Глава вторая
Дик Сэнд и его история

Начало плавания было более чем удовлетворительно. Несмотря на малые размеры судна и на отсутствие больших пассажирских кают, миссис Уэлдон устроилась довольно комфортабельно в помещении капитана, которому не без труда удалось упросить молодую женщину принять эту маленькую жертву. В этой каюте (довольно поместительной для двух женщин и ребенка) пассажиры обедали в обществе капитана и кузена Бенедикта, который поместился со своими неразлучными коллекциями в каюте, предназначавшейся для капитанского помощника и пустовавшей за немногочисленностью экипажа. Сам капитан занял приспособленное для него помещение, в котором должны были бы жить охотники добавочной команды, – помещение, освободившееся в Окленде и не без труда приведенное в приличный вид стараниями матросов «Пилигрима». Эта небольшая, но надежная команда была крепко сплочена условиями совместной службы. Уже пятый год работали они вместе, под командой капитана Гуля, и были крайне довольны своей службой, оплачиваемой Джеймсом Уэлдоном со щедростью, редкой даже в Америке.

Единственным чужим человеком на «Пилигриме» был повар Негоро, взятый на борт в Окленде вместо дезертира-немца, привезенного из Сан-Франциско и соблазнившегося возможностью получить прощение и вернуться на родину на встречном в Вайтемаре германском военном судне, командир которого оказался его знакомым и обещал похлопотать за раскаявшегося беглеца.

Предложивший свои услуги португалец оказался человеком, знающим свое дело, исполнительным и трезвым. Он, очевидно, не в первый раз ходил в море, так как умел прекрасно устроиться в своей маленькой кухне, не теряясь от качки, которая делает приготовление пищи не очень-то удобным даже на больших пароходах. Негоро готовил вкусные обеды, вел себя тихо и скромно и со дня поступления не заслужил ни малейшего замечания. Несмотря на это, капитан иногда раскаивался в том, что взял на борт человека, совершенно неизвестного и не имевшего никаких рекомендаций. Молчаливость этого сорокалетнего, бледного и задумчивого португальца, его холодные, почти злые глаза, насмешливая улыбка его тонких бледных губ как-то не нравились капитану.

Получил ли Негоро какое-либо воспитание? Чем занимался прежде? Где он родился и вырос? Все это были вопросы нерешенные, которых никто бы не осмелился предложить португальцу, умевшему держаться в стороне, не нарушая вежливости. Команда знала только одно: то, что Негоро желал высадиться в Вальпараисо, но ждали ли его там родные, или же он намеревался проехать оттуда куда-нибудь дальше, – это оставалось для всех тайной. Боцман Говик утверждал иногда, что повар воспитан не хуже всякого офицера, но это были лишь его предположения, основанные на привычке Негоро выражаться более изысканно, чем это обыкновенно принято между моряками всех национальностей. Наверное утверждать о нем что бы то ни было никто бы не решился, так как португалец почти все время проводил один, вдали от всех: днем – в своей маленькой каютке на палубе, ночью – прогуливаясь в той части брига, где нельзя было встретить никого другого.

Ближайшим помощником капитана, за неимением так называемого старшего офицера, то есть моряка, выдержавшего штурманский экзамен, но еще не получившего самостоятельного командования судном, был волонтер – ученик морского дела, юноша, занимающий более высокое положение, чем обыкновенные юнги, но исполняющий обязанности простого матроса по собственному желанию, для приобретения опыта и практических знаний перед поступлением в одну из морских технических школ. Дик Сэнд – так назывался юноша-волонтер – был уроженцем Северной Америки, по всей вероятности города Нью-Йорка. С достоверностью этого никто не знал, так как бедного мальчика подобрали добрые люди на площади этого города, когда ему не было еще и двух лет. Имя Ричард ребенок получил от своего крестного отца, свою фамилию Сэнд – от песчаной кучи, на которой нашли его полузамерзшего, голодного, завернутого в грязные тряпки. Воспитанный в одном из приютов для найденышей, которыми богаты Соединенные Штаты Северной Америки, Дик необыкновенно рано понял свое положение и необходимость выбиться на дорогу. Восьми лет от роду он выразил желание покинуть первоначальную школу, куда его поместил три года назад директор сиротского приюта, и определился юнгою на одно из больших судов, совершающих регулярные рейсы между Северной и Южной Америкой. Здесь офицеры и пассажиры сразу заинтересовались понятливым, расторопным ребенком, ни минуты не сидящим без дела и не пропускавшим ни одного случая чему-нибудь научиться. Одинокому сироте приходилось трудиться больше, чем другим сверстникам, но это не озлобило его и не очерствило его сердца.

