Движение. Место второе

Ежики кололись, плакали, но продолжали жрать кактус. Да, это про меня и эту трилогию.

Как я тонко сравнила в своей рецензии на первую книгу из трилогии автора с фокусником. Я тогда не знала, что Йон Линдквист несколько лет выступал как фокусник, и что во второй книге сам он станет главным героем, от его лица будет всё повествование. И я не знаю, считать ли эту книгу автобиографией и, где тут заканчивается реальность и начинается вымысел.

История вызывает противоречивые чувства и общее беспокойство. Омерзение и отвращение, наверное, самые четкие слова, чтобы описать большинство сцен. Автор сам предупреждает чувствительных читателей. Но самое странное и жуткое, что писатель от своего лица описывает всё происходящее, все ужасы, все те странные события, которые происходили с ним. И я не вижу в его словах души и глубоких эмоций. Он словно криминалист конспектирует, что видел: вот тут много крови, на стенах, на полу, вот тут переплетенные мертвые тела и описывает в деталях, что с ними. У автора чувство проявляется только, когда это касается его напрямую. То есть книга очень эгоцентричная. И есть немного утешение, что Линдквист одумался и не пошел по пути разрушения.

Это безумие, я безумен, но я все равно продолжу

Вторая книга как бы является предысторией к первой книге. Читатель узнает кое-что про луг, про белое существо, про кольцо и золотые пломбы, про сожженного человека. Но как появились ответы, так и образовались новые вопросы. Думаю, что третья книга нам на них ответит (или попытается).

Если мы не можем собраться вокруг света, то собираемся вокруг тьмы.

Смерть Улофа Пальме не стала для мира таким резонансным событием, как убийство Джона Кеннеди двадцатью тремя годами раньше: там молодой красавец, президент сверхдержавы, тут дядька под шестьдесят, премьер маленькой скандинавской страны. Но шведы помнят, воспринимают как трагедию и национальный позор.

Я не могу назвать вторую часть "Трилогии места" посвященной этому событию в той мере, в какой кингов "11.22.63" - роман об убийстве Кеннеди. Однако, в немалой степени "Движение. Второе место" Rörelsen: Den andra platsen - вариант ответа на загадку убийства Пальме. Дело в том, что окончательной ясности, как и в деле Кеннеди, нет. Был Петтерсон, его сначала посадили, потом отпустили за недоказанностью, теперь убийцей считают Энгстрома, который покончил с собой двадцать лет назад.

Айвиде Линдквист, которого нередко сравнивают с Кингом, вторым романом "Трилогии места" предлагает свою версию развития событий. В строгом смысле "Движение" нельзя назвать продолжением "Химмельстранда". Сквозных героев и разрешения загадок первой книги в этом романе не будет. Время действия - конец восемьдесят пятого, начало восемьдесят шестого и небольшой флэшбэк в конец семидесятых. Свяжет оба романа место действия.

Вернее два: тот бесконечный луг с идеально постриженной изумрудной травой, что так пугал героев первой части, для здешних персонажей станет магнетически притягательным, прямо-таки образом потерянного рая; и туннель на улице Туннельгатан в Стокгольме, с ним так или иначе связаны были все истории первого романа. Так вот, это место для шведов знаковое, там был убит Улоф Пальме, а действие разворачивается в непосредственной близости.

Книга мрачная, пугающая, часто отталкивающая (как всегда у Линдквиста), в значительной степени автобиографическая и в этой ипостаси шокирующе откровенная. Полная подробностей, в которые не хочешь верить, и не можешь не верить. Потому что ее отголоски не раз звучали в других его книгах, включая лучшие, "Впусти меня" и "Блаженны мертвые".

Таки да, Линдквист, на самом деле двадцать лет работал фокусником и стендапером, а от его книг нередко возникает ощущение, что со страниц, на манер ницшеанской бездны, на тебя смотрит монстр. Но он чертовски талантлив, и я буду ждать завершающего романа трилогии "Х. Шестое место" X: Den sista platsen которое непременно переведут.

С одной стороны, мир и наше существование в нем – это чудо. С другой стороны – оскорбление. Как будто тебе пообещали шведский стол, а получил ты всего-навсего две холодные картофелины.

"Казалось, ничто не исчезает, всё просто трансформируется и двигается дальше, и небеса всегда со мной."

Юный Йон переезжает в Стокгольм и снимает крохотный флигель во дворе многоквартирных домов, мечтая построить в столице карьеру фокусника. Он готов к безденежью, к убогости своего жилища, к упорному труду... Не готов он только к безумному, выедающему мозг одиночеству, которым каждый день награждает его пустой тёмный домишко. Одиночеству настолько осязаемому, что в нём начинает что-то зреть...

Как и "Химмельстранд", "Движение" даже близко не собирается нам что-либо разжёвывать и объяснять. Понимай как хочешь. Потому рецензии, которые я мельком пробежал глазами, выглядят ну очень разными и о разном, да и сам я на абсолютную правоту не претендую. С первой книгой оно связано лишь местом, - Местом, - но не героями или событиями. Если только предпосылками некоторых событий.

Во многом, на мой взгляд, это всё ещё про понимание себя и своих желаний, попытку гармонизировать своё "я". Насколько это будет происходить успешно и насколько адекватно для общества то, чего ты на самом деле хочешь - вопрос другой. Но если в "Химмельстранде" до истинных желаний приходилось долго докапываться сквозь толстый слой наносного и социально одобряемого, то здесь главное и самое могучее желание считывается почти сразу.

Главным побуждающим мотивом каждого из персонажей, от сходящего с ума с своём одиноком доме юного фокусника до потерявшего контакт с семьей мальчишки-скинхеда, становится мучительная потребность в близости и единении. Это единение манит их так сильно, что в итоге обрастает страшными и извращенными формами, становится слишком полным, слишком тесным - настолько, что оно убивает. Но для многих такая смерть предпочтительнее одиночества жизни.

Это всё ещё интересное чтение (даже более, чем первая книга - там во второй половине текст ощутимо провис), и в этом всё ещё море интересных идей и мыслей, с которыми приходится поднапрячься, чтобы поймать их за хвост. Но также это всё ещё очень своеобразный и переполненный внутренними состояниями автора текст, довольно по касательной относящийся к жанру ужасов - да и вообще к какому-либо жанру.