Но смеяться пришлось недолго. Захватившие Россию большевики начали ее расчленение на этнические «республики». Тогда всех заставили называть себя «украинцами» и учить искусственно сконструированный «украинский язык». Эти мыслеформы были навязаны народу через советскую школу и пропаганду. Сегодня, спустя чуть более ста лет, мы имеем на исторической русской земле и в головах южной части русского народа малороссов совершенно иное, противоположное и агрессивное по отношению к материнскому телу ментальное поле – украинцев. Финальное воплощение задуманного Западом переформатирования сознания наших братьев от Збруча и до Дона совершилось за последнее тридцатилетие, когда из зародыша государства УССР появилось полноценное государство, отделенное от русского начала идеологией «самостийности» и «незалежности», идеологией исключительности украинства. Когда в головы украинцев была вложена мысль об их превосходстве над русскими, что они лучшая и прогрессивная ветвь развития по сравнению с русскими, что они не русские вовсе и что русские для них враги.

Такова общая историческая канва появления в истории нашего народа двух новых названий «Украина» и «украинцы». Но эти штрихи необходимо дополнить сведениями о конкретных личностях, приложивших к этому руку, и явлениях, приведших к такому результату.

Надо сказать, что само слово «украинцы» в XVI веке было заимствовано поляками из русского языка для обозначения своих новых восточных земель, оторванных Речью Посполитой от России. В рапорте королю Сигизмунду III от 10 июня 1596 года по поводу расправы над восставшими казаками Северина Наливайко польский магнат Жолкевский писал: «Жолнеры, а особенно венгерская пехота и украинцы, будучи разъяренными на казаков, не только отняли у них свое имущество, но и их собственное, и убили несколько десятков человек». Примечательно, что украинцами поляки здесь называют тех малороссийских людей, которые участвовали в борьбе против запорожского казачества, то есть польских кнехтов из состава местного населения.

«Украины», «панства наши украинные», «замки и места наши Украйные», «места и местечки Украинные», «места украинные», «украина Подольская», «староства украинные», «Украина Киевская» упоминаются как окраина и предел в нарицательном смысле начиная с XVI века достаточно активно в королевских и гетманских универсалах, а также сеймовых конституциях. Так было вплоть до 30-х годов XVII века. И лишь накануне казацкого восстания Богдана Хмельницкого в собственном смысле «Украиной» поляки начали называть именно казацкие земли, ставшие источником постоянных бунтов и восстаний за возвращение в русское царство.

Впервые за помощью к России еще в период с 1591 по 1593 год обратился гетман реестровых казаков Криштоф Косинский, когда возглавил восстание малороссов против шляхты.

После были прошения принять в подданство России сначала войско запорожское от посольства гетмана Петра Сагайдачного во главе с Петром Одинцом, а после и все православное население от епископа Исаии Копинского в 1622-м и от митрополита Иовы Борецкого в 1624 году. Москва молчала и никак не вмешивалась в ситуацию.

В итоге атмосфера накалилась настолько, что в 1648 году вспыхнуло восстание под предводительством Зиновия Михайловича Хмельницкого, прозванного Богданом. Всю хронологию этого исторического события пересказывать не имеет смысла. Но вот некоторые акценты, на мой взгляд, крайне важны в качестве аналогий с ситуацией, сложившейся сегодня.

1. До охватившего весь малороссийский народ восстания Хмельницкого были полвека разрозненных мелких бунтов от ущемления людей в самых насущных правах: вера, хлеб и свобода. Накопительный эффект постепенно выковал из тихих и спокойных малороссов бунтарей. Не сомневаюсь, что в самом начале, когда эти земли стали частью нерусского государства, многие были рады этому и испытывали надежды на сказочную европейскую жизнь, подобно «безвизу» и «пенсии в 3 тысячи евро». Но постепенно реальность привела в чувства, если не самих евроочаровашек, то уже их детей и внуков.

2. Вернувшись с полей сражений испано-французской войны, где во главе полка запорожцев в составе войск принца Конде участвовал во взятии Дюнкерка, Хмельницкий застал ужасающую картину: «евреи-арендари теперь взымали с малороссов пошлину не только за проезд по мосту, не только за торговлю на рынке, не только за рыбалку, но и за исполнение церковных таинств в православном храме». Когда же герой войны пожаловался польскому королю на ситуацию, тот вместо того, чтобы выслушать и снять напряжение, отбирает у Хмельницкого родовое имение, убивает его десятилетнего сына и отбирает жену, выдав ее за ротмистра Чаплицкого, обвенчав их по католическому обряду и демонстративно не признав ее венчание с Зиновием в православии. Дальше завертелось как ураган: Сечь, гетман, в штыки стало почти полсотни тысяч казаков. Если рассматривать эту ситуацию по аналогии с днем сегодняшним, то вполне вероятно появление такого героя из среды воевавших от Украины. Возможностей обидеться и собрать под свои знамена десятки, а то и сотни тысяч бойцов – предостаточно. Одна распродажа земли или тема с неподъемными тарифами чего стоит. А несправедливость во время войны вообще зашкаливает. Да и закон на Украине только «для своих», а всем остальным – революционная справедливость. В общем, рано или поздно ситуация родит своего Богдана Хмельницкого.

3. В то время хватка Польши ослабла из-за смерти Владислава IV, после чего сейм долго не мог избрать себе нового короля. В наше время нечто подобное наблюдается с Британией (их внутренние конфликты вокруг брексита) и с США, когда они сцепились друг с другом, демократы с республиканцами, и внешний контур их интересует, прежде всего, как оружие во внутренних разборках. А это уже окно возможностей для сил, которые должны были бы быть заинтересованы в ослаблении влияния на Украину американцев с британцами вместе взятыми.

