И тут Платон понял, что если Любаша не дай бог придёт к нему и останется с ним наедине, то он никак не устоит перед нею и будет её так сильно и долго любить, что сделает ещё одного ребёнка.

Однако их взаимные любования и ласки вскоре прервались слышимой вознёй за дверью её квартиры.

– «Ну, ладно! Мне пора! А то родители уже волнуются! Пока!» – последний раз чмокнула Платона в губы Любаша, отстраняясь от него и вытаскивая свои шаловливые ручонки из-под его рубашки, быстро застёгивая кофточку и запахивая полы пальто.

– «Пока! Завтра мне надо позаниматься! Давай созвонимся вечером в воскресенье!» – помахал он ей рукой, спускаясь на ступеньку.

– «Хорошо! Звони! Только встретимся в понедельник!» – послала она Платону уже спускавшемуся по лестнице, воздушный поцелуй.

– Эх! А как же быть тогда с Новым годом?! Я ведь обещал Пановым в этот раз встретить его у них дома, и уже деньги сдал?! – вдруг вспомнил Платон свою давнюю договорённость с Пановыми, Поповым и Петровым.

– Ладно! Сначала встречу у них, а потом с Любашей! Тарасовы наверняка тоже уже спланировали Новый год встречать без меня?! – сам перед собою оправдывался Кочет.

Всё воскресенье Платон пытался заниматься, но Любаша Тарасова не выходила у него из головы. И он снова стал анализировать создавшуюся ситуацию.

– У нас с Любашей явно любовь и взаимная страсть с первого взгляда! Мы уже готовы отдаться друг другу и вместе жить! То есть, получается, что чтобы вместе жить, мне надо жениться на ней?! А как тогда быть с учёбой? Нет! Жениться мне всё равно ещё рано! А как же без женитьбы? Быть любовниками? Но это не может долго продолжаться! К тому же я хотел, чтобы и моя жена тоже бы имела образование, и лучше высшее!? Так что получается, что с Любашей нам лучше расстаться, пока мы не согрешили и не загнали бы себя в угол! – решил Кочет, снова наступив своей песне на горло.

А решив это, он взял себя в руки и сел за занятия, настроившись с Любашей не встречаться и ей не звонить.

Но в понедельник Платон, как назло, а может по наводке Любаши, на своём этаже встретил её брата Валерия, впервые и первым поздоровавшимся с Кочетом, одарив его весьма приветливой и даже гордой улыбкой.

– Значит, Любаша всё ему рассказала! И он явно очень доволен этим фактом, так как много слышал обо мне – недаром у нас с их цехом одна объединённая футбольная команда!? А раз рассказала брату, то и родителям она тоже рассказала! Значит, она сильно влюбилась в меня! Да и я-то как?! Ну и дела!? А как быть? Нет! Как я задумал, так тому и быть! – терзался Кочет, оставшись верным своему принятому решению.

– «Привет, Валер! А ты можешь передать Любаше, что у меня сейчас начинается сессия и мне надо сдать много зачётов и экзаменов? И я пока не смогу с ней встречаться!» – быстро сориентировался и сразу выпалил Кочет.

– «Конечно, передам! А что ты сам ей не позвонишь и не скажешь об этом?!» – удивился всему сказанному Валерий.

– «Да я боюсь, что не устою перед ней!?».

– «А-а!? – расплылся он в широкой и счастливой улыбке – Конечно передам! Сдавай спокойно!».

Поэтому в понедельник Платон не позвонил Любе, и она ему тоже. То же самое произошло и во вторник 31 декабря, тем более все были заняты подготовкой к семейной встречи Нового, 1969 года.

В этот последний день уходящего 1968 года большой радостью для советских людей явилось сообщение, что совершил первый испытательный полёт сверхзвуковой пассажирский авиалайнер Ту-144.

– «А мы опять впереди всей планеты!» – поделился радостью с сыном Пётр Петрович.

А вечером под самый Новый год сосед по даче Бронислав Иванович Котов позвонил ему и в Реутово с поздравлениями всем Кочетам, сообщив им, что их семья получила новую квартиру в Свиблово на проезде Серебрякова, в которую они уже переехали.

