В возке во время пути Софико дремала, приникнув к Нестору, а он, всегда решительный, думающий наперед, несколько размяк и сидел тихонько, порой за день из возка выходил только по нужде. Вспоминал Нестор свою насыщенную событиями жизнь, размышлял о том, как она поворачивалась теперь для него и что можно было ждать в дальнейшем.

Нестор обожал опереточные сюжеты: чтобы так, все на надрыве чувств вершилось, − вовсе не беда, что несколько фальшиво, ‒ зато красочно, зато весело и был обязательно, ну не то, чтобы обман, но иллюзия, неиссякаемая интрига. К этому привила ему интерес маменька, дочь председателя уездного дворянского собрания, вынужденная терпеть брак с обычным торговцем. Но что поделаешь? Титулом сыт не будешь.

После вольницы, что сопровождала жизнь Нестора с тех пор, как его изгнали с позором из учительской семинарии в Тифлисе, наступили времена непростой службы. Тогда его, еще мальчишку, отец выпорол и отдал служить в армию. Солдатчина не пошла на пользу отпрыску, но вернувшись со службы, Нестор по настоянию отца все же вернулся в семинарию. Скоро, однако, был снова изгнан за неподобающее поведение и распространение «крамольной», надо полагать революционной литературы.

Тянуло Нестора в театр. Если бы не горячее боевое сердце, которое желало кипеть в борьбе, вышел бы из Нестора незаурядный актер. Но время и характер куют личность и, не теряя своего увлечения, стал Нестор революционером и разбойником. Где та грань, где заканчивался первый и начинался второй персонаж, даже он не мог определить точно.

Еще в Кутаиси, совсем молодым участвовал Нестор в театральных постановках в качестве актера. Нравилось Нестору преображение, нравилось быть на сцене активным, громким, заметным. В это же время, как член партии эсеров, Нестор принимал активное участие в партийной работе. Так между делом, то есть между спектаклями и репетициями, ходил творить особые партийные дела, а потом, наложив грим, вечером выходил на сцену.

Более всего Нестор склонялся к боевым действиям и эксам, как это называли − экспроприациям, не признавая разбоем, бандитизмом и смертоубийством насилие, а по сути, чистой воды уголовщину и террор. Эксы заключались в грабежах банков, ювелирных салонов и чаще всего сопровождались самым примитивным разбоем с нападением, стрельбой и убийствами охранников и служащих банков. Доставалось и случайным зевакам. В такие минуты, перешагивая убитых и покалеченных случайных прохожих, совесть Нестора порой мучила. Успокоил молодого революционера старший его знакомец из боевого отряда по кличке Коба: нескладный – тощий и низкорослый, заросший щетиной, рябой, с копной черных жестких волос, растущих густо, чуть ли не от глаз. После дела, в котором пришлось пострелять, Коба вышагивая рядом, кивнув на убитого, лежащего в луже крови прохожего, скривился и бросил по-русски со страшным акцентом:

− Лэс рубит взалса, щэпки считат смисла нэту.

Странно было это слышать от бывшего семинариста Тифлисской духовной школы, в которой учился несколько позже Кобы и сам Нестор. Выходило так, что не сумел авторитетный духовник Кавказа Христофор Чарквиани воспитать в слушателях основ милосердия.

Однажды, сразу после спектакля Нестор прибыл на место очередного экса в костюме только что сыгранного им героя. В парике, с бородой, в ярком костюме Нестор привел в полный восторг своих сотоварищей, напугал охрану банка. Банк тут же и ограбили и так совершенно сбили с толку полицию своим внешним видом. По ходу экса Нестор успел, и часть текста из спектакля проговорить перед изумленными сотрудниками банка, прохаживаясь, словно на сцене и рассматривая через пенсне, трясущихся от страха людей.

Такой ход стал знаковым и часто использовался Нестором в дальнейшем.

