– Наверное, куда-то закатился, пока дрались. Вряд ли его сейчас удастся найти. По крайней мере, в темноте. Но в любом случае, в порту скоро забеспокоятся и пошлют кого-нибудь за нами. Лучше всего просто подождать.

Полина согласно кивнула. Её вдруг охватило безмятежное спокойствие. Как во сне, когда осознаешь, что всё вокруг – не взаправду. Рядом с этим человеком она чувствовала себя как за надёжной скалой. А вот и мимолётное видение – словно будущее встало перед глазами. С Полиной иногда случалось: она словно переносилась в другой мир и оттуда наблюдала за собой, теперешней, с высоты. Сейчас та, «верхняя», сказала: «Доверься и ничего не бойся! Придёт время – и ему понадобится помощь. Тогда именно ты сможешь отблагодарить».

Вдруг зазвучала красивая мелодия. Штрассл опешил.

– Мой телеком! – слегка «поплывшая» Полина уже спокойно пошла на звук и извлекла аппарат из-под песка. – Папочка, это ты? Со мной всё в порядке! Хуберт? Да, здесь. Мы не можем вылететь. Что? Да, сейчас включу на громкую.

Пилот вкратце объяснил ситуацию. Он, конечно, мог вернуться и без навигационных приборов, но не хотел оставлять без присмотра бандитов. Полина слушала взволнованный голос отца, заверения, что спасательный аппарат уже на взлёте, а силы правопорядка оповещены. И ей всё более становилось хорошо.

– Видите? Всё в порядке! За нами уже вылетели. Через десять минут будут здесь. – Пилот помялся, но затем всё же неуверенно спросил: – Это сигнал вашего телекома… Что это было? Очень красивая музыка.

– Нравится? Хотите, поставлю и вам? – теперь глуповато улыбающуюся Полину наконец-то откровенно потянуло к «Юрию Гагарину». – Эту песню исполняла Анна Герман. Певица с Земли-7. Она всегда пела так, что у тех, кто слушал, дух захватывало. Сейчас, минуточку.

Девушка начала лихорадочно искать нужный файл, но пальцы подводили.

– Герман? Она была немкой? («Земля-7 – это же Фатерланд!»)

– Не совсем. Её предки голландцы. Но да, жили в Германии. А потом переехали в Россию. Ещё в XVIII-м веке. Но родители Анны соблюдали семейные традиции, учили детей немецкому языку. У неё была очень трудная судьба, жизнь бросала в разные страны. Последние годы жила в Польше. Вообще знала пять языков. И пела на всех… Вот, послушайте!

Полина наконец нашла нужное:

«Покроется небо пылинками звёзд,

      И выгнутся ветки упруго.

      Тебя я услышу за тысячу вёрст.

      Мы эхо, мы эхо,

      Мы звёздное эхо друг друга.

      Мы эхо, мы эхо,

      Мы звёздное эхо друг друга…»

Отзвучали последние ноты. Щемяще-грустная мелодия заворожила Хуберта, а слова тронули потаённые струнки огрубевшей на фронте души. Он никогда не считал себя сентиментальным – путь лётчика-истребителя всегда требовал напряжения всех моральных и физических сил. На чувства порой просто не оставалось ни времени, ни сил, ни желания.

Но вот теперь эта музыка, эта девочка… Девушка. Он шагнул к ней:

– Разрешите?

Осторожно взял маленькие пальчики Полины. Странно, но вроде бы давно забытые жар и трепет вновь поднялись в глубине, оживляя не до конца умерший организм. Это было приятно. В голове зашумело как после пары коктейлей. Медленно, контролируя каждое движения, чтобы прекратить при малейшем намёке на сопротивление, бережно поцеловал мизинчик сначала на одной, потом на другой руке. Девушка вспыхнула, вздрогнула. Но рук не отняла.

Так они и застыли – огрубевший пилот, от внезапно нахлынувшей нежности, и девчушка, пронзённая блаженством нечаянной близости с воплощением её детской любви.

Один из сомалийцев, извиваясь сумел подползти к соседу. Тот освободился от кляпа и теперь зубами пытался перегрызть проволоку на руках подельника. И почти преуспел – Хуберт явно недооценил качество его зубов, – но тут показались огни приближавшихся антигравов. Молодые люди очнулись.

Пара профилактических пинков, после чего кляп и проволока вернулись на подобающие места. Остальные пленники даже не делали попыток освободиться и только злобно вращали глазами из-под нависавших на лбы грязных косм. А к раскрасневшейся Полине уже бежал Станислав Андреевич. Дочь облегчённо бросилась навстречу и как в детстве прильнула к сильной и родной отцовской груди. Запоздалые рыдания сотрясли всё её девичье существо.

