– Всё готово, милорд, – служанка склонила голову, не поднимая глаз.
Я кивнул, отпуская её. В комнате снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь мерным тиканием старинных часов на стене. Я сидел в своём кабинете, ожидая гостей, но в душе желал лишь одного – чтобы по дороге сюда они провалились в бездну.
Ричард уговорил меня встретиться с этой девушкой. «Познакомься с ней, узнай её получше», – говорил он. «Может, всё не так плохо, как ты воображаешь». Как будто у меня был выбор. Единственное, на что я мог надеяться, – что она окажется тихой и незаметной. Будет сидеть в доме, не выходя за его пределы, как и подобает серой мыши.
Громкие, торопливые шаги в холле заставили меня поднять голову. Неужели они уже приехали?
Дверь резко распахнулась, и в кабинет ворвался Джонатан, мой дворецкий. Он тяжело дышал, будто пробежал всю дорогу от входа.
– Милорд… – выдохнул он, хватая ртом воздух.
Я прищурился.
– Что случилось, Джонатан?
– Карета… – он всё ещё не мог отдышаться, размахивая руками, как будто пытался выразить словами то, что не мог сформулировать. – Авария… невеста…
Я шагнул вперёд, положив руку ему на плечо, чтобы немного успокоить.
– Глубокий вдох. И теперь расскажи всё по порядку.
Джонатан сглотнул, собираясь с мыслями.
– Милорд, ваша невеста… Она ехала сюда вместе со своей дуэньей, но случилась ужасная авария.
В его глазах читался ужас. Он не мог усидеть на месте, постоянно качал головой, словно сам не верил в то, что говорит.
А я… Я вдруг ощутил, как в груди загорается надежда.
Конечно, трагедия. Конечно, я сожалею. Но если это избавит меня от нежелательной свадьбы…
– Там столько погибших, милорд, – не унимался Джонатан.
Мои пальцы крепче сжали подлокотники кресла.
– Сколько? – спросил я ровным голосом.
– Несколько карет столкнулись. Титулованные господа… Свидетели говорят, что одна из лошадей вдруг обезумела. Она сорвалась и понеслась, словно её преследовали демоны.
Я медленно кивнул.
– Можешь идти, Джонатан.
Он поклонился и вышел, оставив меня одного в тишине кабинета.
Я наклонился вперёд, опираясь локтями о стол, и только тогда понял, что не задал главного вопроса.
Жива ли моя невеста?
Ева
Я тонула в темноте.
Голоса доносились откуда-то издалека, приглушённые, словно сквозь толщу воды. Один из них… Кажется, я его знала. Терри? Нет, я не уверена. Затем тьма сомкнулась плотнее, поглотив всё.
Я брела в этом безграничном мраке, не зная, где выход, есть ли он вообще. Мысль, холодная и отстранённая, пробралась в сознание: *я умерла*. Но если это так, где свет, в который все говорят, что нужно идти?
Казалось, прошла вечность. Или всего мгновение? Вдруг я услышала звук – слабый, но ощутимый. Он словно прорезал тьму, маня за собой. Я пошла на него, а по мере приближения различила и голоса. Незнакомые, с необычным акцентом, который мне прежде не доводилось слышать.
Что-то не так.
Я почувствовала тело – осязаемое, но чужое. Оно отзывалось странной тяжестью, и я заставила себя открыть глаза. Свет ударил в лицо, нестерпимо яркий. Я зажмурилась, пытаясь привыкнуть.
– Ох! – раздался женский голос. – Она пришла в себя!
Горло было сухим, словно я проглотила пустыню.
Я моргнула, заставляя себя сфокусироваться на силуэте, склонившемся надо мной. Женщина, добродушная и полная, хлопотала возле кровати. На ней было длинное платье… слишком старомодное.
Фрагменты воспоминаний с грохотом налетели друг на друга. Авария. Машина. Больница.
Я попыталась говорить, но голос сорвался в хрип.
– Это… новая форма медсестёр? – прохрипела я, изумлённо оглядывая женщину.
– Золотце моё, что ты сказала? – Она наклонилась ближе, не понимая.
– Воды… – с трудом выдавила я.
– Ох! Конечно, конечно, сейчас. До чего же воняет…
Она ловко подхватила кувшин и поднесла к моим губам металлический бокал. Поддержала меня, помогая приподняться.
Я жадно пила, чувствуя, как прохладная жидкость оживляет меня. Потом посмотрела на сосуд в руке.
Металл?
Я покрутила бокал, недоумевая. Вода показалась мне странной. Она была не совсем прозрачной, будто с легчайшим оттенком.
Что-то не так.
Я подняла взгляд на женщину, но та лишь улыбнулась мне с заботой.
– Как ты, дитя моё? – раздался новый голос.
Мужчина средних лет подошёл ближе, бережно беря меня за руки.
Я заметила интерьер комнаты. И… это не больница.
– Где я? – спросила я, напряжённо глядя на него.
Он нахмурился, но в глазах мелькнула мягкость.
– Как где, милая? – Он улыбнулся. – Ты дома.
Дома? Нет. Это не мой дом.
Я глубоко вздохнула, ощущая нарастающую панику. Может, авария… Может, что-то случилось с моей головой?
– Это ужасно, госпожа! – внезапно запричитала женщина. – Лошадь соседской кареты буквально обезумела! Хорошо, что с вами всё в порядке.
Я застыла.
– Лошадь? Карета?
Что за бред?
– Ева, девочка моя, – мужчина ласково сжал мои пальцы. – Мы так рады, что ты жива.
Я опустила взгляд на наши сплетённые руки.
И сердце ухнуло в пятки.
Это были… не мои руки.
Бледные. Чужие.
