О жизни мелкой, но теплой, о масштабах доступных каждому, о мудром умении ужиматься, а не увлекаться дразнящим гусей ростом. И о месте для жизни соответствующем: широком да просторном, тепленьком и привольном, вот только, как ни крути, мелковатом повествует Салтыков-Щедрин в своих "Благонамеренных речах". Вот интересно только, это вселенский масштаб лужи сделал своих обитателей такими мелкими, простейшими и непритязательными, или наоборот, это они усушили недавно еще великий и буйный океан, до уютных мелких масштабов? Но Михаил Евграфович не тот человек, что дает ответы, он тот, что бесконечно ставит вопросы, да тихонько посмеивается: какими экспонатами предстают люди в их свете. Люди... А ведь действительно люди!! Это ведь люди, все эти простейшие Петром Первым как Карлом Линеем разделенные на классы. Открывшие великий закон деэволюции, лишь бы не дай бог не вырасти из привычных им мелких реалий бескрайней отмели. Бескрайней. Этим она и страшна. Где не подними голову – всюду одно и тоже: ровненько, меленько, спокойненько, а настоящей глубины жизненной и не видать, нет как нет ее.
И показалось же смешным Михаилу Евграфовичу запрыгнуть с длиннющим гуманистическим аршином на эту трехсантиметровую отмель, и втыкать его всюду: там муть поднимет, там воду до дна расплещет, а ведь повсюду-то живет кто-нибудь: окажется бедный гол и наг без воды – смешно! Да еще и мелок, так мелок, что легко уместится миллион на стакан. Куда там свифтовским лилипутам! Гиганты они рядом с благонамеренными людьми – богатством России. Но есть у Салтыкова-Щедрина замечательная сатирическая лупа, через которую можно сделать видимыми всех привыкших жить в счастливой невидимости. Через нее он нам и показывает своих героев. Они и так перекошенные, а под лупой вообще до крайности. Смешно! Очень смешно – до слез. До тоски.
Хотя в целом, "Благонамеренные речи" книжка веселая, ехидная, но веселая. Но Салтыков-Щедрин вообще писатель ехидный, не для тех, кто органически не приемлет сарказма. Зато глубина салтыковского сарказма, пожалуй что, и беспримерна в литературе. С глубоким сарказмом о мелкой жизни, - горько как смешно. Впрочем, в "Благонамеренных речах" горечь сарказма еще умеренная, часто с ней смешано подлинное остроумие, поэтому читается книга легко, с удовольствием, не так как поздние произведения Михаила Евграфовича. Не пора помирать еще. А вот безвыходность уже с нами. Но это салтыковская безвыходность, из которой после семнадцатого года выход нашелся, а потому сейчас она уже не столь страшна и не мешает нам наслаждаться ехидным, но искрометным салтыковским остроумием.