За три года своей морской службы маленький юнга сумел подготовиться в низший класс штурманского училища, куда его и приняли по рекомендации капитана Гуля, познакомившегося с прилежным и смышленым мальчиком во время одной из своих охотничьих экспедиций. В то же время добрый и отзывчивый моряк просил своего патрона, богатого коммерсанта Джеймса Уэлдона, принять участие в способном мальчике. Эта просьба имела громадное значение для судьбы Дика Сэнда. Влияние миллионера сказывается в Америке не меньше, если не больше, чем в Европе. Сирота сразу стал любимцем всех профессоров, тем более что он не возгордился оказываемым ему предпочтением, а остался тем же скромным мальчиком, каким был и прежде. От двенадцати до пятнадцати лет Дик выучился всему, что было доступно его возрасту, и оказался переведенным в высшее морское училище для изучения специальных наук: математики, физики и т. п., без знания которых моряк никогда не может достигнуть ответственных должностей.

Но перед началом этих серьезных занятий капитан Гуль посоветовал Джеймсу Уэлдону еще раз отправить своего любимца в море, отчасти для того, чтобы укрепить его здоровье, слегка расшатанное слишком усердными школьными занятиями, отчасти же для того, чтобы познакомить его со всеми тонкостями китобойного промысла, изучение которого возможно только на практике. Знание этой отрасли морского дела необыкновенно полезно для всякого моряка. Нечего и говорить о том, с какой радостью Дик принял предложение отправиться на «Пилигриме» в качестве волонтера в обществе старого капитана Гуля. Он любил море со всей страстью истинного моряка, и только сознание необходимости учиться могло удержать его вдали от океана. Сильный не по летам, ловкий, как настоящий матрос, Дик не страшился в своей любимой стихии никаких трудов и никакой опасности. Когда он стоял у руля, зорко глядя вперед светло-голубыми глазами, когда взлезал на самую верхушку мачт, исполняя какое-нибудь приказание, и радостно встряхивал своей курчавой русой головой, всякий с улыбкой говорил:

– Лихой будет моряк!

– И славный мальчик, – прибавляла миссис Уэлдон.

Так шли месяцы и годы, до тех пор, пока путешествие миссис Уэлдон в Новую Зеландию, а затем болезнь ее сына не разлучили Дика с нею и ее маленьким сыном, с которым Дик был большим приятелем.

Можно себе представить поэтому его радость при появлении миссис Уэлдон на палубе «Пилигрима».

Перспектива провести больше месяца в постоянном обществе Джека была чрезвычайно приятна юноше, а миссис Уэлдон, со своей стороны, радовалась тому, что ее сын будет всегда под надзором такого опытного моряка и заботливого друга, как Дик Сэнд. Ему она смело могла поручить еще не совсем окрепшего малютку, здоровью которого свежий морской воздух и умеренное движение на судне приносили видимую пользу. Бледные щечки Джека заметно порозовели со дня отплытия, и его маленькие резвые ножки бегали смело и уверенно по всему бригу; он старался следовать за своим другом Диком даже в опасные экскурсии посреди снастей, чего, конечно, не допускал осторожный товарищ, всегда умевший развлечь, позабавить и вовремя предостеречь своего маленького любимца.