Как-то планировалась атака на банк, а несколько позже был назначен спектакль в театре, в котором был занят Нестор. Чтобы не срывать своего участия в спектакле Нестор приехал на экс уже в костюме и гриме. А играл он в постановке престарелого чиновника в черном старомодном сюртуке и с пышными усами-бакенбардами.

Дело в банке было сделано и следовало быстро уходить, но так вышло, что боевик, которому было поручено подогнать пролетку после экса, замешкался и опоздал. Когда Нестор с товарищем выскочил из банка с мешком купюр, пролетки на месте не оказалось. Нестор, не мешкая кинулся наперерез карете, в которой прекрасная дама в шляпке с вуалью и с мужем ехали как раз в театр. Господа социалисты-революционеры предложили паре поначалу покинуть карету, но дама, нимало не тушуясь, объявила, что она в вечернем платье, спешит в театр и не собирается уступать карету старому индюку.

Что оставалось делать?

Нестор расхохотался, явив миру крепкие молодые зубы и стало понятно, что это актер, − человек, который играет чужую роль.

− Так вы актер и едете в театр? – изумилась дама.

− Да, − нашелся Нестор и тут же предложил подкинуть его с товарищем к театру.

По прибытии, несмотря на присутствие перетрусившего мужа, Нестор помог даме выйти из кареты и сопроводил галантно до гардероба. Когда Нестор вышел на сцену, он высмотрел в зале свою попутчицу и вдохновенно играл для нее.

Успех был полным.

Зал шумно приветствовал молодого актера, не предполагая, что всего чуть более часа назад он ограбил банк на десятки тысяч рублей и теперь разыскивается полицией по всему городу. Искать грабителя среди театральной труппы в голову никому не могло прийти, а Нестор в театре, где отдыхал от будней шеф городской жандармерии, чувствовал себя в полной безопасности.

Позже, прекрасная дама прислала в театр короткое письмо:

«Милостивый государь! Вы настолько дерзки и талантливы, что было бы опрометчиво нам с Вами не встретиться. Сегодня после обеда имею честь пригласить Вас. Ул. Подгорная, 7».

И они встретились.

Нестор, понимая, что дама замужем, прибыл, стараясь быть незамеченным.

Теперь все, что происходило тогда, вспоминалось как далекий сон, грезы, от которых осталось послевкусие аромата духов, нежность первых поцелуев, податливость красивой женщины и ее непреклонный характер. Она вертела мужем, как желала, пришлось повертеться и Нестору. Что, впрочем, мог ждать он − еще совсем мальчишка от красивой взрослой женщины, которая сама выбирает мужчину и шлет ему прямое, как полет стрелы, письмо.

Те давние отношения, так странно начавшаяся любовь, запомнились Нестору и как знать, что бы могло случиться еще между ними, если бы не бегство из Кутаиси и скорый арест.

Быть на публике, быть в центре внимания для Нестора всегда было заманчиво. Даже в суде он ждал, готовил свое выступление и превращал его в яркую театральную миниатюру: играл роль обличителя, гримасничал, преувеличивал, частенько просто врал, рассказывая о своих делах и всегда находя им оправдание. Особенно яркое выступление случилось после ареста за участие в Гурийском восстании в 1905 году. Об этом событии написала пресса, и Нестор превратился в лидера-вдохновителя революционной борьбы и грозой прокурора.

После Гурийских событий сослан был Нестор в Сибирь, − не смог ни откупиться, ни убежать от жандармов, крепко севших ему на хвост.

В Иркутске, первым делом Нестор наведался и поступил в театр. Здесь его оценили сразу: яркий, фактурный мужчина, умеющий импровизировать на сцене, увлечь публику всегда востребован. Удавались горячему грузину характерные, достаточно сложные роли. Он явно рос в актерском мастерстве, но улица, борьба увлекали его более, вели в иную от искусства сторону. Хотелось по молодости лет быть независимым, состоятельным и успешным, вершить судьбы, менять мир по своему усмотрению.