Я резко огляделась, пытаясь найти хоть что-то знакомое. Адреналин хлынул в кровь.
– Ева, что с тобой? – голос мужчины стал обеспокоенным. – Тебе плохо?
Я сглотнула.
– Это… розыгрыш? – в отчаянии огляделась. – Где скрытые камеры?
Мужчина переглянулся с женщиной, и в его взгляде мелькнуло сожаление.
– Месси, неси успокоительное, – произнёс он тихо. – Она снова говорит невесть что.
Женщина кивнула и метнулась к двери.
Я хотела возразить, но всё случилось слишком быстро. Чьё-то мягкое прикосновение к моему плечу, лёгкая темнота на периферии зрения.
Перед тем как провалиться в сон, я подумала, что это самый странный кошмар в моей жизни.
Говорят, перед смертью не надышишься. Вот и я, словно утопающий, хватался за последние глотки свободы, зная, что скоро она закончится. Мне всего было мало: вина, еды, женщин… Даже воздуха казалось недостаточно. Будто меня ведут не к алтарю, а на эшафот.
Прошла неделя с тех пор, как мне сообщили, что моя невеста жива и здорова. Будь она неладна. Я возносил молитвы всем богам, какие только знал, надеясь, что судьба сжалится и освободит меня от этой обузы. Но, похоже, небеса решили, что мне и так хорошо.
Так что я проводил свои последние дни на воле, как положено приговорённому: пил, гулял и наслаждался тем, чего вскоре должен был лишиться. Правда, с выпивкой пришлось поубавить. Ричард, верный друг и неизменный голос совести, вытащил меня с очередной попойки, а наутро заявил, что не намерен поддерживать дружбу с алкоголиком, даже если тот родился с голубой кровью. И был прав.
Оставшееся время я провёл в постели у своей любовницы. Мэри, моя дерзкая вдова, развлекала меня, как могла, заглушая тревожные мысли. Иногда мне даже казалось, что стоило бы жениться на ней, пока ещё не поздно.
– Ты опять расстроен, милый, – протянула она, капризно надув губы.
Она медленно водила гусиным пером по моей груди, вызывая мурашки. Я знал, что ей нравится дразнить меня, но сегодня её старания были напрасны.
– Ты снова думаешь о ней? – в голосе звучала недовольная нотка.
– Это не те мысли, к которым стоит ревновать, моя роза.
Мэри чуть прищурилась, изучая меня, а затем на её лице появилась хитрая улыбка.
– Я видела её, – призналась она, с трудом сдерживая смех.
Я резко повернул голову.
– Как?
– Не смогла удержаться, – пожала она плечами. – Бедный, бедный Итан.
Я молчал. Впервые за долгие дни в груди шевельнулось странное чувство. То ли злость, то ли обречённость.
– Во всяком случае, я рада, что это она, – шепнула Мэри, прикусив мочку моего уха. – Теперь только в моей постели ты будешь испытывать истинное удовольствие.
Она смотрела на меня, как кошка, довольная удачной охотой.
Вот только я не был так уж уверен, что мне есть чему радоваться.
Я просыпалась медленно, словно мой разум не спешил возвращаться в реальность. Но стоило мне вдохнуть, как резкий, непривычный запах заставил глаза распахнуться.
Я резко села в постели, оглядываясь по сторонам. Мозг отказывался воспринимать увиденное. Простые деревянные стены, тяжелая мебель, старинные канделябры, мерцающие в утреннем свете…
"Я до сих пор сплю?"
Я ущипнула себя. Боль была настоящей.
Тяжело сглотнув, я встала и начала обходить комнату, касаясь каждой поверхности, словно пытаясь убедить себя, что всё это – не более чем чья-то тщательно продуманная шутка. Но чем дольше я осматривалась, тем меньше оставалось сомнений: если это розыгрыш, то он гениален. И, что хуже всего, затянулся.
– Ладно… – выдохнула я, опускаясь на пол и обхватывая колени руками. – Будем реалистами. Всё слишком… реально.
Я не позволю себе сойти с ума. Запрещаю.
Три года назад мне удалось спасти свою компанию от слияния, пережить предательство партнёров и выйти победителем. Значит, я смогу справиться и с этим.
Я просидела в углу несколько часов, упорно отказываясь признать очевидное. Каким-то невозможным образом я оказалась здесь. Но где – это "здесь"?
Когда оцепенение стало нестерпимым, я поднялась и направилась к двери.
Каждый шаг по скрипучим половицам отзывался эхом в моей голове. В доме было холодно. Казалось, воздух сам по себе впитал сырость и запах древесного дыма.
Меня вело вперёд какое-то интуитивное чувство.
Я не знала, зачем иду к входной двери. Может, надеялась, что, выйдя за неё, внезапно окажусь в привычном мире? Как в фильме *Шоу Трумана* – за пределами сцены меня встретят аплодисментами, объявляя конец абсурдного эксперимента?
Но жизнь – не кино.
Возле двери стояла массивная деревянная тумба. На ней – аккуратно сложенные бумаги, несколько писем, и тонкий, бедный на страницы лист. Газета?
Я взяла её, машинально пробежав глазами заголовок.
– Тысяча пятьсот пятьдесят девятый… – мой голос прозвучал хрипло. – Англия.
Пальцы дрогнули, и газета выпала из рук.
Нет.
Этого просто не может быть.
Должно быть объяснение. Какое-то логичное, рациональное объяснение.
Я рванулась к двери и распахнула её, цепляясь за последнюю надежду.
Холодное утро встретило меня бледным солнцем, медленно выползающим из-за горизонта. В воздухе разливалось утреннее пение птиц – живое, звонкое, наполняющее всё пространство. Такого звука не услышишь в современном городе.
Но моё внимание тут же привлекло другое.
О проекте
О подписке