Мы бы точно сломали себе что-нибудь, если бы Луна имела более сильное притяжение. Грохнуться на потолок своего космического челнока оказалось довольно забавно. Оправившись от падения, мы почему-то начали ползать на четвереньках, прямо как мухи. Потом догадались выпрямиться и превратиться в двуногих. За бортом была темнота. Планета как будто проглотила нас, и мы приняли решение выбираться из корабля, как сказал мой папа: «Чтобы она не переварила нас вместе с ним». До скафандров на полу дотянуться было очень трудно. Мне пришлось вытянуться по струнке, и отец попытался поднять меня, чтобы я смог отстегнуть костюмы от пола наверху. Я все время терял равновесие и падал назад на потолок. Но все же мне удалось достать скафандры и открыть люк. Если еще немного потренироваться, то, думаю, мы с папой могли бы выступать в цирке с номером «Чрезвычайно опасная добыча скафандров вверх тормашками». Хотя уверенности, что на Луне есть цирк, у меня не было.
Одевшись в скафандры, мы вылезли из корабля на поверхность, а точнее, внутрь планеты. Приборы показывали, что в воздухе вокруг нас есть немного кислорода, что само по себе было странным. Отец все равно запретил снимать скафандры, и мы продолжали общаться через рацию.
Наш челнок прирос к потолку обширного помещения, похожего на громадную кастрюлю, которую мы смогли осветить мощным фонариком. Внутри «кастрюля» была совершенно пустой, за исключением просторного туннеля, выходящего из нее и ведущего куда-то в темноту. Не желая возвращаться обратно на корабль, мы направились в туннель. Когда мы вошли туда, внезапно вспыхнул свет, осветивший ближайшие сто метров вперед нас. Он был холодным, флюоресцирующим и исходил как будто от стен или из незаметных щелей в них. Пройдя немного вперед, мы обнаружили, что свет позади нас выключается. Туннель, в котором не было ни единой двери или чего-либо другого, уходил довольно резко вниз, вглубь планеты. И, к нашему удивлению, уровень кислорода в воздухе увеличивался.
Мне уже давно надоело бродить по этому туннелю, и я предложил отцу вернуться к кораблю, но он, поддавшись интересу, шел все дальше и все глубже вниз. Слишком большой скафандр сильно затруднял мое передвижение, и я снова пожаловался отцу, но тот как будто не обратил на это внимания. За очередным поворотом туннель внезапно закончился, упершись в стену. Свет ярко горел, и мы стали рассматривать все стыки этой стены по бокам и внизу, но не нашли ничего, напоминающего хоть какую-то кнопку или рычажок. Я стоял перед ней, совсем обессиленный, не представляя, что делать дальше. Отец предложил вернуться на корабль и посмотреть, не свалился ли он с потолка. За скафандром я не увидел его издевающейся гримасы, но услышал насмешку в тембре его голоса. «Не-е-е-е-ет!» – заорал я в ответ и усиленно замахал руками, подтверждая свое отрицание. Неожиданно стенка перед нами, медленно отползла, открывая туннель, расположенный перпендикулярно к ней. Он был почти такого же размера, как и тот, в котором мы находились. Когда мы прошли туда, стенка за нами начала медленно закрываться. Папа встал посередине стены и помахал рукой. Она начала медленно отъезжать, открывая туннель. Сделав это открытие, мы позволили стене снова закрыться, но сами продолжали стоять, точно не зная, в какую сторону идти и что делать дальше. Перед нами было две дороги, и папа начал цитировать свое любимое стихотворение Роберта Фроста:
Опушка – и развилка двух дорог.
Я выбирал с великой неохотой,
Но выбрать сразу две никак не мог
И просеку, которой пренебрег,
Глазами пробежал до поворота.
Вторая – та, которую избрал, —
Нетоптаной травою привлекала:
Примять ее – цель выше всех похвал,
Хоть тех, кто здесь когда-то путь пытал,
Она сама изрядно потоптала.
И обе выстилали шаг листвой —
И выбор, всю печаль его, смягчали.
