в ответ получив нокаутирующий удар в челюсть. Чемпиона по боксу затем осудили на несколько лет, а Котов несколько месяцев лечился от сотрясения мозга.

– «Пап, а почему вы все зовёте его Слава, а не Бронислав?».

– «Звали так же, как его звали жена и тёща!».

Кочеты долгое время звали старшего Котова Славой и не скоро услышали, что он, оказывается, Бронислав. Причём они слышали имя «Слава» и от его тёщи Галины Борисовны и от его жены Светланы Андреевны. И только как-то раз он раскрыл своё настоящее имя Алевтине Сергеевне.

После вкусного, приготовленного отцом обеда без супа, но с холодными закусками, среди которых особо выделялась красиво уложенная им в селёдочницу его фирменная жирная селёдка, приправленная репчатым луком и подсолнечным маслом, Кочеты померялись силой.

И как Платон долго не старался, ему никак не удавалось победить отца. К тому же рука того была чуть короче и давала ему небольшое преимущество при обороне. Но и отец не смог прижать к столу руку сына. Так они к обоюдному удовольствию и согласились на ничью.

Дальше их разговор перешёл на любимую ими политику, но в этот раз не дойдя до женщин. А в паузы Платон разглядывал комнату своего детства, будя приятные воспоминания.

В памяти Платона надолго остались следы дождевых протечек на потолке их московской комнаты, которые не изменились до сих пор. Эти отметки отчего дома тогда вызывали в его воображении человеческие лица, изображения различных животных, облака и горные пейзажи.

Платон иногда придавался приятным воспоминаниям детства. Вот и по пути сюда, идя по Печатникову переулку, он вспомнил своих последних друзей детства.

Из мальчишек это был старший его на год Андрей, имевший далматинца по имени Кук, и живший с родителями в одной комнате дома № 21, имевшего коридорную систему.

А из девчонок – свою первую школьную симпатию Олю Суздалеву, жившую в доме № 26 почти напротив дома Андрея, которую он как-то раз увидел в кинотеатре «Хроника», но постеснялся к ней подойти и сказать, что он теперь живёт в Подмосковье.

Также Платон хорошо запомнил, как ещё в детстве отец водил его в Политехнический музей, мечтая привить сыну интерес к технике. А тому особенно понравились различные модели машин, механизмов и строений в разрезах. Причём модели в разрезах подземелий различных зданий и предприятий его интересовали больше, чем машин и механизмов. Всё-таки в нём всё ещё оставался архитектор.

А уже во время обеда Платон вспомнил, что отец любил чай с молоком, заменявший ему кофе, о чём неоднократно свидетельствовали капли на его галстуке и рубашке.

– «Ну, а как там наши молодожёны поживают?» – неожиданно вывел сына из задумчивости Пётр Петрович.

– «Да вроде нормально?! Только Настя частенько болеет» – не всю правду сказал Платон.

Ведь иногда Настя не болела, а попадала в больницу на аборт. Как-то раз Платон услышал обрывок её разговора с мамой, поинтересовавшейся у дочери, почему так часто, и почему они не предохраняются?

На что последовал ответ Насти:

– «А для моего кобеля женщина, что дырка в заборе! Думает только о своём удовольствии!».

– Значит у них не очень хорошие отношения, а Павел эгоист!? – понял Платон.

Но некоторая напряжённость в отношениях проявлялась и во взаимоотношениях молодожёнов с хозяйкой квартиры. Они поделили имущество и утварь, но Платон не стал делить с сестрой книги, общие игрушки и спортинвентарь. Просто ему пока некогда было этим заниматься.

Лишь Настя передала в комнату матери ставший ненужным инвентарь. Среди этих вещей оказался и действующий микроскоп, давно подаренный отцом детям.

– «Платон, возьми его, а то он в книжном шкафу только пыль собирает!» – протянула она раннее е любимый прибор брату.

И тому невольно пришлось поиграть с прибором, с любопытством разглядывая на предметном стекле свой волос, а потом отвезти его на дачу.

