Предыстория
Как мы помним, Шингарев критиковал Указ 9 ноября в том числе за то, что он-де плодит чересполосицу, поскольку не требует обязательного сведения укрепленных участков к одному цельному отрубу. Тогда депутату отвечали ссылкой на уже внесенный в Думу особый законопроект о землеустройстве. В начале третьей сессии Г. Думы III созыва наконец-то дошел черед и до этого особого законопроекта.
Открытые по Высочайшему Указу 4 марта 1906 г. землеустроительные комиссии были завалены ходатайствами крестьян о разверстании их надельных земель. В 1907 г. было около 200 000 таких ходатайств, в 1908 г. – 400 000, с января по июнь 1909 г. – 400 000. Главноуправляющий землеустройством и земледелием Кривошеин подчеркивал: «Не подумайте, что все это отдельные, бегущие из общины домохозяева, побогаче и половчее. Нет, свыше 75 % поступивших до 1 января этого года ходатайств – это целые общины, ищущие сплошного разверстания или выдела отдельных селений и выселков, выразившие свое решение приговорами, составленными большинством 2/3 голосов.
Однако по 1 января 1909 г. было удовлетворено всего 76 000 ходатайств. Чтобы дать землеустроительным комиссиям законодательную базу для разверстания отдельных домохозяев, потребовался этот законопроект.
Приведенное число ходатайств и его рост, говорил Кривошеин, – лучшее доказательство потребности в широком развитии землеустройства. «И, не будучи сторонником чрезмерного оптимизма в этом трудном сложном и весьма медленном деле, я все же бодро смотрю на будущее нового закона: ему обеспечено сочувствие сельской России».
Законопроект. Связь с законом 9 ноября
Законопроект устанавливал порядок выдела земель отдельным селениям из многоселенных общин, раздела земель больших общин на меньшие, разверстания угодий между членами общин на отруба, раздела угодий, находящихся в общем пользовании крестьян и частных собственников и т. д. Облегчалось устранение чересполосицы как внутри общин, так и во владениях тех крестьян, которые выделились из своих общин. Местные землеустроительные учреждения получали широкие права в разрешении возникающих споров. Половцову законопроект казался «прекрасным», Савичу – «лучшим в мире».
Кривошеин отмечал, что законопроект «не есть какое-либо выступление против общины». Закон 9 ноября уже облегчил отдельным членам общины выход из нее. «Дальнейшая судьба общины решится самой жизнью, и новый законопроект, напротив, не одним только отдельным хозяевам, но и каждой общине, страдающей от чресполосицы, дает в равной мере возможность улучшения своего хозяйства». Половцов назвал законопроект «второй ступенью к крестьянской свободе» – первой был закон 9 ноября.
Кутлер возражал, что связь с законом 9 ноября другая. Закон 9 ноября узаконяет чересполосицу, создавая такое положение, при котором община с ней не может бороться, а закон о землеустройстве призван уничтожить чересполосицу. «Таким образом, закон 9 ноября сваливает все в беспорядочную кучу, а закон о землеустройстве должен эту кучу разобрать».
Хутора – за и против
Вновь, как и при обсуждении закона 9 ноября, возник спор о преимуществах и недостатках хуторской формы ведения хозяйства.
Среди преимуществ назывались свобода хозяина, производительный труд семьи, разработка всей земли (в то время как при чересполосице некоторая доля земли простаивает межами), надзор за полем, уменьшение пожаров (в то время как в деревне дома легко загораются друг от друга), почти полное уничтожение пьянства, уменьшение потрав, захватов, порубок.
Крестьянин Дворянинов, приветствуя законопроект, говорил: «при той распущенности, которая теперь царит в деревнях, жить становится прямо невозможно – потравы, порубки, всевозможные безобразия прямо-таки заставляют бежать из деревни. Ко мне во время летних каникул масса крестьян приходила с жалобами, что их потравы чисто разорили. Это такое неискоренимое зло, что с ним бороться невозможно. Когда делаются потравы, лучше в волостной суд и не ходи: никаких взысканий по решению суда не делается. Нынче в одной деревне потравы, завтра – в другой, друг другу прощают и каждый год травят. Затем масса порубок, с которыми также никакой справы нет. При выделе же это все может устраниться, всякий свой участок оберегал бы от потрав и порубок, а при чресполосном владении невозможно каждому оберегать свою собственность».
Гр. Капнист, докладчик земельной комиссии, упомянул, что в России, благодаря малой культуре земель, благодаря тому, что в земли не вкладывались значительные капиталы, – очень легко провести разверстание.
Препятствовали выселению на хутора отсутствие воды и затраты на перенос построек. Среди недостатков этой формы ведения хозяйства назывались необходимость стойлового содержания скота (в то время как в деревне скот пасется в общем стаде), неудобство для хуторян ездить в церковь и школу и невозможность устроить хутор на малом количестве земли.