Так проходили дни за днями, в полном удовольствии для всех, кроме капитана Гуля, слегка озабоченного постоянством встречных ветров, задерживавших судно гораздо дольше, чем можно было бы ожидать в это время года. Беспокойство его настолько усилилось ко дню начала нашего рассказа, что командир «Пилигрима» немедленно посоветовал бы своей пассажирке пересесть на первый попавшийся пароход, если бы такой им повстречался. Но, к несчастью, бриг отнесло довольно далеко от обычных путей океанских пароходных компаний, так что оставалось лишь запастись терпением в ожидании перемены ветра.

Глава третья
Обломки судна

2 февраля, около девяти часов утра, Дик Сэнд воспользовался необыкновенно тихой погодой для того, чтобы заняться гимнастикой с маленьким Джеком. Легкий ветерок, надувавший паруса «Пилигрима», не поднимал ни малейшей качки, так что ребенок мог безопасно добраться до одной из средних рей^[4] и усесться там совершенно спокойно, весело болтая маленькими ножками по воздуху в ожидании старшего товарища, поднявшегося вверх для того, чтобы осмотреть один из парусов, требовавших починки или замены новым. Занявшись своим делом, Дик Сэнд, по обыкновению, отдал ему все свое внимание, как вдруг голос Джека донесся к нему снизу.

– Дик, а Дик, что это там в море? – кричал ребенок, поднявшись на ножки и цепко держась ручонками за указанную ему снасть.

В одну минуту юноша очутился около своего «ученика», обеспокоенный его криком, значения которого он не мог разобрать за ветром, относившим слова в противоположную сторону.

– Что случилось, Джек? Зачем ты встал так неосторожно?

– Не бойся, я не упаду, – весело успокоил его Джек. – Я помню твои уроки и держусь за… – мальчик на минуту задумался, не сразу вспомнив мудреное название снасти, – за эту бом-брам-стеньгу, – закончил он торжествующим тоном. – А кричал я оттого, что увидел что-то в море, чего никак не могу разобрать. Вот там направо… то есть у бакборда, – быстро поправился ребенок, щеголяя своим знанием морских терминов.

Дик Сэнд ласково провел своей небольшой, но сильной и загорелой рукой по шелковым кудрям мальчика и вопросительно глянул по указанному направлению.

– Алло! Врак под ветром! – крикнул он внезапно звучным голосом.

В одно мгновение весь экипаж «Пилигрима» оказался на палубе. Известие о появлении обломков судна – печальных остатков кораблекрушения – всегда волнует сердце моряка. Оно и понятно. Та же участь может ожидать каждого из них в ближайшем будущем, так что вид обломков, естественно, вызывает в них сострадание к погибшим.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что на крик Дика сбежались со всех концов все матросы брига, к которым присоединились и его командир, немедленно поднявшийся на палубу в обществе миссис Уэлдон и кузена Бенедикта.

Один повар Негоро остался, по обыкновению, в своем камбузе (так называют на судах кухню), не интересуясь ничем окружающим.

Все взоры были прикованы к странному предмету, плавающему по поверхности моря довольно далеко от «Пилигрима».

– Что бы это могло быть? – спросил один из матросов. – Мне сдается, что-то вроде старого опрокинутого плота или перевернутой шлюпки.

– Правда? – воскликнула миссис Уэлдон взволнованным голосом. – Быть может, на этом плоту спасаются несчастные, потерпевшие крушение?

– А вот посмотрим, – успокоительно заметил капитан. – Я отдал приказание держать курс на этот предмет, который кажется мне не очень-то похожим на плот. Скорее это остов судна.

– А я думаю, что это какое-нибудь морское животное. Мне ясно видна его выпуклая спина, – задумчиво проговорил кузен Бенедикт, разглядывавший таинственный предмет в бинокль. – Что вы на это скажете, Дик?

– Извините, мистер Бенедикт, – вежливо возразил юноша, уже спустившийся с мачты вместе с неразлучным Джеком, – но мне кажется, что это опрокинутое судно. Заметьте, как блестят на солнце его металлические части.