Но Платон эту новость узнал уже в 1969 году, встречая его в большой молодёжной компании в семье Пановых.

Среди знакомых Платона, кроме хозяев Валерия и Нины, оказались его друзья Петров и Попов, и подруга хозяйки, всё ещё мечтавшая о Платоне, Галя Терехова.

Остальная же молодёжь, и юноши и девушки, Платону была неизвестна.

Это коснулось и других друзей и подруг Пановых, единственных знавших всех. Поэтому поначалу в их компании и царила некоторая напряжённость. Но после выпитого, съеденного и станцованного, обстановка разрядилась. Постепенно молодёжь перезнакомилась и стала вести себя непринуждённей. Однако вскоре все дружно отметили, что, не смотря на обилие выпитого, никто в их компании пьяным не был.

А насытившийся закусками Кочет даже продемонстрировал новым знакомым своё открытие, когда рюмку водки он тут же запивал любым вином, а его – тут же минеральной водой или соком, не закусывая, после чего не пьянел и имел нормальное вкусовое ощущение. Его примеру последовали и некоторые другие, согласившись с наблюдением Платона.

– Это, видимо, связано с тем, что вначале все держали себя в руках, мало выпивая и хорошо поев?! А потом новый хмель уже не брал, хорошо закусивших гостей?! – на себе проверив и поняв, решил естествоиспытатель.

Но для себя в этой компании Платон никого не выбрал, танцуя со всеми подряд девушками по очереди. Ведь Любаша Тарасова никак не выходила из его сознания и сердца.

Однако Галя Терехова воспользовалась Белым танцем, чтобы выказать Кочету всё ещё сохраняющуюся к нему свою симпатию. И Платон поддержал разговор с временной партнёршей, опять сделав упор на свою чрезмерную занятость учёбой.

Но кроме стола и танцев молодёжь вела и некоторые умные разговоры, просвещая друг друга в разных сферах.

Однако Платон остался к ним индифферентным, не желая выпендриваться перед незнакомым людьми. Он лишь молча следил, чтобы возникающие споры не переходили за рамки приличия и кто-нибудь не пытался бы здесь стать интеллектуальным лидером хотя бы на одну новогоднюю ночь. И это удавалось ему, когда он своим в узком кругу авторитетным и аргументированным комментарием прерывал спор, ставя в нём точку или многоточие, откладывая его решение на более трезвое время.

В этом его поддержали Геннадий с Валерием, своими комментариями и отношением к другу, демонстрируя всем его незыблемый авторитет. Да и желающих в этот новогодний вечер попытаться забраться на Голгофу к их счастью не оказалось.

Расходились все под утро, сытые и весьма довольные такой неожиданно приятной, культурной и тёплой встречей Нового года.

– «Платон! А тебе отдельное спасибо! Я всё время, как хозяйка, чувствовала твою незримую поддержку! Ты, как тайный кардинал, всё время держал руку на пульсе вечера, не давая ему скатиться в дрязги и ссоры! Да и друзьям твоим спасибо! Я рада, что у моего брата такие интеллигентные товарищи!».

– «Нин! Так это тебе спасибо за хлопоты и прекрасную организацию!».

– «Да что ты?! У меня столько помощниц и помощников было!? Это им всем спасибо!».

– «Но тебе больше всех! Ведь это ты собрала таких интеллигентных молод ых людей!».

– «Да! И Валерка тоже!».

– «Так что и тебе, Валер, особое спасибо! До свидания и, надеемся, до новых встреч!» – оглянулся Платон на их общих друзей, на прощание пожимая руку хозяина.

Допоздна отоспавшись первого января дома, Платон приступил к подготовке к экзаменам за третий семестр. Любаше он не звонил, и она ему тоже. Они даже не поздравили друг друга с Новым годом, хотя Платон лично по телефону поздравил всех Гавриловых. Да он уже и перестал о ней думать.