И в Иркутске Нестор применял свои актерские способности при проведении операций по ограблению банков: умело переодевался, использовал грим и был практически неуловим. И чаще всего, идя на «новое дело», Нестор преображался, − прикидывался то горбатым, то хромым. За все время активной революционной работы его бывало, не раз арестовывали, но практически никогда не могли предъявить обвинения из-за отсутствия веских улик и отпускали после небольшой отсидки. Очные ставки с пострадавшими лицами и очевидцами никак не подтверждали, что именно этот молодой, яркий грузин – злодей, налетчик и грабитель.

Многое сходило с рук Нестору, а в уголовном мире Иркутска скоро стал почитаться за своего.

Здесь в Сибири борец с властью освоил новую для себя затею, – изготовление фальшивых денег. Нашел пару художников из театрального окружения, знающего специалиста из ссыльных и наладил выпуск дензнаков. Купюры удавалось удачно сбывать, а авторитет Нестора в уголовном мире стал необычайно велик. Его даже хотели сделать авторитетным вором, чтобы правил уголовной средой в городе. Может оно так бы и случилось при мирной жизни, да грянули октябрьские события в Петербурге. Нестор, уловив, что время пришло, сколотил первый свой боевой отряд анархистов и совершил нападение на известный по всей России Александровский централ, в котором сидело несколько сотен заключенных – по большей части уголовников со всех уголков Империи.

Так бывший семинарист, эсер-боевик, красный анархист преобразился в командира красного интернационального отряда, отличившегося в боях с армией Колчака в Прибайкалье. Сразу после разгрома Сибирской армии войсками Тухачевского, ареста и расстрела Колчака, передачи большевикам остатков золотого запаса канувшей в прошлое Империи, Нестора заметили и пригласили в Москву.

Ленин на Нестора произвел особое впечатление: маленький, показалось с огромной лысой головой, рыжеватый крепкий как гриб-боровик с прищуром глаз, что буравили тебя насквозь.

Когда Ленин узнал в разговоре о подпольной кличке Нестора – Дед, рассмеялся заливисто, – глаза превратились в щелки и, запрокинув голову, сквозь смех сказал, хлопнув ладонью по колену:

– Вот и встретились Дед со Стариком!

И уже уняв смех, заметил, слегка картавя:

– Как эти клички возникают, откуда берутся? В тридцать лет как состарили меня, так и хожу Стариком. Вам повезло больше, − только Дедом окрестили. А что, и внуки имеются?

В ответ рассмеялся и Нестор, и ответил, что получил свою кличку как самый старший среди подпольщиков в Кутаиси, хотя ему тогда было-то менее тридцати. В те годы он для конспирации взялся носить роскошную окладистую бороду и выглядел старше своих лет. Вот с тех пор и тянется за ним это второе имя. В разговоре вспомнил Нестор и свое прозвище-погоняло среди уголовников − «Карандаш» и усмехнулся, пряча улыбку в бороду.

Посмеявшись над собственной шуткой, Ленин взялся расспрашивать о ситуации в Сибири, настроениях среди бойцов Красной Армии, о том, смогут ли выдержать люди, простые крестьяне еще более жесткое давление власти на местах. Разговор шел такой, словно врач перед операцией расспрашивает больного о его способности вынести сложнейшую хирургию без анестезии и пытливо оценивает, − не умрет ли пациент раньше времени от болевого шока.

Нестор отвечал, как видел расклад сил, какие бытовали настроения. Взялся заверять вождя, что на местах держат контру за глотку, а крестьянин сибирский, если и прижмут покрепче, − никуда он темный не денется.

− Нет, батенька, знаю я сибирского крестьянина. Сиживал в местах глухих, − в Шушенском, − слыхивали? Видел сам, как там все устроено, каковы настроения в деревне. Сибирский крестьянин – твердый собственник. Своего отдавать не станет по легкому. Ох, архи трудно с ним нам будет. Кулак очень опасен для Советской власти. Но что делать? Будем ломать, будем, если надо, расстреливать.