На дачу Платон поехал и на следующий день в субботу 31 мая. Отец просил помочь ему срочно посадить люпин, недавно прочитав о его пользе для насыщения обедневшей почвы азотом и объяснив тогда же это сыну:

– «На его глубоких корнях, оказывается, расположены клубеньки азотфиксирующих бактерий! Он накапливает в почве большое количество азота, кажется двести килограмм на гектар! Это зелёное удобрение!».

– «Вот это да!?» – картинно удивился тогда Платон.

– «Да-да! Не удивляйся! Он ещё богат белками, крахмалом, сахарами и микроэлементами! Его выращивают с целью последующего закапывания в почву для улучшения её структуры, обогащения азотом и препятствования росту сорняков! Он на поверхности грядок образует компост, и защищает грядки от размыва дождями и сдува почвы ветрами! Он даже заменяет навоз и аммиачную селитру!» – возбуждённо объяснил Пётр Петрович.

– «Пап! Это хорошо! Но сколько же с ним возни будет? Под него надо грядку сделать, посадить, ухаживать, а потом ещё и закапывать, разрезая на части!? Это год, а потом и польза от него будет не раньше, чем ещё через год, а то и два?! А всего три года! Не проще ли сразу вносить навоз и сыпать селитру?!» – удивил отца аргументами Платон.

– «Ничего! Давай, попробуем! Вот твоя помощь на грядке и будет нужна!» – не унимался энтузиаст всего нового.

– «Ладно, пап! Я приеду завтра, но после обеда и с ночёвкой. У меня утром футбол!» – вынужденно согласился тогда Платон.

И ранним субботним утром компания студентов-вечерников традиционно сыграла в мини-футбол, но на этот раз на осьмушке большого футбольного поля. У всех было хорошее настроение, особенно у Виктора Саторкина, этим утром узнавшего о беременности жены и почувствовавшим свою взрослость и значимость. На поле то и дело слышались его крики-обращения к товарищам и соперникам: «Гурыч, Игрек, Макс, Пан, Петрилло, Плат, и Стол», соответственно обращённые к Гурову, Заборских, Максимову, Панову, Петрову, Кочету и Стольникову. Из них только Гена Петров, отпустивший усики и походивший на иностранца, был недоволен своим итальянским прозвищем.

Тут же, удивившийся такому возбуждению всегда спокойного товарища, Платон вспомнил, как Витя и ранее, но лишь иногда, кричал и их выбывшим товарищам по футболу Ветрову, Лазаренко, Лапшину и Смирнову:

– «Ветер, Лазарь, Лапша и Смирный».

Из них это льстило флегматичному медлительному Михаилу Ветрову, соответствовало спокойному характеру всегда тихого Володи Смирнова, нейтрально удивляло Володю Лазаренко, и раздражало лишь Борю Лапшина, который и играл-то очень редко. Так что до конфликтов дело не доходило.

Но за это и флегматичному, медлительному Вите Саторкину от Платона досталось прозвище «Статор», выражающее и его фамилию и его спокойный, надёжный характер. А тот и не возражал против этого. К тому же все эти, в основном шутливые прозвища, касались только футбольного поля, когда нужно было обращаться друг к другу быстро, коротко, но понятно.

Платон невольно сравнил их прозвища с обращением на «Вы» к своим родителям Павла Олыпина.

– Да! У каждого своё воспитание, свои обычаи и привычки! – понял он.

В первый день лета прошёл первый тур президентских выборов во Франции. Жорж Помпиду набрал 44 % голосов, Ален Поэр – 23 %, а Жак Дюкло немного отстал от него, набрав 21 % от всех поданных голосов. За остальных кандидатов в сумме проголосовало 12 % пришедших на выборы избирателей.

А поздно возвратившиеся с дачи в Реутово мужчины Кочеты узнали об этом после мытья в полночных «Последних известиях».

– «Пап, а ты обратил внимание, что французские коммунисты год за годом сдают свои позиции?» – первым спросил Платон.

– «Да! Они это делают уже многие годы, как я уехал из Франции! А ведь тогда после войны был великолепный шанс на победу там коммунистов! Но вмешались США со своими капиталами, а у нас после войны экономических силёнок не хватало на помощь им! Я ещё тогда, когда работал в Париже, уловил устойчивую тенденцию скатывания их компартии к оппортунизму! И писал в Москву, что все наши усилия бесперспективны. И этим не угодил руководству. А вот теперь – результат!» – уже не так горестно, как бывало ранее, сокрушался бывший дипломат и аналитик политической разведки.