А готовиться он мог к зачётам и экзаменам теперь и официально на работе за письменным столом. Ведь Дмитрий Иванович с пониманием относился к своему потенциальному заместителю и возможно будущему преемнику. И Платон понимал это, своей ответственностью к работе вселяя в начальника надежду. Он теперь знал и понимал, что каждый работник их предприятия своим скромным трудом вносил необходимый вклад в их общее дело, связанное с освоением космоса.

И словно в подтверждение его мысли в воскресенье 5 января на траекторию полёта к Венере была запущена новая автоматическая межпланетная станция (АМС) «Венера-5».

В среду 8 января Платон сдал зачёт по физике преподавателю Зимину.

На нём он узнал, что Вера Подорванова стала Коротковой, ещё осенью выйдя замуж.

А на следующий день Платон самым первым сдал зачёт по черчению преподавательнице Сумской, на всю жизнь запомнившей Кочета.

А через два дня 10 января была запущена и АМС «Венера-6». Платон узнал об этом в новой столовой, недавно открывшейся в доме № 17а по улице Ленина, куда он ходил во время сессии, если было затруднительно пообедать дома.

Словно в подарок ко дню двадцатилетия Платона Кочета, 14 января был запущен космический корабль «Союз-4» с космонавтом В.А. Шаталовым на борту. А на следующий день, непосредственно в день рождения Платона, был запущен «Союз-5» с космонавтами Б.В. Волыновым, Е.В. Хруновым и А.С. Елисеевым.

Утром в среду 15 января экзамен по математике Платон завалил, так как не успел полностью подготовиться, понадеявшись на свои приличные знания.

Одновременно с ним, но без запинок, отвечал на вопросы экзаменатора Андрей Некрасов. А преподаватель явно пытался помочь и Кочету, хотя бы вытянуть его на тройку.

Платону даже стало стыдно от этого и неудобно перед преподавателем. Да и тройку для себя по этому предмету он посчитал бы неудачей.

Решающим моментом в балансировании между тройкой и двойкой стал вопрос Платону об одной из несложных формул. Платон написал её, но забыл, как всегда, самую малость – умножить её на 1/2.

А всегда аккуратный, обязательный и собранный Андрей, конечно, не забыл и ушёл с «пятёркой».

Ну, а Платону досталось то, что он поначалу позабыл, хотя преподаватель уже готовил для него новые вопросы, видя, что тот всё-таки что-то знает и ещё тянет на тройку.

Но увидев, на какой мелочи он опять засыпался, Платон сам попросил преподавателя:

– «Давайте, я лучше в следующий раз пересдам, а то тройку для меня сейчас стыдно получать!» – неожиданно для себя предложил Кочет, подсознательно стыдясь за себя перед Андреем Некрасовым, которому не раз помогал по математике.

– Как мне можно получать сейчас тройку, если для меня весь этот материал просто элементарен?! Ну, не доучил чуть формулы?! Зато все задачи на них легко решаю! Но перед Андрюхой неудобно! – мелькнула в его сознании стыдливая мысль.

– «Давайте! Как скажете!» – с удивлением согласился преподаватель, возвращая Кочету зачётку.

– А хорошо я отметил свой день рождения?! Даже двадцатилетие!? Странное совпадение – два и ноль?! Что за наваждение? А может, мне надо было соглашаться на тройку? – по дороге домой сам себе удивлялся Кочет.

– «Платон! Ну, ты и смелый!? Отказаться от тройки? Я бы ни за что так не сделала! Лишь бы сдать, и трава не расти!» – в трамвае удивлялась его поступку Вера Короткова.

А вечером Платона ждал неожиданный и очень для него приятный подарок от Павла на день рождения – настоящий профессиональный футбольный мяч с автографом Константина Крижевского.

– «Ух, ты! Паш, спасибо огромное! Вот это подарок!? Прямо, точно для меня! Даже играть в него жалко будет!» – в радостной улыбке расплылся Платон.

– «Так ты играй! Для этого тебе и подарил! А автографом сначала похвалишься, а потом все уже и так про него будут знать, даже когда он сотрётся!» – разрешил Павел использовать свой подарок по назначению.