– Ну, всё-всё, милая. Всё хорошо, всё позади! Успокойся.

Но Полина не могла успокоиться. Как не могла и рассказать, отчего плачет. Только ли потому ли, что испугалась? Или потому, что не совладала с чувствами и теперь неумело изливала их на надёжной груди отца?

* * *

1990 год, 15 августа. Земля-1. Временный учебный центр

Прежде чем отпустить Сафонова, Саргенто сначала заставил пробежаться трусцой, а оставшуюся треть пути пройти пешком, с выполнением дыхательных упражнений. Словно запалённую лошадь по кругу поводил. И это дало результат:

Борис Феоктистович Сафонов, уровень 2

Человек, 29 лет

Появившееся очко характеристик без колебаний вложил в выносливость и полюбовался недавно открытым личным профилем:

Сила – 2

Ловкость – 1

Телосложение – 1

Выносливость – 2

А сердце так и норовило выскочить из раскалённой груди. То, что заставлял его вытворять местный «летун», больше походило на легендарные тренировки разведчиков Северного флота. Многокилометровые кроссы по заросшим тайгой каменистым сопкам, скалолазание, рукопашный бой. Да ещё и в разных вариантах экипировки, с непривычным оружием. Лишь на стрельбе удавалось немного отдохнуть. «Ворошиловский стрелок», это, знаете ли, и в Метрополии «Ворошиловский стрелок»! Тем более лазерные бластеры ему вообще понравились: лёгкие, прикладистые, без отдачи. Но, к удивлению Сафонова, основные тренировки шли с самым примитивным оружием – дубиной, каменным копьём, топором, пращей, луком. Которые ещё и изготавливать приходилось самому, из подручных материалов.

Здоровенный, чуть не наголову выше инструктора, Борис с детства считал, что обладал недюжинной крестьянской силой. Которая, между прочим, и в воздухе всегда выручала. Поэтому когда перешёл тут с нулевого на первый уровень (о чем оповестила непонятная полупрозрачная «панель управления»), не задумываясь повысил первую же в списке характеристику. И действительно, на следующий день он заметно прибавил в подтягиваниях на турнике и способности к поднятию тяжестей. Может и выносливость теперь только завтра повысится?

Борис облегчённо рухнул на лавочку, что стояла в заманчивой тени тополя. Инструктор присел рядом. Все упражнения он выполнял лично, следуя на несколько шагов впереди. Показывал, так сказать, личным примером. Но ему такая нагрузка, похоже, даже нравилась. Сейчас Саргенто уже не воспринимался тем буржуйским снобом, каким показался с первого взгляда. Это был хорошо подготовленный и уверенный в себе боец.

– Слушай, Володь! Ты, правда, ещё при рыцарях воевать начал?

Феоктистов коротко взглянул. Помолчал. Затем констатировал:

– Коля проболтался… Да, было такое!

Ещё в первый вечер у Бориса с балтийцами состоялся разговор по душам. Ну, если не считать того, что на расспросы о появляющихся полупрозрачных надписях оба изобразили вежливое непонимание. Сначала, под восхищёнными взглядами разновозрастных «девочек» из столовой жареного поросёнка ели почти трезвыми. Подняли лишь наркомовские – «за Победу!» и, глядя на местных, перешли на безалкогольный «Иртыш» и травяные взвары. Тем более Сафонов и до этого практически не пил спиртного, при необходимости стараясь ограничиться символическим шампанским.

Но вот потом застолье продолжили уже в узком кругу, в уютном кубрике, выделенным ему под временное жительство. К удивлению Бориса, сначала за стол, уставленный разносолами предыдущего пиршества, вместе с лётчиками присела и красавица-«капитанша». Небрежно извлекла из форменной юбки красноармейскую 750-миллилитровую стеклянную фляжку и передала Зуброву:

– На! Как самый молодой. «Шило»-то мастерить не разучился?

– Обижаешь, майне либе!

– Откуда такое богатство? – удивился Саргенто.

– Выдают. Для обслуживания аппаратуры.

Больше вопросов не было. Гвардии майор быстро развёл жидкость и разлил по непривычно гладким стаканам. Ничего не оставалось, как последовать пагубному примеру местных летунов. Судя по ощущениям, на Балтике «шило» состояло из двух частей спирта и одной воды. Впрочем, имелся в этом и положительный момент – уже через пару тостов собравшиеся почувствовали себя заметно дружнее. Вот только ещё более похорошевшая атташе неожиданно встала и коротко кивнула мужчинам:

– Извините, товарищи офицеры. С вами весело, но – служба!