– Ты прав, Дик, – решительно подтвердил капитан и тотчас же крикнул рулевому: – Держи на обломки, Сандерс! Право руля, не то мы пройдем слишком далеко от них!

– Есть! – отвечал рулевой, давая бригу нужное направление.

Между тем спор на палубе продолжался.

– А я вам говорю, что это какое-то млекопитающее, – упрямо повторял ученый, не спуская глаз с быстро приближающегося предмета. – Я ясно вижу чешую на его спине. Посмотрите сами, кузина.

– Это новый вид кита, – насмешливо заметил капитан, любивший подтрунивать над добродушным ученым, – кит с медными чешуйками… изобретенный… то бишь найденный кузеном Бенедиктом.

– Смейтесь, смейтесь, а выйдет по-моему. Вот и плавники видны, – твердил энтомолог, не отрывая морского бинокля от близоруких глаз.

– Во всяком случае, кузен, – улыбаясь, сказала миссис Уэлдон, – если это и животное, то оно не может быть живым. Сколько времени я не свожу с него глаз – и не подметила ни малейшего движения.

– Оно спит, кузина. Это самое обыкновенное явление. Спросите капитана, часто ли можно встретить китов, спящих среди океана.

– Да, и они спят так крепко, что не слышат даже, как их потрошат и вываривают, – подтвердил капитан с таким серьезным видом, что ученый не знал, рассердиться ему или рассмеяться. В конце концов его мягкосердечие восторжествовало, и он добродушно рассмеялся – немножко задним числом – над колкостью капитана, заметив в виде утешения:

– Смейтесь над бедным ученым, пока очевидность не заставит вас раскаяться в ваших насмешках. Я бы отдал, конечно, всех млекопитающих арктических и антарктических морей за пару интересных насекомых – будь то даже чешуекрылые или щетинохвостые, к которым я не питаю особенного пристрастия, – но это не мешает мне быть уверенным в том, что перед нами не обломки судна, а настоящее животное, какое-нибудь громадное морское чудовище из семейства нарвалов или дельфинов, покрытое медно-красной чешуей, напоминающей чешуйки так называемых золотых рыбок.

– Через пять минут спор наш будет разрешен, – весело отвечал капитан, тронутый добродушной терпеливостью ученого. – Мы приближаемся к таинственному предмету так быстро, что пора принять меры, как бы он не повредил нас… или мы его… если это в самом деле живое существо, мистер Бенедикт… Внимание, Сандерс! – крикнул капитан рулевому. – Не зевать в такую минуту… Лево на борт… Поворачивай, черт тебя побери!.. О, простите, миссис Уэлдон… Наш брат моряк иногда не может удержаться от крепкого словечка!

Миссис Уэлдон молча улыбнулась в ответ на извинение. Судно быстро повиновалось рулю, и через несколько минут все могли видеть с полной достоверностью, что перед ними находились действительно обломки погибшего судна, а не какое-либо морское чудовище. Лишенное мачт и такелажа^[5], судно накренилось на правый борт под углом в сорок пять градусов, так что волны заливали нижнюю часть палубы при малейшем волнении.

Около кормы виднелись кое-какие обломки цепей и обрывки канатов, а ближе к середине ясно видна была громадная пробоина – несомненная причина катастрофы, погубившей несчастное судно.

– Тут произошло столкновение, – печально проговорил капитан, указывая миссис Уэлдон на эту пробоину. – Будем надеяться, что судно, наскочившее на этот несчастный врак, успело и захотело подать помощь пострадавшим и, по крайней мере, спасти команду погубленного корабля.

Миссис Уэлдон подняла свои красивые, недоумевающие глаза на говорившего.

– Неужели же бывают люди, способные остаться равнодушными к бедствию своих ближних, причиной которого они сами же были? Я не могу поверить в существование подобных извергов, – решительно заявила она.