Любопытен обмен мнениями по поводу содержания коров в стойлах. Кадет-агроном Березовский 1 говорил, что для стойлового содержания скота необходимо культивирование многолетних трав, невозможное в нашем климате. Березовский, по крайней мере, был агроном, а что в сельском хозяйстве смыслил присяжный поверенный Родичев? Однако и этот почтенный оратор, который при обсуждении закона 9 ноября говорил об иголке, сломавшейся на хуторе у хозяйки, теперь коснулся и коров. Родичев, едва ли трезвый, в речи, несколько раз прерывавшейся взрывами смеха на правых скамьях, сформулировал следующие тезисы:
«Успокойтесь, гг., маломолочную корову, каждую весну выгоняемую на улицу, потому что дома есть нечего, шатающуюся на ногах, такую корову хозяин не может кормить летом на стойле, ибо нечем. Вы прежде всего позаботьтесь о том, чтобы скотина в России сделалась другой (смех справа; звонок Председательствующего), чтобы травосеяние развилось и сделалось привычным. … Ведь еще очень недавно русского сельского хозяина перестали сечь; теперь секут на основании положения об усиленной охране и недоимки с него взыскивают при помощи нагаек. Не беспокойтесь, тот скотовод, который водит свою скотину за 18 вер. в город по требованию взыскателя повинностей и осенью оставляет ее два дня без корма, тот на стойле держать скота не может и он будет глуп, если будет держать свою скотину на стойле летом. Прежде всего, гг., озаботьтесь о введении правового порядка (смех и голоса справа: четыреххвостка), и до тех пор, пока его не будет, помните, что в воде сухого места не бывает, и бесправная Россия богата не будет. (Смех справа)».
Октябристы возражали, что при общинном землевладении как раз корма-то и не хватает. Шидловский признавал, что у нас корову «весной вытаскивают на руках в поле», так она слаба из-за нехватки корма в стойле. Однако «если вы будете ждать, чтобы эта корова, вытащенная в поле, без корма встала на ноги, то дождетесь этого не скоро; ее предварительно нужно накормить, а на крестьянском наделе корма достать нельзя при настоящем способе его обработки, и пока вы начинаете в этом вопросе не с корма, а с коровы, корова ходить не будет».
Стемпковский говорил, что при общинном землевладении пар вытоптан, «на нем кроме пыли и скотина найти ничего не может», потому «разве это не стойловое содержание скота? Скот может найти корм только у себя в стойле, а в поле уже найти ровно нечего».
Что касается неудобства поездок в церковь и школу, то докладчик гр. Капнист сослался на опыт своей родной Полтавской губ., в которой наряду с общинным существует хуторское хозяйство: «я уверяю вас, что с несравненно большим уважением к церкви и школе относятся именно хуторяне; и в то время, когда хуторяне приезжают в церковь, деревенская молодежь очень часто проводит время совершенно за другими занятиями».
Нормальным районом, который должна была обслуживать одна школа согласно законопроекту о введении всеобщего начального обучения, внесённого в Г. Думу 20 февраля 1907 г., признавалась местность с трехверстным радиусом. По подсчетам докладчика, в этом районе расположится около 200 хуторских хозяйств, которые будут вполне обслуживать один комплект школы. К тому же благосостояние крестьян повысится, и они «очень возможно» сами будут строить школы.
Как законопроект влиял на малоземельных? В России 23 % хозяйств имели менее 5 дес. и еще 27 % – от 5 до 8 дес. По подсчетам известного землеустроителя Кофода, для хутора требовалось не менее 8 дес. земли. В докладе земельной комиссии предполагалось, что достаточно и 5 дес., а при 5-8 дес. хутор «может быть образован при благоприятных условиях». Значит, либо четверть, либо даже половина домохозяев на хутора перейти не могла.
Сторонники законопроекта отмечали, что этой категории крестьян законопроект поможет перейти на отруба. Рыночная стоимость отруба выше, чем того же количества земли в виде отдельных полос, поэтому защитники землеустройства говорили, что оно поможет малоземельным выгоднее продать свою землю.
Эта мысль вызвала негодование кадетов Березовского 1 и Кутлера: те самые 50 % домохозяев, говорили они, благодаря законопроекту обратятся в пролетариев. В доказательство Кутлер привел исследование Кофода, из которого видно, что обыкновенно малоземельные вовсе исчезают из подвергнутых землеустройству селений, очевидно из-за продажи своих наделов. Кадетам вторил крестьянин Данилюк.
Однако защитники законопроекта говорили, что этот процесс неизбежен и уже идет вне зависимости от землеустройства. В западных же губерниях против разверстания выступали не бедные, а богатые, которым выгодно было пользоваться общественными пастбищами в большей мере, чем им полагалось.