Неизбранная, час пробьет и твой!
Но, помня, как извилист путь любой,
Я на развилку, знал, вернусь едва ли…
Я уже слышал это стихотворение много раз и перебил его, спросив, где же он видит траву и листву? А потом добавил, что я бы сейчас с удовольствием побегал босиком по траве на моей любимой Земле, а не шатался бы в этом неудобном скафандре по холодным туннелям на безлюдной планете, куда нас затащил неведомо какой «Интеллект». Отец обнял меня.
– Извини, сынок. Я надеюсь, что все закончится хорошо.
Мы некоторое время простояли молча. Несмотря на то, что шлем очень мешал, я крепко прижимался к его холодному и шершавому скафандру, пытаясь почувствовать его тепло. Папа похлопал перчаткой по шлему моего скафандра и пошел направо. Я, не говоря ни слова, медленно поплелся за ним.
Минут через двадцать позади нас послышался какой-то свистящий шум и звуки работающего электрического мотора, а через несколько секунд из-за поворота, светя фарами, на нас вылетел огромный грузовик. Я уже не смог бы рассказать вам эту историю, если бы отец в последнюю секунду не оттащил меня к стене, схватив за рукав скафандра. Странного вида грузовик пронесся мимо, совершенно не отреагировав на нас.
Карим был самым общительным из их троицы, и ему выпала главная задача разговорить служащего и отвлечь его, чтобы Чан мог подлить серум ему в напиток. Служащего звали Тобиас, а его младший брат как раз стажировался в их подразделении. Петру удалось узнать через сети о привычках и интересах Тобиаса, и теперь юноши были полностью экипированы необходимой информацией, чтобы завоевать доверие служащего.
– Простите, можно к вам подсесть? – начал Карим. – У нашего друга Петра сегодня день рождения, и мы пришли сюда отметить, а свободных мест больше нет.
– Да, пожалуйста, – дружелюбно ответил Тобиас. – Устраивайтесь за мой столик, я все равно скоро собирался уходить.
– Не беспокойтесь, вы нам совсем не мешаете, – заволновался Карим. – Мы, стажеры, привыкли постоянно быть в кругу других людей. Нам редко удается оставаться только втроем. Мы дружим с самого детства, вместе учились и вместе проходим стажировку.
– Мой младший брат тоже проходит стажировку и рассказывает много забавных историй.
– А как зовут вашего брата?
– Матиас.
– А мы его знаем! Такой высокий и худой.
– Но не уверены, что он знает нас, – вмешался Чан и наступил Кариму на ногу, давая понять, что пришла пора начинать. – Очень много ребят стажируются, и все занимаются в разное время.
–Да! Очень много! – подтвердил Карим, широко разведя руки.
Этим жестом он словно случайно сбил свой стакан, и напиток пролился на стол, попав Тобиасу на брюки.
Служащий поднялся и стал вытирать розоватую жидкость со своего бледно-голубого костюма. В это время Карим заслонил собой Тобиаса и, усердно извиняясь, старался помочь ему вытереть рубашку и брюки, а Чан смог влить служащему в стакан «серум разговорчивости». Когда вытерли стол и ребята, успокоившись, расселись, Тобиас сделал пару глотков из своего стакана. Действие серума не заставило себя ждать.
– Вы мне не поверите, – начал он, – я работаю на очень секретной работе.
Тобиаса просто распирало рассказать кому-нибудь о том, что сидело в его мыслях целый день.
– Да ну! И на какой же? – Карим сделал вид, что не верит служащему.
– Мы обслуживаем подготовку людей к выходу на поверхность.
– Да не может быть! Никто не выходит на поверхность просто так. Только исследовательские экспедиции, но о них объявляют заранее.
– Это чистая правда! Но не вся. Выходы происходят каждые полгода. Мне нельзя никому об этом рассказывать, но вы такие славные ребята, и мне так хочется с вами поделиться. Но чур под строжайшим секретом.
– Да, расскажите… Мы никому не передадим.