И теперь стало понятно, к чему клонил Ильич. Полыхнуло по всей стране, когда показалось, что дело сделано. Казалось бы, одолели Колчака, Деникина, Врангеля и десятки других лидеров белого движения с их армиями. Сотни тысяч враждебных элементов покинули страну через Черное море и Турцию, ушли в Китай, Монголию через всю Сибирь. Но тут вдруг восстал Кронштадт, разгорелось в Тамбовской губернии, заполыхало и в Сибири: занялось обширное на всю огромную территорию Западной Сибири Ишимское восстание, партизанский отряд неуловимого Ивана Соловьева шастал ‒ наводил свои порядки в Хакасии, разгорелась пламенем национальной борьбы Якутия. Дальний Восток также бурлил, и яростное сопротивление на местах серьезно портило настроение власти. Сослуживцы Нестора латыши Ян Стродс, Карл Некунде, прикрывшийся из-за неудобья фамилией Байкалов, − специалисты по удушению мятежников, мотались по Сибири без устали. А огонь противостояния не иссякал, − то унимался, казалось бы, но тлел и снова разгорался еще пуще, еще злее.

Жесткой чрезмерно оказалась новая власть большевиков для крестьянства, так много наобещавшая ранее свобод, земли и реальной собственности в виде заводов.

− «Обещали соломку стелить, − обманули, и спать ой как жестко на голых полатях со своей худобой, не хлебавши щей!» − сокрушались сельчане по всему востоку Советской России.

Понял Нестор в завершении разговора по пристальному без тени веселости взгляду и лицу с поджатыми губами, что разобрал его вождь сразу до винтиков и вердикт был прост: «Нам он полезен, а значит, нужен – пусть покуражится пока на воле, а там решим, что с ним сделать: чую – классово он нам чуждый элемент».

Всего этого Ленин не сказал, но сразу как-то стало понятным его мнение по недоверчивому прищуру глаз, по вопросам об эсеровском прошлом, о сколоченном им отряде анархистов, чьи действия порой совершенно не поддавались контролю.

Нестора поразил Лев Троцкий. Они были с ним одного поля плоды окраин огромной и неуклюжей Империи. Поразило в Троцком его невесть откуда взявшееся чрезмерное высокомерие и полное нежелание ни слушать, ни расспрашивать собеседника. Создавалось впечатление, что этот человек, возглавляющий Реввоенсовет России знает все наперед, поскольку уже сам все придумал и полагает без затей, что будет именно так, как решил он.

− Наша цель, − мировая революция! Передушим всех! – отчеканил, войдя в раж Лев Давидович, вскочил с массивного резного дорогого стула, хлопнул ладонью по столу и тряхнул косматой головой так, что пенсне свалилось и повисло на цепочке, беспомощно качаясь, как повешенный.

В разговоре Троцкий упомянул Сталина. Нестор был знаком с ним давно: вместе устраивали эксы в Гори и Тифлисе. Коба вскоре остепенился, перестал участвовать в нападениях, а после встречи с Лениным занялся оргработой, а то вдруг взялся писать статьи. Нестор прочел парочку – дрянь полная, решил он, но Коба был уже недосягаем – вошел в политсовет партии.

И тут, в разговоре со Львом Давидовичем, вторым человеком в Советской России, Нестор почувствовал, сколько неприязни в голосе у Троцкого и сразу ощутил, что если и он грузин, то эта неприязнь распространяется в полной мере и на него.

Со Сталиным они встретились позже Ленина и Троцкого. В этот период Сталин жил в Кремле. Сталин пригласил Нестора домой, как только узнал о его приезде. Нестор шагал по брусчатке внутреннего двора древней крепости, смотрел на изношенные временем фасады, и удивлялся вдруг возникшей мысли, что оказывается, ‒ ничего невозможного нет, можно добиться всего, например, оказаться там, где центр власти огромной территории, по сути Империи. И можно шагать вот так не спеша на встречу с людьми, власть эту в настоящий момент ухвативших.