И Платон тут же попробовал чеканить мяч, приняв его и на бедро.

– «О-о! Какой он приятный и упругий!? И слушается хорошо!?».

– «А что ты хочешь? Это же классика!» – гордо за свой дорогой подарок улыбнулся Павел.

И он был абсолютно прав. Это было новое поколение современных «пятнистых» футбольных мячей, используемых профессиональными командами. Его поверхность состояла из двенадцати слегка искривлённых правильных пятиугольников чёрного цвета и двадцати правильных белых шестиугольников с равными сторонами, сшитыми в усечённый икосаэдр.

И Платон оценил это, первое время лишь хвалясь мячом перед товарищами, но пока не беря его на игры, ссылаясь на его плохую заметность на снегу.

На следующий день 16 января, после отмеченного в кругу семьи двадцатилетия Платона, советские космические корабли сблизились, состыковались и два космонавта перешли в другой космический корабль.

И уже 17 января возвращаемый аппарат (В А) «Союза-4» с космонавтами В.А. Шаталовым, Е.В. Хруновым и А.С. Елисеевым благополучно приземлился. На следующий день 18 января приземлился и Б.В. Волынов на В А «Союза-5».

В этот же день Платон на «хорошо» сдал преподавателю Кораблёву Диалектический материализм. Теперь у него, из-за досрочной сдачи зачёта по французскому языку, образовалось окно в девять дней до следующего, уже последнего в сессию, экзамена по физике. И это несколько расхолодило Кочета.

Тем временем 20 января, на день рождения Нины Васильевны, Ричард Никсон уже сменил Линдона Джонсона на посту президента США.

Но совершенной неожиданностью для всех явилось прерывание 22 января телевизионной трансляции проезда кортежа с космонавтами через ворота Боровицкой башни в Кремль.

– «Что-то там случилось необычное?!» – первой всполошилась Алевтина Сергеевна.

– «Да что там может быть? Неполадки?!» – успокоил всех Павел.

Но на следующий день стало известно о стрельбе сумасшедшего милиционера по въезжавшему в Кремль кортежу космонавтов.

А 24 января русский язык был включён уже и в число рабочих языков Совета Безопасности ООН.

Длительный перерыв до следующего и последнего экзамена зимней сессии несколько расхолодил Платона, и он 27 января сдал физику тому же Зимину только на оценку «удовлетворительно».

– «Платон! Я смотрю, ты в этой сессии набрал полный ассортимент оценок!? Зачёт, четвёрка, тройка и двойка!?» – пошутил, в общем-то, довольный результатами сына Пётр Петрович.

– «Да! Только зачётов было три! А по математике я сам отказался от тройки, так как знаю её намного лучше!».

– «Как в Плехановском?» – не унимался от сарказма отец.

– «Да, если взять школьную математику! А высшую, наверно уже чуть похуже, но всё равно выше тройки!» – не дал младший пересмешник насладиться смехом старшему.

Платон вообще-то не любил, когда кто-то пытался подтрунивать или тем более насмехаться над ним, считая этот талант своей прерогативой. Поэтому для таких случаев у него было припасено своё безотказное оружие. При желании, или вернее при нежелании смеяться над собой, что он, кстати, не считал зазорным, Платон делал вид, что не понял юмора, и начинал подробно объяснять неосторожному пересмешнику его недогадливость, попросту выставляя его дураком. И тот быстро замолкал, попадая в неловкое положение, и не желая дальше объяснять свою неудачную или неуместную шутку. Пусть знает своё место! – в таких случаях рассуждал Платон.

И отец прекрасно знал об этом, не обижаясь на сына и не задевая его самолюбия.

– «А вдруг у тебя не получиться пересдать на четвёрку, тем более на пятёрку?! Тогда зачем рисковал?!» – сразу перешёл на серьёзный тон отец.

– «Может быть! Но на тройку я могу сдать хоть сейчас, без подготовки! Так что я ничего не теряю! Попытка – не пытка! Ты же сам меня так учил?! Если есть возможность что-то улучшить, то это надо непременно сделать!».