Чем больше служащий охраны пил напиток с серумом, тем разговорчивей и податливей он становился. Вопросы сыпались на него, как осенние яблоки, и он заговорщическим тоном отвечал на все.
Так ребята получили информацию о том, через какой именно люк будет выходить экспедиция, и узнали точное время его открытия. Также выяснили, что это будет группа из троих художников, которые должны на основе естественных лунных ландшафтов нарисовать их художественную версию по специальному заказу миссис Гаммы. Они расспросили, где именно группа будет надевать скафандры и получили доступ к их номерам. Петру удалось даже снял копию с индивидуальной карты служащего. Таким образом, ребята смогут проникнуть в помещение для переодевания и поменяться местами с художниками. Сам факт того, что именно художники должны выйти на поверхность, был юношам на руку. От них не требовалось специальных знаний и подготовки, а лица в скафандрах все равно не видны.
Перед Чаном стояла более сложная задача: как сделать так, чтобы художники отказались от их плана и поменялись одеждой? Ребята ведь не могли заставить их выпить серум, а также вколоть какой-нибудь препарат. Никакое решение не приходило Чану в голову, а время поджимало. Карим предложил идею с газом, но как его запустить, не отравившись самим? К тому же травить никого было нельзя. Нужно, чтобы художники сами захотели поменяться с ними. И вот наконец Чана осенило: «пугливый газ» – его можно будет подмешать в баллоны с кислородом. Как только художники наденут скафандры, воздух начнет поступать, они страшно испугаются всего окружающего и захотят вылезти из них.
План был отличный, и Чану даже удалось создать такой газ, который он испробовал на Кариме. Они закрыли его в комнате и дали ему пару раз вдохнуть. Бедный парень затрясся от страха, стал бояться подушки, лампы и даже собственных конечностей. Он кричал и метался, а под конец забрался под кровать, в самый темный угол, где и пережидал окончание действия газа. Что еще больше порадовало ребят, так это то, что Карим потом даже не мог вспомнить, что с ним происходило. Утром он объявил, что серум не сработал, чем сильно рассмешил своих друзей.
И вот долгожданный день наступил. Сегодня они должны будут увидеть солнце.
Отец еще раз протестировал качество воздуха и разрешил мне снять скафандр. Свой он тоже снял, мы смогли отключить наши рации и свободно разговаривать. Папа предложил вернуться за раздвижную дверь и оставить скафандры там, взяв с собой только приборы и самое необходимое. Мы стали ждать другой грузовик.
В этот раз мы были готовы его встретить и немного на нем покататься. Отец перебежал на другую сторону, держа в руке тонкую леску, другой конец которой был привязан ко мне. И вот мы услышали шум приближающегося грузовика. По отмашке папы мы что есть сил побежали вперед. Грузовик подхватил нас и, оторвав от земли, бросил на свои борта. Мы были к этому готовы и, вовремя выставив руки и опираясь на них, забрались наверх. Оседлав грузовик, мы поехали навстречу неизвестности. Нам нужно было узнать как можно больше об этом месте, чем мы и занялись таким вот необычным способом – запрыгиванием на быстро едущие машины.
Грузовик тем временем, не замечая пассажиров, продолжал свой путь. Прошло еще минут двадцать или тридцать. За время поездки я привык к нашему средству передвижения и чуть не задремал, но вот скорость движения стала уменьшаться, и тут нас захлестнул резкий запах отходов. Грузовик остановился, верхняя панель стала постепенно отъезжать. Мы спрыгнули вниз, где нас чуть не завалило потоком мусорных мешков, вывалившихся из грузовика.
Перед нами было громадное помещение, полностью заваленное мусором. В конце светилась решетка, похожая на печь, где все это должно было сгорать, но почему-то мешки туда не попадали. Не обратив особого внимания на это, мы очень обрадовались, что в том мире, куда мы попали, живут люди или хотя бы другие разумные существа, создающие мусор.