На пороге Нестора встретила жена Надежда. Нестор поклонился, демонстрируя воспитание, поцеловал руку. Надежда – миниатюрная миловидная женщина рядом с таким вечно насупленным Кобой смотрелась добрым и ласковым дополнением к нему. Глядя на супругу и угрюмость Кобы не казалось столь значительной.

На столе уже стояли фрукты, домашний сыр и вино в большом кувшине. Тут же подали зажаренного цыпленка, и угощение вышло вполне по-грузински.

Коба, выпив вина, раскраснелся, насупился и замолчал, гонял желваки на скулах. Затем заговорил о том, как сложно ему среди этих интеллигентиков проводить рациональную политику. При упоминании Троцкого, у которого Нестор был чуть ранее в тот же день, Сталин рассердился и по-грузински обозвал Троцкого хитрой еврейской лисой.

− Такие бойцы, как ты, Нестор, − тут нужны, − глядя своими слегка желтоватыми глазами волка на Нестора, произнес тяжело с акцентом Коба по-русски и ткнул своим закопченным никотином пальцем в грудь Нестору. Ткнул больно в запале, видимо так его занимала эта мысль о Троцком, что в каждом видел противника. Ткнул пальцем и отвел взгляд, но через секунду снова бросил его, сопроводив желтыми искрами, как бьет-бросает прицельно заряд стрелок, чтобы поразить врага. Было в этом взгляде столько сконцентрированной энергии, что у Нестора перехватило дыхание и запекло в сердце. Нестор взгляд выдержал, но понял, какая тут высота ставки сделана Кобой в этом сакральном центре России − месте, где топтались многие властители: потоптались, но сгинули, а иные и вовсе по ветру были развеяны. И еще понял Нестор, что Коба не отступит. Это была битва конечно не титанов, но людей, на время овладевших толпой. Ощущалось, что любой огрех мог все изменить, обратить эту массу тел, мнений, энергий против них самих. Важно было не упустить удила и направить умело величайшую энергию масс в то русло, которое позволит сохранить власть над растерзанной страной, нищей и голодной толпой, населяющей огромную бескрайнюю территорию бывшей Российской Империи.

Было заметно, что донимали Кобу и другие размышления о власти: как удержаться, не поддаться еврейчикам, что обосновались вокруг Ильича и что-то постоянно затевающие у него за спиной.

Заканчивая разговор, Коба подвел итог, основательно так, весомо:

− Ты еще давай, Нестор, поработай в Сибири. Да избавься от своих привычек вольных анархических.

Примолкнув и что-то обдумав, добавил:

− Все, Нестор: закончилось бодание партий. Одна у нас теперь партия – большевистская. Хочешь быть удачливым во власти, докажи, что ты с нами. А остатки других партий, − всяких там эсеров, социалистов-демократов ‒болтунов-хлюпиков, бледно-розовых слюнтяев мы разотрем скоро окончательно в пыль. Ни с кем больше якшаться не станем – сразу к стенке. Такова линия борьбы.

Умолк Коба. Сидел, сгорбившись, опираясь на стол, смотрел перед собой тяжело, угрожающе. На предложение жены выпить чаю отмолчался и только глянул на нее из подлобья. Та сникла и сразу отошла.

Долгий путь из Москвы в Иркутск в оборудованном вагоне Нестор размышлял об увиденном и услышанном в Москве.

− «Как непросто все будет на этой огромной территории. Работы будет вдоволь, а вот, что из всего этого выйдет, пока совершенно не ясно», − подумал тогда Нестор, оценив свои впечатления о Москве, о людях, захвативших власть в стране.

Теперь мерно покачиваясь в возке в компании новой подруги, Нестор размышлял о словах Сталина, о том, что будет не просто, если удастся Кобе перевести его для работы в Москву, в большой высокий кабинет. Видимо именно его руками Коба планировал растирать в пыль своих противников.

− «А что?», − подумал Нестор, − «А почему бы и не поработать в столице, там столько хороших театров и красивых женщин».

Разгром на протоке

Перед протокой Нестора побеспокоили: к возку подскочил помощник, начштаба Зураб Асатиани и пришлось остановиться.