Отметим, что сторонники законопроекта не были чрезмерными оптимистами. Докладчик гр. Капнист, перечисляя препятствия к выселению на хутора, признавал, что эта форма хозяйства возможна не везде. Шидловский, защищая законопроект, говорил: «Я совершенно не принадлежу к хутороманам. Я думаю, что если кто-либо у нас считает, что Россия обратится в большой сад и что на каждых 100 саж. будет стоять маленькая усадьба, то такое предположение ошибочно». В данное время, по мнению оратора, достаточно расселиться по всем пригодным для этого местам, не обязательно хуторами: «Я считаю, что там могут быть маленькие поселки, могут быть отдельные усадьбы, могут быть выселки в несколько дворов, но, по крайней мере, тогда было бы ясно, что у каждого хозяина есть сознание пользы приближения к своему участку».
Доводы противников законопроекта
Кадеты в духе своей аграрной программы настаивали на том, что крестьянам нужно не землеустройство, а земля. О невозможности дополнительного наделения землей крестьян мы уже говорили, так что стоит лишь отметить, что Шидловский назвал такое наделение «пережитком крепостничества», поскольку при этом крестьяне обратились бы к государству так, как при всякой нужде крепостные обращались к владельцу, расплачиваясь за помощь своей свободой.
Кадеты, разумеется, в своих лучших традициях высказались о необходимости правового порядка даже по поводу такого простого законопроекта. Мы уже слышали слова Родичева о том, что без правового порядка стойловое содержание скота невозможно. В той же речи оратор утверждал, что землеустроительные комиссии будут распоряжаться имуществом крестьян, решать споры о праве собственности, которые «во всяком государстве, заслуживающем этого названия», подлежат компетенции только суда. Если же имущественным правом крестьян распоряжаются назначенные администрацией комиссии, то налицо «остаток рабства», «ужасный признак наследственного рабского правосознания».
Родичев особо коснулся той статьи Положения о землеустройстве, где говорилось, что правила Положения применяются на основаниях, одинаковых с надельными землями, к землям, принадлежащим «крестьянам или лицам других сословий, по быту своему не отличающимся от крестьян». Как доказать, спрашивал оратор, что некоторое лицо по быту не отличается от крестьян? «Руки не моет, или что пьянствует по праздникам? Это что ли? Какие признаки?». Во-первых, такая статья привела бы к административному произволу при выяснении, кто отличается от крестьян, а кто нет. Во-вторых, применение Положения только к крестьянам оратор считал «основной ошибкой всего законопроекта» и призывал распространить действие закона на все сословия.
Стенограмма отмечает, что после этой речи слышались «иронические возгласы справа». Следующим выступил докладчик гр. Капнист и пояснил: законопроект касается лиц всех сословий, а споры о праве собственности не входят в компетенцию землеустроительных комиссий, которые решают лишь «споры, вытекающие из землеустройства, и затем споры об отграничении». Левые засмеялись над таким толкованием, Кутлер заметил, что вопрос о границах между владениями-де как раз и является вопросом о праве собственности: «если границу повести сюда или повести туда, то право собственности одного лица пострадает, а другого выиграет». Шидловский так не думал: землеустроительные комиссии определяют не объем имущественных прав, а лишь их границу. Что касается объекта Положения, то он определяется не по сословному признаку, а по экономическому: речь не о крестьянах, а о мелких землевладельцах всех сословий.
Итак, напрасно Родичев пугал слушателей «остатком рабства» и «преданиями крепостного права». Возвращаясь к его первому тезису, о том, что скотина сыта не будет без правового порядка, вспомним, что подобная дискуссия была и при обсуждении закона 9 ноября. Ответная аргументация октябристов не изменилась.
Стемпковский, например, выражал удивление, как можно говорить о правах личности, если не обеспечена «самая необходимая свобода в сельскохозяйственной стране – свобода распоряжаться своим полем, свобода пахать тогда, когда я нахожу это нужным». Эту свободу ограничивает не что иное, как община, где применение любого сельскохозяйственного приема возможно лишь постановлением схода. «А что значит убедить половину схода в тех селах, которые представляют из себя 1 000 душ и более? Вот мы еще слышим защиту общины, но я слышу ее только с той стороны, где эти общины не представляют собой уродливых явлений, где эти общины представляют несколько десятков дворов; там люди еще могут о чем-нибудь сговориться, но о чем могут сговориться люди, как могут усовершенствовать свое хозяйство, если они собираются в количестве тысячи – полутора тысяч под открытым небом, и если кроме шума никто ничего не слышит. Вот при таких-то условиях хозяйничают так, как это было может быть 100 лет тому назад; пашут в Петров день и не раньше, а если до Петрова дня не было дождя, то земля остается совсем не вспаханной, между тем, как одна только своевременная вспашка, только этот один прием может совершенно свободно удвоить урожай».