Сафонов галантно встал, чтобы проводить до двери, однако оба балтийца остались сидеть. Лишь Феоктистов как-то очень уж шутовски поклонился:

– За приятность вечера – данке шён!

Когда за «капитаншей» закрылась аккуратная броняха, «Кабо» уже обновил очередным «по-чуть» содержимое стаканов.

– Мужики, а чего вы девочку эту всё какими-то немецкими словечками прикалываете?

– О! Давайте за женщин! – тут же вскинулся Зубров. Поддержали. Смачно закусили остывшей поросятиной. Наконец, Феоктистов грустно ответил:

– Слышал, как она к Коле обратилась? «Самый молодой!» А товарищу гвардии майору, между прочим, уже давно сорок восемь… Просто мы тут все находимся в идеальных телесных оболочках. Как, собственно, и ты теперь. Вот и выглядим как огурцы. Так что Аркадьевне даже и не знаю, сколько там на самом деле. Иногда, кажется, что вдвое старше. А иногда – хоть дочкой называй! Знаю лишь, что раньше она очень чистая была, солнечная. Как те девочки, из столовой. Но для войны этой клятущей пришлось ей себя изменить. В худшую сторону. Два года у немцев прослужила, в каких-то особо злодейских частях.

– Мужики, а можно попонятнее? Что за война? Если это другой мир – откуда здесь наши немцы? Вы-то каким боком к этому причастны? Вы же вообще космонавты! Если правильно понял, летаете в безвоздушном пространстве, за пределами атмосферы.

– Ничего себе товарищ гвардии подполковник вопросы ставит! – восхитился Саргенто. – Наш человек! В корень зрит.

А затем объяснил. И хорошо, что Борис уже сидел, а то мог бы и упасть. То, что мир не совсем такой, как считал до самой гибели коммунист Сафонов, он уже понял. Но всё оказалось сложнее. Факт хроноперемещений воспринялся без возражений. Как-никак развлекательный роман «Машина времени» англичанина Уэллса прочёл ещё учлётом Качинской военной школы пилотов. Не удивило и существование параллельных миров-«русел». Это тоже укладывалось в привычные рамки материалистического мировоззрения.

Но пришлось отказаться и от атеизма! Ведь то, что с Борисом проделали потомки (а для простоты жителей Метрополии он решил пока называть так), фактически было сложной медицинской операцией по пересадке человеческой души. Да-да! Той самой, якобы не существующей субстанции, что не подвержена смерти, и о спасении которой пекутся попы и прочие буржуйские мракобесы. В Метрополии же это явление имело сугубо технический термин: «психоматрица». Индустриально развитые потомки через сорок восемь лет после гибели Сафонова создали живую копию его организма, в которую пересадили душу, извлечённую из тела, погибавшего в 1942 году. Причём – в параллельной реальности.

Пока Борис рефлексировал, Кабо нашёл в бытовом отсеке остроумную электрическую духовку. Гвардии майор быстро разогрел мясо и часть рыбных блюд. Ещё по-чуть, под горячую и острую закуску, и мысли Сафонова начали возвращаться к привычному рационализму. А Саргенто выдал следующую вводную: люди не являются коренными жителями планеты. Сначала Землю населяли местные гоминиды – неандертальцы. Но около тысячи двухсот лет назад на поверхность высадились звёздные колонисты, перебившие пребывавших в каменном веке туземцев. Затем цивилизация захватчиков сама быстро одичала и начала ветвиться на параллельные миры-пространства. Но неандертальцы всё же уцелели в «руслах», появившихся ещё до десанта пришельцев. За века они там укрепились и развились. А затем их потомки, «Дикие», научились проникать в другие параллели, где начали масштабную военную экспансию по очищению своей планеты от захватчиков. Во всех населённых теми мирах.

Люди же открыли способ межпространственного пробоя только в 1917 году. К тому времени человеческих «русел» осталось всего одиннадцать. К 1990 году ещё два были захвачены Дикими. Сейчас бои с их оккупационными ордами идут уже на Земле-9, где им противостоят местные жители и вооружённые силы трёх миров людей, объединённых в Метрополию, с почти коммунистическим строем. Оставшиеся шесть «русел», в том числе их общая родина, Земля-7, пока составляют «окраинные земли». Человечества живут там по своим законам, и скорее всего даже не подозревают о глобальной угрозе. Но военные Метрополии активно пытаются использовать их как мобилизационную и ресурсную базу.