Интересно, что для самих казаков, как и жителей Малороссии, термин «Украина» был неизвестен вплоть до конца XIX века, поскольку был прежде всего военно-дипломатическим и в народе никак не применялся. Читать летописи и официальные документы могли не многие, а из тех, кто мог, толком никто не видел в данном слове никакого другого смысла, кроме как «окраина».

И хотя после Переяславской Рады этнический аспект термина «Украина» фактически исчез, его географическая смысловая нагрузка прижилась и слово «украинцы» распространилось на служилых людей Слободской Украйны, а с 1765 года Харьковская губерния даже носила имя Слободская Украинская губерния.

Новое дыхание в этот раскольничий для русского народа миф вдохнули поляки в конце XVIII века, когда польский писатель граф Ян Потоцкий издает в Париже в 1796 году книгу «Историко-географические фрагменты о Скифии, Сарматии и славянах», где явно с пропагандистской целью изложил абсолютно выдуманную концепцию о существовании отдельного «украинского народа». Спустя пять лет в 1801 году уже польский историк Тадеуш Чацкий пишет псевдонаучную ересь «О названии “Украина” и зарождении казачества», где он выводит происхождение «украинцев» из придуманной им орды «укров», якобы переселившихся из-за Волги еще в VII веке.

К сожалению, откровенная ложь и пропаганда Потоцкого с Чацким были подхвачены частью южнорусской интеллигенции, которая основала русофобское по сути своей Кирилло-Мефодиевское братство. Для справки, Кирилло-Мефодиевское братство – тайная политическая организация в Российской империи, созданная по инициативе Н. И. Костомарова в январе 1846 – марте 1847 года в Киеве под предлогом якобы борьбы с крепостничеством. На самом же деле кирилло-мефодиевцы действовали против государства российского в тесной связке с западными врагами Российской империи. Целью организации было создание славянских демократических республик и образование их союза, центром которого должен был стать Киев. Особая роль в этом союзе предназначалась украинцам, которые, по мнению членов общества, отличались особым свободолюбием и демократизмом. Выходец из этого общества Пантелеймон Кулиш создал на основе малороссийского наречия русского языка свой язык «кулишовку» для малограмотного крестьянства юга России, которая впоследствии поляками стала называться отдельным от русского украинским языком.

«Я придумал упрощенное правописание. Но из него теперь делают политическое знамя. Полякам приятно, что не все русские пишут одинаково по-русски; они в последнее время особенно принялись хвалить мою выдумку: они основывают на ней свои вздорные планы и потому готовы льстить даже такому своему противнику, как я… Теперь берет меня охота написать новое заявление в том же роде по поводу превозносимой ими «кулишивки». Видя это знамя в неприятельских руках, я первый на него ударю и отрекусь от своего правописания во имя русского единства», – писал Пантелеймон Кулиш.

Используя ранее созданные наработки, уже в конце XIX века идеи о превосходстве и избранности «украинского» народа совместно с польским в научную форму попытался воплотить Франтишек Духинский. Этот польский этнограф и псевдоисторик попытался доказать, что москали (то есть русские) никакого отношения к славянам не имеют, что они являются потомками татар. А название земли «Русь» ими было просто украдено у украинцев, единственных, кто имеет на него право. В результате этой абсолютной профанации и откровенной псевдонаучной лжи появилась ныне действующая легенда о том, что злые москали украли у добрых украинцев имя «Русь», словно гоголевский черт луну в «Вечерах на хуторе близ Диканьки».

К сожалению, это вранье понесли некоторые пытавшиеся выделиться псевдоинтеллектуалы из кругов деятелей искусства да русской интеллигенции. И тут как нельзя кстати будет упомянуть воздвигнутого советскими учеными на пьедестал идола украинства «Великого Кобзаря» Тараса Шевченко. Этот пропойца и весьма средней руки художник, а литератор и вовсе никакой, в своем личном дневнике, который он вел исключительно на русском языке, нигде не использует даже слово «украинцы». А новое модное слово «Украина», заимствованное у поляков и используемое в кругу петербургских собутыльников, применялось им исключительно для литературного вызова и желания выделиться.

Н. В. Гоголь в беседе со своим земляком-малороссом профессором Осипом Бодянским ответил на вопрос профессора о Т. Шевченко: «Дегтю много, – негромко, но прямо проговорил Гоголь, – и даже прибавлю, дегтю больше, чем самой поэзии. Нам-то с вами, как малороссам, это, пожалуй, и приятно, но не у всех носы как наши. Да и язык…» Бодянский не выдержал, стал возражать и разгорячился. Гоголь отвечал ему спокойно. «Нам, Осип Максимович, надо писать по-русски, – сказал он, – надо стремиться к поддержке и упрочению одного, владычного языка для всех родных нам племен. Доминантой для русских, чехов, украинцев и сербов должна быть единая святыня – язык Пушкина, какою является евангелие для всех христиан, католиков, лютеран и гернгутеров. А вы хотите провансальского поэта Жасмена поставить в уровень с Мольером и Шатобрианом!» – «Да какой же это Жасмен? – крикнул Бодянский. – Разве их можно равнять? Что вы? Вы же сами малоросс!» – «Нам, малороссам и русским, нужна одна поэзия, спокойная и сильная, – продолжал Гоголь, – нетленная поэзия правды, добра и красоты. Я знаю и люблю Шевченко как земляка и даровитого художника; мне удалось и самому кое-чем помочь в первом устройстве его судьбы. Но его погубили наши умники, натолкнув его на произведения, чуждые истинному таланту. Они все еще дожевывают европейские, давно выкинутые жваки» (Данилевский Г. П. Знакомство с Гоголем. Соч. Г. П. Данилевского. Изд. 9-е, 1902. Т. XIV, с. 92–100).