Мусор! Я никогда бы раньше не подумал, что мы так обрадуемся отходам! Разорвав первый попавшийся мешок, мы вывалили его содержание. Там была еда. Человеческая еда! Макароны, нетронутый стейк, похоже, из искусственного мяса, какой-то коричневый соус, тряпки и обертки от продуктов с надписью на общеземном языке.
Ура! Здесь живут люди с Земли, и нам скорее нужно к ним!
При виде продуктов страшно захотелось есть. Отец вскрыл еще один мешок – очень большой и продолговатый, но тут же его отбросил, развернув разрезом вниз. Он заспешил к грузовику, который начал медленно двигаться по окружности, разворачиваясь и направляясь в обратный путь. Мы снова взобрались на крышу того, что должно было быть кабиной, и пристегнули себя к скобам, чтобы не свалиться в случае резких поворотов. Кабины как таковой не существовало, и транспорт ехал сам по себе.
Ветер колыхал мои волосы, сдувая остатки смрада от мусорной кучи. Создавалось впечатление, что мы летим на гигантской пчеле, которая не переставая жужжала своим электромотором. Нам приходилось постоянно пригибаться, чтобы не врезаться в стыки панелей потолка туннеля.
Таким образом мы проехали около двадцати или тридцати минут. Я уже очень устал держаться за грузовик и постоянно пригибаться, поэтому просто распластался на крыше. Закрыв глаза, я попытался заснуть, но из-за сильного чувства голода не смог, ведь мы не ели с самого утра.
Постепенно туннель стал разветвляться на разные рукава, которые, пролетая мимо нас, уходили в темноту. Грузовик снизил скорость, и перед нами открылась довольно широкая улица, по обеим сторонам которой были выдолблены коридоры на равном расстоянии друг от друга. Тут навстречу проехал еще один такой же грузовик. Наш же на очень маленькой скорости завернул в один из коридоров, в конце которого мы увидели круглый двор. Он слабо освещался, но все равно было видно, что по его окружности располагаются двери в нормальный человеческий рост. Снова послышался жужжащий звук, и фонарик отца выхватил силуэт робота на таких же гусеницах, как у грузовика. По наличию четырех рук и швабры с тряпкой в одной из них мы поняли, что это робот-уборщик. Он направлялся к темной массе недалеко от двери, а две другие его руки уже раскручивали мусорный мешок. Папа на секунду навел фонарик на массу и тут же отдернул, но я все равно успел заметить человеческую фигуру. Мы поспешили прочь из этого двора и вошли в следующий. Все выглядело точно так же. На протяжении всей улицы, как пузыри воздуха на трубочке в стакане газированной воды, находились круглые дворы с квартирами по периметру. И в каждом дворе лежало по одной, две или даже три фигуры.
Папа присел передо мной на корточки и, обняв меня, сказал:
– Сынок, тебе уже почти 13 лет, и я уверен, что ты крепкий мальчик и стойко примешь то, что хочу тебе сказать. Хорошая новость заключается в том, что эти существа на Земле, точнее на Луне, такие же люди, как и мы. А плохая новость в том…
Я не мог больше изображать послушного сына и перебил его:
– Папа, они мертвые?! Да? Я сразу об этом догадался, и ничего в этом нет такого. Я ведь уже не ребенок, – убеждал я отца.
Папа обнял меня и поцеловал в макушку:
– Сынок, я просто боялся такой же реакции, как и тогда…
Но я снова перебил его и запальчиво сказал:
– Ты имеешь в виду, когда не стало мамы? Но, во-первых, это была мама, а эти люди чужие, и я никогда их не знал. А во-вторых, я уже большой и могу вынести все неприятности!
– Сынуля, я так горжусь тобой! – сказал папа и снова прижал меня к себе.
Мы вошли в первую попавшуюся квартиру и сразу попали на кухню. Там робот убирал со стола, выбрасывал в мусор нетронутую еду с тарелок и складывал посуду в посудомойку.
Так хотелось есть! Мы выхватили из-под носа у робота пару тарелок, цапнули со стола по ложке и вышли.
– Подожди!
О проекте
О подписке