– Тут, Феоктистыч, ещё одна фигня есть! – бесцеремонно вмешался Кабо. – Дикие эти намного опаснее людей. Мир и всю окружающую природу они опять же по-своему переделывают. Тем, что у нас издавна колдовством да мистикой всякой считается. Вот и валят людей как кутьков незрячих! Чего уж против них только не пробовали. Лишь у Солдат Сумерек худо-бедно получается.

– Это ещё кто?

– Да вот бойцы такие, специальные. Навроде нашей Аркадьевны. У которых в душе светлого и тёмного поровну.

Потом ещё долго спорили о нестыковках хронологии. Всё-таки историей Сафонов увлекался с детства и постоянно, где бы не служил, пытался повышать образовательный уровень. Но теперь всё, что знал, летело… просто в никуда! Как ни удивительно, немного смог переубедить Саргенто:

– Тебе буржуи много правды напишут? Всем королям, попам, да прочим империалистам нужно только одно – обосновать своё право другими людьми владеть и на их труде наживаться! А те, кого в быдло сиволапое определили, ещё и мычать от удовольствия должны. Вот и напридумывали за тысячу двести лет фиг знает что. Что правят на Земле не менее четырёх тысячелетий.

– Но как же тогда эти древние космонавты после победы друг дружку в рабы и господа определяли?

– Да, похоже, такие же буржуи были, как и их современные потомки.

– Да мы, кстати, и сами кое-что видели! – опять вмешался Зубров. – Так что за неправильность писаной истории я тебе лично ручаюсь. А в Ленинграде, в нашем мире, до 1946 года жил академик Морозов…

Кабо неожиданно опять уткнулся в свою коробочку и быстро постучал подушечками пальцев по святящейся моргающей передней части:

– А, вот! «Николай Александрович». Так вот он с учениками активно разрабатывал научные методы проверки буржуйской хронологии. И много каких подтасовок выявил.

Он повернул к Борису свой странный чёрный портсигар, и тот с удивлением увидел на внешней крышке святящуюся яркую фотоиллюстрацию с текстом. Эдакий представительный дядька, из «бывших», напоминающий зрелого Чехова. Только с бородищей лопатой, да в круглых очках, какие носил и отчим Бориса.

– А почему это вы всё время говорите «в нашем» мире?

– Так – земляки мы с тобой! – нетрезво улыбнулся Саргенто. – Тоже с Земли-7. Вот только родились позже. Я в 1971-м. Колёк ещё на год младше.

– Не понял?! А как же ему тогда сорок восемь может исполниться?

Под воздействием забористого «шила» беседа всё более принимала хаотичный, но зато эмоциональный и ярко-доверительный характер. Оказалось, новых знакомых та самая красивая атташе ещё подростками выбрала для прохождения службы в отряде Солдат Сумерек. И более тридцати лет тренировала в прошедших людских войнах Земли-7. В частности, морскими лётчиками они якобы стали в годы Великой Отечественной.

Очень быстро обсуждение скатилось к тактике Люфтваффе, военно-воздушных сил Красной Армии и Флота, способам отражения атак истребителей и проблемам взаимодействия с наземниками. Все разгорячились. Ладони запорхали над столом, изображая фигуры пилотажа, способы сближения и углы атаки. Сафонов убедился, что дело балтийцы знали. По крайней мере, в теории.

Под конец Борис вспомнил о любимой жене, что осталась в Ваенге. С милой Женечкой, белокурой хрупкой студенткой стоматологического отделения Витебского медтехникума, он познакомился в 1936 году, когда служил в 7-й отдельной авиационной эскадрильи имени Дзержинского. Довольно быстро оба поняли, что чувства вспыхнули настоящие и расписались. А в конце октября 1937-го у них родился сын Игорь.

Борис пожалел, что не мог показать балтийцам фотографию близких.

– Погоди, Феоктистыч! Возможно, тут мы кое-чем поможем.

При взгляде на старшего космонавта Кабо молча слил всё «шило» в небьющуюся мягкую бутылочку и вместе с початой фляжкой спирта убрал в ещё одно чудо техники – небольшой электрический ледник. Пока Саргенто отсутствовал, сделал горячего чаю. Вскоре тот вернулся с чёрной блестящей папкой, где в отдельных прозрачных пакетах лежали фотографии. С первой же на Бориса взглянула жена. Он сразу вспомнил этот снимок. Фронтовой приятель, военный корреспондент Гильярди сделал его у них дома. Над Сафоновыми – портрет Сталина в простой бумажной рамке. Сам он со звездой Героя на кителе и первым орденом Красного Знамени делает вид, что внимательно рассматривает журнал. А прильнувшая к нему Женечка, в своём единственном нарядном платье с бантиком, чуть встревоженно смотрит прямо в камеру.