На следующий день в понедельник 2 июня Платон вышел на работу, с большим удовольствием выполняя все накопившиеся задания от своего начальника Дмитрия Ивановича Макарычева.

Сначала он посетил заточный участок фрез, где Виктор Баженов выполнил заказ для нового участка их цеха, одновременно обсуждая с Платоном футбольные новости.

По пути пообщавшись с Валерием Жаком, он затем с разрешения Яши Родина на своём бывшем станке стал вытачивать детали по эскизам Макарычева. А вскоре освободившийся Жак сам подошёл к своему давнему товарищу, который уже заканчивал обточку детали.

– «Валер, посмотри, она, кажется конусит, думаю, на одну десятку!» – спросил он старшего товарища.

Валерий внимательно посмотрел и почти согласился:

– «Да! Она конусит, но на две десятки!» – померялся он глазомером.

Но когда Платон микрометром померил диаметр детали по всей её длине, то она действительно кону сила, но всего на несколько соток.

– «Надо же?! Как глаз утрирует отклонение от нормы?!» – удивился Кочет, с которым согласился и Жак.

Во вторник 3 июня Клаве Гавриловой исполнилось пятнадцать лет, и Платон по телефону через Варю передал ей поздравление.

С 5 июня в Москве в Георгиевском зале Кремля начало работу Совещание коммунистических и рабочих партий. На нём были представлены 75 партий из разных стран мира.

И словно подарком к нему явилось сообщение, что впервые в истории авиации советский пассажирский самолёт Ту-144 в этот день преодолел звуковой барьер.

А 6 июня из недолгой поездки в деревню возвратилась бабушка Нина Васильевна.

– «Я приехала, чтоб обеспечить «тобе» хорошую сдачу экзаменов – мать просила!» – при встрече с внуком сразу объявила она.

Готовясь к экзаменам, Платон не забывал интересоваться и международными новостями.

Коммунистический конгресс народных представителей Южного Вьетнама 8 июня провозгласил Республику Южный Вьетнам и сформировал Временное правительство во главе с Хюинь Тан Фатом и Консультативный совет во главе с Нгуен Хыу Тхо.

На следующий день СССР официально подержал инициативу Финляндии о проведении международного Совещания по безопасности в Европе.

А во вторник 10 июня Платон на тройку сдал преподавательнице Воробьёвой итоговый экзамен по физике.

Зато 14 июня он на «хорошо» сдал экзамен по Историческому материализму преподавателю Кораблёву, уходя, сказав ему сакраментальное voilà ce qu'il faut! (Вот что нужно!)

«Вуаля сэ киль фо» теперь говорила и вся их группа. А случилось это, когда при изучении работ В.И. Ленина кто-то спросил Платона, теперь единственного из их группы, изучавшего французский язык, произношение и перевод ленинской пометки на полях на французском языке.

И с этим выражением Платон угадал, когда в воскресенье 15 июня во втором туре голосования президентом Франции был избран представитель голлистской партии Жорж Помпиду, победивший Алена Поэра, и выдвинувший программу «преемственности и диалога», подразумевающую, прежде всего, сохранение конституционного строя Пятой республики и осуществление корректив экономической и социальной политики.

К 17 июня завершило работу московское Совещание Коммунистических и рабочих партий. Оно приняло Основной документ «Задачи борьбы против империализма на современном этапе и единство действий коммунистических и рабочих партий, всех антиимпериалистических сил», а также ряд важных заявлений и обращений к народам мира.

В среду 18 июня Платон неожиданно не сдал экзамен по Высшей математике преподавательнице Морозовой, ведшей у них семинарские занятия, чем вызвал у неё крайнее удивление.

В пятницу 20 июня, в день рождения Петра Петровича, которому исполнилось шестьдесят пять лет, Жорж Помпиду вступил в должность президента Франции. Поэтому прежнее правительство во главе с Морисом Ку в де Мюрвилем, согласно Конституции, ушло в отставку. А новым премьер-министром Франции стал также голлист Жак Шабан-Дельмас.