– «Да! Но не забывай, что лучшее нередко бывает врагом хорошего!?».

– «Да, знаю и помню!».

Но Платон помнил и многое другое, в частности, что он должен был делать теперь, в зимние каникулы, с кем встречаться, а с кем нет.

В эту категорию неожиданно попали его друзья детства и одногруппники Юрий Гуров и Виктор Саторкин.

В конце января, всё ещё живший в собственном деревенском доме, Витя Саторкин пригласил Юру Гурова и Платона Кочета составить ему компанию в городскую баню, размещавшуюся в доме № 16 по улице Победы, чтобы помыться и попариться там:

– «Ребят! А давайте смоем с себя все наши студенческие заботы и усталость!? К тому же вы никогда в ней не были!?» – мотивировал он своё предложение.

– «Вить! Конечно спасибо за приглашение, но я в баню не хожу! У меня же есть своя ванная, и я привык в ней мыться один!? К тому же в парилку я вообще не хожу! У меня с детства остались о ней в Сандуновских банях весьма негативные воспоминания!» – вежливо и аргументировано отказался Платон, вспомнив невыносимый жар и горячий пар Сандуновской парилки, сразу тогда сковавшие его детское горло.

Но тут же он вспомнил и о том, как в детстве они в компании мальчишек вместе с Юрой Гуровым ходили через Новую улицу к старой бане напротив подсматривать в щёлочку, в не аккуратно обитом железом окне, за голыми женщинами, тела которых в основном скрывались за облаками пара.

Но Юра Гуров по давней привычке согласился составить банную компанию старому другу детства.

Зато в субботу 1 февраля Пётр Петрович неожиданно сводил сына в Большой театр на оперу «Псковитянка».

– «Наверно какая-то его баба отказалась, вот он и предложил тебе!» – с завистью ворчала Алевтина Сергеевна в ответ на сообщение Платона, что папа сделал ему культурный и такой дефицитный подарок по случаю дня рождения и окончания сессии.

В Большом театре и на опере Платон оказался впервые. Его поразил шикарный интерьер и внутреннее убранство Большого театра, явно выигрывавшего у известных ему «небольших».

Их с отцом места оказались во втором ряду четвёртой восьмиместной ложи первого яруса левой стороны. Но сцену было видно, хотя головы впереди сидящих зрителей примерно на треть загораживали её.

– Эх, здесь немного тесновато моим длинным ногам!? Но это ещё оказывается не самое худшее!? А как же наверно плохо видно сидящей за нами парочке? – про себя озаботился Платон положением, сидевших на двух креслах сзади них, видимо молодожёнов.

И опера началась. На Платона сразу произвело впечатление великолепие костюмов и голоса артистов. Правда, с непривычки он сначала толком не разбирал речь, но вскоре приспособился. Он даже лучше стал чувствовать сюжет. К тому же отец перед спектаклем успел купить программку и ознакомить сына с либретто.

Зато буфет в антракте оказался рядом, и Кочеты успели первыми выпить по порции сока, а сладкоежка Платон ещё и насладиться пирожным.

Затем отец, а особенно сын, с удовольствием размяли ноги в прогулке по коридорам и этажам, в любознательности поднявшись на самый верх, ибо низ они осмотрели раньше.

А во втором действии в конце первой картины произошла неожиданность, и видимо не только для Кочетов.

Когда за сценой стал нарастать колокольный звон, а она заполняться жителями Пскова и показалось царское шествие, а народ стал кланяться в пояс и становиться на колени, на сцену неожиданно на гнедом коне выехал сам царь Иван Грозный.

И в этот момент Платон даже вздрогнул от неожиданности. Все три ярко, но безвкусно разодетые девицы, сидевшие на первом ряду их ложи, как и весь первый ярус вскочил в едином порыве с громкими криками одобрения, женским визгом восторга и бурными аплодисментами. И, как послышалось по их речи и произношению, все первые ряды всех лож первого яруса были заполнены американскими туристами, в основном молодыми женщинами.