Оратор привел и такой пример: в общинах делят землю именно в то время, когда нужно пахать пар под озимые, из-за чего «мы каждую почти осень видим, гг., голые поля».
С других позиций, нежели кадеты, критиковал законопроект гр. Уваров. По его мнению, закон не учитывает особенностей разных местностей. Силами «петербургской канцелярии» невозможно создать землеустроительный закон, годный для всей России. Поэтому Дума должна «наметить только общие черты», а доработка законопроекта будет производиться на местах, в земских учреждениях. Как тут не вспомнить нелепую идею местных аграрных комитетов, о которых мечтала Г. Дума I созыва! К счастью, ныне за эту мысль никто не ухватился, и лишь Шидловский заметил, что задача-то одна – избавиться от чресполосицы.
Забавно прозвучал довод Кутлера, что землеустройство даст плоды нескоро, «тогда, когда нас с вами и, может быть, наших детей уже не будет на свете». Если бы даже это было верно, то законодателю такая недальновидность все равно была бы не к лицу. «Для внуков будем работать, для России, а не для нас, а Россия вечна», – прокомментировал гр. Бобринский 2 эти слова Кутлера.
Поощрение или принуждение
Докладчик и представитель Правительства подчеркивали, что законопроект не предусматривает какого-либо принуждения к переходу на хутора. Неожиданным оппонентом выступил Балаклеев, сказав то, что Г. Дума привыкла слышать от кадетов: по сведениям с мест, ходатайства общин о землеустройстве наталкиваются на встречное условие перейти на хутора.
Составной участок – в надельном или в частном владении (ст. 3)?
Положение о землеустройстве в правительственной редакции касалось только надельных земель и тех, которые подобны им по характеру своего приобретения – куплены через Крестьянский Банк или на общественные деньги. Комиссия подчинила положению о землеустройстве все земли, принадлежащие крестьянам «или лицам других сословий, по быту своему не отличающимся от крестьян», независимо от способа приобретения этих земель (ст. 2).
Возникал вопрос: как быть с составным отрубом, полученным при разверстании из надельных и вненадельных земель? Должен он считаться надельной землей или частной? Во всяком случае, неудобно было его оставлять составным, поскольку разноправность угрожала его целостности: например, его нельзя было бы передать целиком по наследству.
В правительственной редакции весь составной участок приобретал характер надельных земель (ст. 31), а в редакции комиссии – частных.
Надельные земли подлежали ряду ограничений, поэтому вариант комиссии был удобнее. Несправедливо, чтобы частные земли, купленные крестьянами за свои средства, после разверстания попали под ограничения надельных земель, теряя свою рыночную стоимость. «Крестьяне купили свою землю не для того, чтобы кто-либо другой ею распоряжался и перевод этих земель в надельные земли будет безусловно вторжением в гражданские права крестьян», – говорил гр. Капнист.
Правительственную редакцию отстаивали не только правые, но и кадеты. Шингарев отметил «осторожность» Правительства, сказав, что если, мол, «даже современное Правительство» в данном случае проявило осторожность, значит, вопрос совсем серьезный.
Сторонники сохранения за составным отрубом характера надельных земель отмечали, что перевести надельную землю в разряд частновладельческой мы всегда успеем, а между тем сейчас этот переход таит в себе опасность обезземеления крестьян. Марков 2, конечно, заявил, что крестьянская надельная земля, став частной, «попадет в руки жидов».
«Вся эта земля уйдет от крестьян чрез земельные банки или непосредственно в руки жидов, и это я считаю необходимым здесь громко сказать, – говорил он. – Я заявляю, что всякий из членов Г. Думы, который примет эту ст. 3 гл. I, … который будет голосовать за принятие этой статьи, будет голосовать за то, чтобы русская крестьянская земля перешла в руки жидов, и пусть это все знают: народ заклеймит такой поступок на всю жизнь их и детей их, и им скажет: вы продали русский народ жидам, помните – это вы продали русскую землю. (Рукоплескания справа)».
Националист Цитович попытался успокоить правых указанием на то, что евреи не имеют права приобретать землю в Российской Империи. Впрочем, не исключена была скупка земель через подставных лиц.
Крестьянин Кузовков обвинил кадетов в том, что они, всегда «сильные сторонники за свободы», в данном вопросе, наоборот, требуют сохранить ограничения для крестьянских земель.
Шингарев возмутился: «депутат Кузовков, вероятно, чрезвычайно мало знает ту самую свободу, которая именуется свободой помирать с голода. (Рукоплескания слева
О проекте
О подписке